Ванечка. Часть 2.

   Хмурые  рассветы  этой  дождливой  осени  не  нравились  Ванечке.  Постоянно  хотелось  спать  и  болела  нога.    Отец  обещал  отвезти  его  в  город,  но  вечером  объявил,  что  будет  занят,  потом  занервничал,  уронил  чашку,  схватил  полотенце  и,  скрутив  его  в  жгут,  несколько  раз  ударил  им  по  столу,  а  потом  зашвырнул  его  в  угол  и  выскочил  из  дома.  Бабуля  вскидывала  руки,  пытаясь  что-то  сказать,  но  потом  просто  стояла  и  смотрела  испуганно  на  отца  и  резко  отпрянула  в  сторону,  когда  он  метнулся  к  двери.  Все  тихо  разошлись  по  своим  комнатам,  дед  даже  не  пришел  к  Ванечке  перед  сном.  
   В  комнате  было  холодно  и  тихо.  Ванечка  посмотрел  на  будильник.  "Шесть...  Форточку  надо  закрыть...  Опять  пропустил  занятия...завтра  среда.  Надо  позвонить."  Потянулся  за  костылями,  но  их  не  оказалось  на  месте.  Сел  на  кровати  и  стал  искать  их  глазами,  вспоминая  кто  мог  их  переставить  и  куда.  Подтянулся,  опершись  на  спинку  стула,  и  пошел  к  двери,  двигая  стул,  потом  переставляя  ноги.  Несколько  раз  чуть  не  упал,  но  добрался  до  кухни.  Чайник  на  столе  стоял  холодный.  Посуда  не  убрана  с  вечера.  Обычно  бабуля  вставала  рано  и  успевала  к  этому  времени  приготовить  завтрак,  но  не  сегодня.  
 -  Ба!  Деда!  Пап!  -  ни  звука  в  ответ.  Он  потянулся  к  телефону.  -  Здравствуйте,  а  папа  на  работе?  А  когда  приедет?  Куда?!!  Когда  уехал?!!  Да,  спасибо,  я  понял...  понял,  что  завтра...
   Уехал  в  город.  Без  него...  что-то  случилось...  Было  немного  обидно,  ведь  мог  бы  хоть  что-то  объяснить.  Хлопнула  калитка.  Ванечка  отдернул  занавеску  и  увидел,  что  к  дому  спешат  бабуля  с  дедом.
   -  Ой,  проснулся...  -  поцеловала  поспешно  его  в  лоб  и  стала  мыть  руки,  стараясь  не  смотреть  в  лицо  внуку.  -  Вань,  беда  у  нас...  -  села  напротив,  дергая  край  полотенца.  -  Ну  что  стоишь,  ставь  чайник,  отец...  там,  в  шкафчике,  печенье,  потом  готовить  буду,  давай  уже  решим  что  делать  будем,  кусок  в  рот  не  лезет...  Беда  с  непутевой  этой,  Светкой,  заболела  она...  Побил  сожитель...  сильно...  в  город  забрали.  Сережа  повез  со  скорой.  Боюсь,  что...-  губы  задрожали,  задергались  и  слезы  потекли  по  щекам.  -  Вот...  были  всю  ночь  в  больнице,  спрашивали    у  врача...  сказал  ничего  не  могут  сделать...  чуда  ждать  не  стоит...  а  там  же  трое!..-  и  зарыдала,  прижимая  полотенце.
 -  В  общем  так,  Риту  с  пацанами  мы  заберем,  будут  с  нами    пока  твой  отец  не  решит  что  дальше  делать.  Дочь-то  ему  отдадут,  а  вот  пацанов...  она  их  записывала  на  отцов,  что  там  они  запоют  известно,  кому  дети  нужны...  развели,  понимаешь...  Ладно,  мать,  всё!  Хватит  слезы  лить.  Тяжело  нам  будет,  а  особенно  тебе,  Вань,  те  еще  детишки...  малявка  пиво  пьёт,  кому  сказать!  Одиннадцать  лет!  Зарраза!  
