Дельфины! – вот что удерживало меня; и замысел вызрел давно, и желание сесть и всё записать у меня тоже было, и времени сколько угодно, но вот этого одного, последнего, главного слова я всё не находил. Наверное, искал не там – творчество должно быть спонтанным и несознательным, а я ломал голову вполне осознанно, пока не получил привет от великого химика: мне приснились и слово, и образ.
Дельфины! – вот кого они мне напоминали, не так внешним сходством, голосом или повадкой, хотя и тут есть общее, а кое-чем другим, что важнее видимых признаков. Дельфины – стремительные, ловкие, маневренные, любопытные и сообразительные – так не похожи почти на всех, кто делит с ними одну среду. А ведь форма – функция среды, но у дельфинов иные соображения, чуть ли не эстетического порядка; нет, все твари земные и морские прекрасны по-своему, но дельфин – а по большому счету кит – и совсем другой, и самый прекрасный. Он носит особого кроя костюм из кожи, как тюлень, но его тело напоминает скорее рыбу и может достигать немыслимых скоростей. Плавники – в них тоже абсолютная и полная преданность скорости: никаких лучей, зазубрин и прочей рыбьей чепухи. Речь – или то, что нам преподносят ученые как их речь, – вполне язык, в нем есть звук, слог, слово, фраза, абзац и контекст, все уровни организации полноценной речи, образец, по которому и наша речь изготовлена. А еще… – впрочем, уже ясно, что эти обитатели водного мира то ли не от «мира сего» в нём, то ли занимают в нём близкое к божественному положение; пора вернуться к тем, о ком я так давно хотел и все никак не мог рассказать… Спасибо, дельфины!
Признаюсь, я чуть припоздал с этим текстом; будь я расторопнее, я бы предложил прямо сейчас, в половине шестого часа июньского или июльского утра, посмотреть в небо и прислушаться. Но сегодня уже 15 августа, слишком поздно. Стрижи улетели; да, это о них я хотел рассказать, вызвав образ дельфина. Он весьма пригодится: во-первых, стрижи своего рода дельфины воздушного мира, в котором они то ли не от «мира сего», то ли занимают близкое к божественному положение, а во-вторых, рассмотреть стрижа, даже если очень постараться, практически невозможно. Птица эта невелика, хотя куда крупнее воробья, форма и окрас которого известны всем; трудность в другом: стриж слишком стремительно и слишком высоко живет. Только начинает светать, а стрижи внезапно появляются в небе под самыми облаками, как если бы они не поднялись туда, а, напротив, вылетели оттуда. Целый день они носятся в небе, оглашая его пронзительными, совсем дельфиньими криками, забирая иногда такую скорость, что можно скрутить себе шею, пытаясь проследить за каким-нибудь одним. И так до самых сумерек, когда стрижи внезапно исчезают, то ли нырнув обратно в облака, то ли превратившись в летучих мышей, то ли просто слившись с темнеющим воздухом. Нет, невозможно: стриж слишком стремительно и слишком высоко живет и даже, кажется, умирает – тоже высоко и стремительно. Впрочем, начнем теперь с самого начала.
Впервые я понял, что над моей улицей летают вовсе не ласточки, когда один из стрижей потерпел катастрофу. Всей семьей – я, любимая и кот Арчибальд – мы сидели на диване и смотрели какой-то фильм. Вдруг из кухни послышался легкий шум; я кивнул коту, мол, пойди, разберись и доложи. Арчи поспешно спрыгнул с дивана и потрусил на кухню, прижимаясь к полу, как если бы над его головой свистели пули. Поспешность в данном случае не имеет ничего общего с раболепием; Арчибальду было на самом деле любопытно. Я же, зная его повадки, умел обратиться к нему «с упреждением», потому выглядело этот так, как если бы он реагировал на мои слова, хотя на самом деле он следовал своим интересам, а моим словам – лишь от случая к случаю. Итак, кот убежал на кухню, мы вернулись к просмотру и вспомнили об Арчибальде, когда по экрану поползли титры. Теперь уже мы поспешно спрыгнули с дивана и побежали на кухню. А там у холодильника на полу, как-то странно опираясь на раскосые крылья, сидела птица, а чуть поодаль, на безопасном от нее расстоянии, возлежал кот, уставившись на птицу своими огромными желтыми глазами со зрачками, сейчас распахнутыми во всю радужку от возбуждения. Птица посмотрела на меня – у нее, довольно некрупной, оказались большие черные пронзительные глаза, упрятанные под суровые кавказские брови; ни дать ни взять орел, только очень маленький.
