У послевоенных бэби-бумеров было счастливое детство. Все, от последнего горемыки до бравого военного, радовались видя как новое прорастает. Поэтому об горе войны мы не знали. Хоть и в окопы залезали еще дошкольниками и снаряды находили... Бедность была, неустроенность, но мир-дружба казались вечными. Позже, Леонида Ильича одобряли, как борца за мир. А войны оказывалась где-то в другом месте, либо в другое - давнее уже - время.
С реальной кровью Киев столкнулся в феврале 2014, когда Майдан прогнал Витю-зека... Тогда я привык поутру (а там вечер - на десяток часовых поясов жизнь закинула) смотреть по интернету, что за день стряслось. А как 1-го марта сайты открыл: оп-па, разрешить вводить войска российские! Это ж ВОЙНА - государственное решение и обратного хода тут не остается...
Уж годы прошли и тише (или привычнее?) вроде-бы стало, но как проснусь среди ночи - или танки грохочут, или белесый немец улыбается, или Коля играет-догорает… Чтоб заснуть пробовал напевать разное - страну огромную, степом-степом, или Киев бомбили - не помогает. И эти рассказики не помогут. Война - это надолго, а ее отзвуки остаются в памяти человека и народа навсегда...
Ахтунг! Панцирен! На точку всегда было неохота ехать: весной - пылища, как афганец задует, летом - жара из Кара-Кума, осенью - ни дынь, ни винограда (что с базара не привези, личный состав пережует за день), а зимой - северный ветер. Вертелся там здоровенный локатор, сидели 5-6 солдатиков, да сержант. Начальник станции был на точке дня 3-4 в неделю, остальное время по очереди сидели батальонный комсомолец да пиджак-двухгодичник.
Дел никаких, полная свобода - спи или читай, только пару раз в сутки по телефону доложись и никто тебе голову не морочит - техника чужая, солдатикам деться некуда... Но был и недостаток - учебные полигоны рядом. Это два раза в неделю полеты: то низколетящие, то с пикированием, а то и отбомбятся... Еще 1-2 раза приезжали мотострелки: то БМП, то танки, а иногда стрельбы. Но для солдат даже этот шум в радость.
Особенно сильно возбуждался наш моторист Рахим - чуть заслышав гул в небе или рокот колонны по степи бросал дела и бежал ко мне, на кухню, к дежурному оператору с веселыми криками: “Ахтунг! Панцирен!”. Или без “Панцирен!”, если полеты начинались. Так он и носился с криками по точке пока грозный, непарадный гул не стихал где-то. Это даже не веселье было, а какое-то напряжение, боевой задор, отзвук войны... Как ученье заканчивалось, Рахим уныло брел к капониру, где монотонно тарахтел его дизель. Мирная жизнь его угнетала, как меня приводил в уныние этот гул реальной войны.
Синий галстук. В пионерские годы был я юным железнодорожником и три лета повел на узкоколейке осваивая стрелки, сигнализацию и подвижной состав - сначала должности в поездной бригаде, а потом и паровоз-тепловоз. Но в машинисты тепловозные (перспектива хорошей взрослой работы) я не стремился, меня любая техника увлекала. На втором году уже на паровозе обжился и был там “в авторитете”. А как-то на планерке наш инструктор Сева (его фамилию лет 60 уже помню) опять назначил меня начальником поезда. Обидеться не успел, как он говорит нам: “Будет делегация старых немецких коммунистов - надо аккуратно там”. Доверие однако.
На втором рейсе появилась эта делегация, Люська-проводница проверила билеты, а я повел их по вагону. Впереди тощий белесый дядька в серой куртке-тельмановке. Улыбается, что-то говорит по немецки (а переводчик далеко, проход же узкий) и синий галстук, поверх красного, положенного по форме, мне повязывает… Так и проездил всю 4-часовую смену на шею поглядывая; вся бригада (проводники, ревизор, обер-кондуктор) тоже поглядывала как-то с интересом и опаской.
После смены стайка юных железнодорожников направилась через парк к трамвайным путям - по домам или за мороженым, если лишние 10 коп. у кого оставались. Натурально, галстуки сразу-ж снимали, а я дотронуться до своих двух как-то долго не мог - какое-то чувство недоумения было: оно-ж немецкое, но и награда же... Держался позади, а за последними деревьями парка снял оба галстука и сунул в разные карманы: красный - где копейки на билет (мороженое), а синий - в пустой чтоб к нему не притрагиваться. Галстук этот долго потом за десятком книжек на этажерке пылился, им перед пацанами не хвастал - хоть другого импорта ни у кого не было. Что-то вражеское чувствовал в нем...
“Не хватыло Коли карасины”. Совсем детское понимание о войне осталось у меня от первых зимних поездок на Сталинку в автобусе ЗиС. Часто на последнем сидении грелся Коля-Корчеватский, в телогрейке поверх майки, без шапки на стриженой голове, с ухмылкой на худом лице. Кондукторши не трогали божьего человека, а работницы кондфабрики после смены угощали его еще теплыми конфетками. Коля не попрошайничал, но чтоб отблагодарить пел чего-нибудь.
За десяток следующих лет я слышал несколько песен, но тогда гвоздем его репертуара был антифашистский текст на родном мне суржике:
"Не хватыло Коли карасины
И пойихав вин по карасин..."
На пути нашего искателя карасины встретились немцы, “аусвайс вони його спросыли” жалосливо выводил солист и галдеж в автобусе затихал. В 48-50-м годах такое помнили все. Ввиду отсутствия нужной бумаги “карасиной Колю облили”, т. е. финал приближался.
Но мы уже должны выходить. Вот автобус ЗИС рычит отъезжая от нашей остановки Колодязь, я на узкой тропке в снегу, держусь за подол мамкиного пальто. А от дороги доносится пронзительное "Тило в синьой майки догорало - и тада дакумента знайшли"... Это была первая песня, которую вживую слушал, понял и хорошо запомнил. Военная, хоть и без патриотизма.
4/11/2021
ID:
930158
ТИП: Поезія
СТИЛЬОВІ ЖАНРИ: Ліричний
ВИД ТВОРУ: Вірш
ТЕМАТИКА: Філософська лірика
дата надходження: 07.11.2021 06:05:14
© дата внесення змiн: 27.02.2023 00:50:33
автор: Федір Трох
Вкажіть причину вашої скарги
|