 -  Не  знаю...  не  лежит  сердце  у  меня  к  ней,  хоть  убей,  не  лежит,  чужая  она  всегда  была,  брата  не  признавала,  как  же  так!  А  теперь...  не  знаю...  и  жалко,  а  душа  противится,  прямо  каторга!  Может  как-то  можно  ,  чтобы  не  к  нам...
 -  Что  ты  такое  городишь,  как  можно  иначе?!!  Дети!!!  У  нас  детдома  нет,  это  только  в  район,  а  Сережка  что  скажет?  Он  же  и  кошку  подберет...  а  тут  дочка,  да  еще  эти...  Нет,  мать,  туго  нам  будет.  Но  надо...
   Ванечка  смотрел  испуганно  на  бабулю  и  жевал  печенье  за  печеньем,  поперхнулся,  закашлялся  и  все  встрепенулись,  забегали  вокруг  него,  дед  схватил  графин  с  водой  и  плеснул  в  чашку,  разлив  почти  половину.  Вода  потекла  к  краю  стола  и  с  тихим  шорохом  стекала  на  упавшую  газету.  Хлопали  по  спине,  а  Ванечка  кашлял  и  кашлял...

   Отец  вернулся  через  два  дня  к  обеду.  Посеревшее  лицо  ,  нахмуренные  брови,  смотрел  на  всех  пристально,  будто  вызывая  на  спор.  Поэтому  вся  семья  старалась  не  смотреть  ему  в  глаза.  Закрылся  у  себя  в  комнате  и  не  выходил  до  вечера.  Перед  сном  пришел  к  Ванечке  и  тронул  его  за  плечо.
 -  Вань,  не  спишь?..  Ну  ты  уже  всё  знаешь...  Я  тут  решил  для  себя,  только  вот  тебя  не  спрашиваю...  но  всё  равно...  бабуля  Риту  не  хочет,  знаешь,  а  я  отец  ей,  так  вот...  неправильно    дочь  бросать.  А  там  же  еще...  эти...  с  ними  тоже...  как  я  могу  её  взять,  а  пацанов  куда?  И  другое  -  страшно  мне...  кабы  не  знал  куда  лезу,  не  боялся  бы,  а  знаю...  дикие  они,  непутевые,  как  мать  ихняя.  Вот.  
 -  Пап,  как  скажешь.  Я  понимаю.  И  бабуля,  она  тоже  понимает.  И  ей  страшно.  И  где  они  тут  будут,  это  тоже...  Только  я  с  тобой.  Надо,  значит  будут...  и  Рита  .  Я  потерплю.  Бабулю  жалко...  она  очень  боится  их.  Но  всё  равно,  как  скажешь.

     Стол  был  накрыт.  Только  праздника  не  ощущалось.  Да  еще  ветер  сумасшедший  с  утра  бил  в  рамы,  будто  грозился  распахнуть  заклеенные  к  зиме  окна,  и  гудел  в  трубе.  Печка  потрескивала  испуганно,  стреляя  из  поддувала  угольками,  потому  к  дверце  подставили  старый  лист  от  духовки  с  высокими  бортиками,  чтобы  ,  "не  приведи,  Господи,  не  загореться..."  Ванечка  сидел  у  окна  и  ждал.  Дед  вышел  на  порог  к  соседу  и  что-то  грустно  ему  говорил.  Сосед  курил  папиросу  и  ковырял  стену  резиновым  сапогом.  Бабуля  хлопотала  у  печки  и  поглядывала  на  Ванечку,  на  деда  за  окном,  вздыхала.  Телефонный  звонок  прозвучал  резко,  настойчиво.  Дед  метнулся  в  дом,  схватил  трубку.