Это и был стриж; он, видимо, ошибся в расчетах и влетел сквозь балкон к нам в кухню. Тогда, помнится, я был такой самовлюбленный болван (зачеркнуто) сердобольный любитель природы, что не стал его долго рассматривать, только понял, что птица, как ласточка, взлететь с земли не может, но это не ласточка, а наверное… эээ… кто-то другой, ведь ласточка намного меньше и с отливом синеватым; её раздвоенный хвост напоминает фрак какого-нибудь оркестранта, – и на том я со стрижом и расстался. Взял его – а он даже не пытался улететь, только крикнул что-то оглушительно, словно скомандовал, распахнув неожиданно огромный рот, – взял его и отпустил с балкона в небо, слегка подтолкнув вверх, а он моментально оказался едва видимой точкой в облаках, как будто я запустил его туда мощной катапультой. Порывшись в Малой советской энциклопедии и «Жизни животных», мы с Арчибальдом наугад определили потерпевшего катастрофу как чёрного стрижа, а потом еще долго вспоминали тот случай – и необычный визит птицы, и достойное поведение принимающей стороны.
Прошло двадцать лет. Чуть более осведомленный о киевских обитателях земли и неба, я научился различать деревья, насекомых и птиц, а еще – интересоваться. Теперь я уже жду, когда в небе появятся стрижи, – мне примерно известно время их прилета, а если стрижей нет или прилетает мало, я и это замечу. Если год для них удачный, пищи много, а пути из Африки безопасны, – я тоже буду об этом знать, оценив на глаз, сколько их расчерчивает небо над моей улицей самым невероятным образом. Если бы я так не припоздал с этим текстом, вы бы сейчас и в любой момент светового дня тоже могли бы оценить летные характеристики и тактико-технические данные стрижиных эскадрилий. Между прочим, черный стриж, Apus apus, - самая быстрая птица в небе; если соколы в свободном падении разгоняются чуть ли не до 300 км/ч, то стриж с легкостью, одной только силой крыльев и воли летит по прямой под 120 километров час! И так он может летать бесконечно долго, он даже пьёт в полете, зачерпывая клювом воду с поверхности водоёмов, и пищу принимает в полете – это называется «воздушное траление»: распахнув свой действительно большой рот, стриж пролетает сквозь тучи насекомых, танцующих в воздухе. Я не зря упомянул дельфинов, сиречь китов: как огромные и тяжелые киты тралят в океане криль, так и стрижи, маленькие и ловкие, охотятся в небе. При этом клюв стрижа (а вытянутые челюсти дельфинов тоже называют клювом!) – клюв стрижа совсем небольшой; он напоминает оружие и выдает птицу хищную и насекомоядную, эдакого орла, поедателя жесткокрылых, но стриж им почти не пользуется для умерщвления и разделки добычи, как например, сорокопут, еще именуемый «мясником» (Lanius). Хищный по строению, как дельфин, он охотится на добычу, как голубой кит и промысловый рыбак-человек, и для этого его маленький клюв устроен так, чтобы распахиваться неожиданно широко – как челюсти кита, как трал человека.
А как громко он вопит этим ртом! – да, прошло двадцать лет с нашего знакомства, и на моем балконе вновь оказался стриж. Я высвободил его из тенет занавески и принялся рассматривать, а он принялся на меня повелительно орать, распахивая рот так, как если бы собирался меня проглотить. При этом он пребольно впился в мою ладонь когтями длинных пальцев с такой силой, что я сразу понял, как это живущий по соседству стриж попадает к себе домой. Он устроил гнездо, а точнее, нору, в плите, которая служит полом балкона. При этом вход-выход норы смотрит вниз; я несколько раз наблюдал, как мой сосед, бросившись из-под облаков в изящном пике, круто менял направление, поднимался под эту плиту, тут же снижал скорость чуть ли не до нуля и переворачивался вверх тормашками, чтобы моментально исчезнуть в своей норе непостижимым для меня образом. Теперь, когда когти стрижа прокололи мне кожу, я понял, что стриж, на малую долю секунды зависнув вниз головой под входом в свой дом, хватался за что придется когтями и лапами втягивал себя в нору.