 -  Да!  Добренько,  давай...  Мать!  Петрович  будет  с  минуты  на  минуту...  Не  один.  Может  и  к  лучшему.  А  то  тоска  берет,  как  подумаю,  что  тебя  оставлять  с  этим  цирком...  Хоть  не  едь...  Ладно  ,  как-то  будет...  О!..  ведет...  Ладно,  Вань,  лица  приветливее,  мать,  да  не  разводи  сырость,  ну!  давай,  улыбнись...-  обнял  жену  и  прижал  её  голову  к  своей  щеке.
 -  Вот,  встречайте!-  отец  занес  сумки,  бросил  у  двери.  -  Давайте,  заходите,  я  заберу  остальное...
   Рита  вошла  в  дом  с  ухмылкой  и  насмешливо  огляделась.  Мальчишки  ,  девяти  и  семи  лет,  испуганно  топтались  на  коврике,  стянули  с  голов  шапки,  уши  у  них  были  красные,  глаза  смотрели  жалобно  и  казалось,  что  они  сейчас  заревут.  Отец  вбежал  с  еще  двумя  сумками  и  подтолкнул  мальцов  "Давайте,  раздевайтесь,  в  доме  тепло..."  Не  разуваясь,  Рита  прошла  по  кухне,  стараясь  не  смотреть  на  стол,  уставленный  тарелками  с  едой,  заглянула  в  комнаты.  
 -  Хорошо  живете,  -  подняла  на  Ванечку  холодные  глаза.  -  Помнишь  меня?  Я  вот  тоже  помню...  Комната  моя  где?  -  это  "ГДЕ?"  прозвучало  как  вызов.  Дед  повернулся  к  жене  и  поднял  брови,  мол,  молчи.  
 -  Обувь  сними.  Сначала  поздороваться  нужно.
 -    Здрасте,  -  одновременно  тихо  выпалили  мальчишки.
 -  Комната  моя  где?  -  насмешливо  повторила  Рита.  
 -  Там...  -  отец  показал  рукой,  подошёл  к  дочери,  взял  за  локоть,  завел  и  закрыл  за  собой  дверь.  Через  секунду  прозвучала  громкая  пощечина.  И  тишина.  Дверь  открылась,  вышел  отец.  -  Так,  руки  мыть  ,  за  стол...  Мам,  я  тут  вещи  привез...  всех...  потом  разберем.  Давайте,  смелее,  чего  возитесь,  идите  к  Ване  садитесь,  знакомьтесь...  я  сейчас.  Зашел  в  комнату  к  Рите,  закрыл  дверь.  Бабуля  стояла  и  смотрела  на  деда.
 -  Мать,  ты  садись,  вон  у  нас  мужиков  сколько  стало,  помощь  тебе  будет  с  дровами,  воду  носить  будут,  смотри  какие  выросли.  Вань,  давай  помоги  освоится...  жить  как-никак  вместе...-  и  осекся.
 -  Тарелки  вот,  ребята...  Тебя  как  зовут?
 -  Я  Лёнька...  а  он  Толик...
 -  А  Толик  сам  может  говорить?
 -  Он  плачет...  часто...  как  говорить  начинает  так  и  плачет...  ему  сказали,  что  вы  его  не  хотите...  и  меня...  и  Ритку...  вот  он  и  плачет.  Как  мамка  упала  он  испугался...  и  когда  милиционер  пришёл,  тоже  испугался.  Он  теперь  всего  боится  и  плачет.  
   Толик  и  правда  плакал...  все  испуганно  посмотрели  на  него,  а  потом  бабуля  засмеялась,  потом  дед,  Ванечка,  следом  Лёнька,  Толик  сильнее  заплакал.  А  после  стал  смеяться  вместе  со  всеми.  Плакал,  размазывая  сопли  и  слезы  по  щекам,  и  хохотал  все  веселее  и  веселее.