Крики стрижей, тоже напоминающие язык дельфинов, только в слышимом для нас спектре, тоже довольно непростое явление. Это не просто покричать, это – коммуникация, разговор, координация. Я уже и сам замечал, что стрижи не только «воздушно тралят», но и устраивают аэро-шоу, целыми группами имитируя воздушный бой, отчетливо делясь на ведущего и ведомого и преследуя другие такие же пары или каких-то пернатых бедолаг, оказавшихся по недоразумению на полигоне стрижей. Зрелище фантастическое и довольно шумное, даже заслужившее научное название: «screaming party» (буквально «визжащая вечеринка») я перевожу для себя как «вересклива вечірка» (дань восхищения Виктору Морозову). Стрижи носятся довольно крупными группами, придерживаясь исключительно фигур высшего пилотажа, и вопят при этом, как тысяча самых скандальных ведьм Министерства магии (дань восхищения Джей Кей Роулинг). Помимо общения, это и борьба за партнеров для спаривания (хотя до настоящего рестлинга не доходит), и боевая подготовка: орнитологи утверждают, что парочка стрижей легко доведет какого-то зарвавшегося голубя или другого крупного пернатого до болезненного и даже травмирующего крушения о подходящую стену. Впрочем, обо всем этом немало написано – Википедия и Гугл в помощь, там есть и потрясающие факты (стриж спит в полете со скоростью 40-60 км/ч), и невероятные теории (стрижи и размножаются в полете). Но в целом птица остается малоизученной и во многом непонятной: и высоко, и быстро, и так красиво, что засмотришься и перейдешь к любованию ею и к придумыванию о ней легенд…
Да, так вот, прошло двадцать лет. Арчибальда давно уже нет, и все мои ботанические и зоологические изыскания я провожу либо сам, либо с младшим. И вот шли мы с ним недавно по Киеву и нашли стрижа. Он был мертв. Это печальное обстоятельство дало мне возможность впервые его рассмотреть; стриж не рвался обратно в небо и не поторапливал меня повелительными окриками. Да, вне всяких сомнений, это был потрясающий летный снаряд; маленькая заостренная голова с небольшим клювом – закрытый, он превращается в нос боевого самолета; веретенообразное тело цельное и литое, как у дельфина (отсылаю вас к Катаеву, «Разбитая жизнь, или Рог Оберона», глава «Дельфин»), оно все покрыто маленькими аккуратными перьями, совсем непохожими на те, из которых состряпаны облаченья голубей и ворон; это скорее чешуя, приспособленная ко всем законам аэродинамики. Хвост лишь слепой или равнодушный может спутать с ласточкиным: у той за спиной развеваются фалды фрачной пары, а у стрижа – аккуратная вилочка, рули высоты, никаких излишеств, только управление полетом. И крылья! – тут следует вспомнить плавники дельфина, а еще – отдать третью дань восхищения, на этот раз – украинскому языку и тому украинскому Адаму, который нарек стрижа «серпокрилець». И в самом деле, его крылья напоминаю два серпа; если кто-нибудь держал в руках эти кованые, отливающие синевой опасные предметы, тот легко себе представит стрижиные крылья. А если кто пользовался серпом, тот поймет, в какое оружие превращается серп, закрепленный на шесте, и как легко и безжалостно полосуют и рассекают воздух стрижи, предаваясь боевым занятиям в составе «верескливих вечірок» или «воздушному тралению»…
Я смотрел на застывшие серпики и мутноватые полуприкрытые глаза и вспоминал, как гневно и властно живые стрижи сверлили меня взглядом, как повелительно меня окрикивали. Больно было мне видеть эти глаза навсегда померкшими, но какое-то иной чувство вытесняло боль и сожаление. Стриж лежал на асфальте, он был несомненно мертв; но его крылья, голова и все его тельце застыли в положении полета. Он не разбился о землю при падении – и все в нем убеждало, что стриж и рождается, и живет, и умирает в полете, а скорбеть над тем, кто так живет и умирает, недостойно его памяти. Восхищение – вот какую дань он заслуживает, живой или мертвый…
Восхищение!
15.08.2019
Кому фотографий, прошу сюда: https://www.facebook.com/MSFedorchenko/posts/1249809945197673
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=845125
Рубрика: Лирика
дата надходження 15.08.2019
автор: Максим Тарасівський