   Дверь  открылась,  в  комнату  ввалился  Петрович  с  высоким    худым  парнем,  который  осторожно  наклонялся,  переступая  порог,    стараясь  не  зацепить  вещи  на  вешалке,  отпрянул  от  радио  ,  теребил  шапку  в  руках  и  шарахался  от  всего,  как  будто  боялся  своих  длинных  рук,  ног,  больших  ушей,  пригибался  с  опаской  и  глядел  на  потолок  -  не  зацепить  бы  чего.
 -  Ого!  Гляди,  Дим,  видишь  ,  люди  веселятся,  не  то,  что  мы,  -  протянул  руку  деду  ,  шепнул  что-то  на  ухо.
 -  Вы  тут  давайте,  ребята,  угощайтесь,  а  я...  мать,  я  на  минуту...-  и  пошли  к  деду  в  комнату.
   Ванечка  сидит  среди  этого  шума  и  улыбается.  И  никакие  они  не  разбойники,  мальчишки  как  мальчишки,  вон  какие  смешные.  Толик  смеется  звонко,  как  колокольчик,  Лёнька  тараторит,  все  рассказывает  что  они  любят  есть,  как  они  в  карты  режутся  и  Лёнька  проигрывает,  как  мамка  им  ситро  покупает,  а  они  кота  пытаются  напоить,  а  кот  чихает  и  царапается,  как  боятся  темноты,  собак,  алкашей,  как  их  Ритка  купает  и    они  греются  возле  печки  ,  смотрят  на  огонь.  Бабуля  смеется  вместе  со  всеми,  ерошит  мальчишкам  волосы,  подкладывает  еду  в  тарелки.  Шум,  хохот,  ложки  тарахтят...  И  уже  совсем  не  страшно.  Все  забыли  о  наглой  и  неприветливой  девчонке,  о  том,  что  у  ребят  не  стало  матери.  А  может  они  не  так  уж  жалеют  о  вечно  пьяной  Светке,  мальчишки  тоже  называли  её  Светкой,  будто  и  не  мать  она  им,  о  попойках,  голодных  вечерах,  холоде  в  доме,  рваных  штанах,  вонючей  постели,  куда  приволакивали  Светку,  бесчувственную,  упитую.  Потом  мужики  тискали  её  и  похабно  смеялись,  выгоняли  мальчишек  из  дому.    Ритка  убегала  к  соседям  раньше  потому,  что  к  ней  начинали  приставать,  а  Светка  отвешивала  ей  пощечины  и  кричала  "Пошла,  шаллава!  Чо  стоишь?  Быстрооооо...я  сказала"  и  смеялась  злым,  мерзким  смехом...  королева  отбросов,  так  её  называла  соседка.
   И  у  Вани  больше  нет  обиды  на  отца,  который  перевернул  их  жизнь  с  ног  на  голову,  и  даже  хочется  чтобы  еще  кто-то  пришёл,  чтобы  было  тесно  в  их  небольшом  доме,  чтобы  все  двери  распахнули,  включили  свет,  радиолу,  чтобы  дед  взял  бабулю  за  руку  и  повел  танцевать.  Как  они  танцуют!  Чтобы  не  уходило  это  ощущение  праздника!  И  вот  уже  отец  вышел  из  своей  комнаты  и  удивленно  улыбается,  и  дед  стоит  в  дверном  проёме  ,  переговариваясь  с  Петровичем  и  подзадоривая  Лёньку,  а  тот  почти  кричит  уже,    рассказывает,  ест,  отвечает  на  вопросы,  хохочет,  размахивает  руками...  А  у  отца  на  кровати  ревёт  Ритка.  Её  худое,  углованое  тело  дрожит  от  горя,  от  одиночества,  от  режущей  детское  сердце  неприкаянности,  от  гордыни,  от  давящей,  невыносимой  тяжести  воздвигнутых  ею  между  собой  и  целым  миром  стен.
.
   

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=814648
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 20.11.2018
автор: АРИНА ЛУГОВСКАЯ