ПОСЛЕДНЯЯ БАБУШКА

Сегодня,  16  сентября,  в  оккупированном  Донецке  (куда  я  не  могу  приехать)  хоронят  мою  последнюю  бабушку.  Евгении  Филипповны  не  стало  вчера.  Ей  было  84  года...  В  то  время,  как  наш  край  раздирала  война,  внутри  нее  тоже  шла  война.  По-своему  -  не  менее  страшная.  «Отмучилась»,  -  говорят  в  таких  случаях...  

Первой  меня  покинула  бабушка  Шура  —  мама  отца.  Я  был  совсем  крохой,  почти  не  помню  ее.  Только  рассказы  о  том,  как  она  специально  приходила  в  наш  двор  «покосить  траву  для  кроликов»,  а  на  самом  деле  —  чтобы  увидится  со  мной  и  сунуть  какой-то  гостинец.
Говорят,  она  была  невероятно  добрым  человеком.  Таких  на  Земле  мало...
Но  онкологии  —  всё-равно...
Когда  бабушка  Шура  уже  была  в  больнице  и  ей  оставалось  совсем  немного,  она  очень  просила,  чтобы  принесли  меня  —  показали.
Я  смутно  помню,  как  меня  подносили  к  окну,  а  она  в  чём-то  белом  (халат?  ночная  рубаха?)  стояла  с  той  стороны  (и  почти  с  ТОЙ  СТОРОНЫ),  прижимала  ладони  к  стеклу  и  что-то  говорила...

Потом  ушла  бабушка  Дина  —  мама  мамы.  Её  я  знал  лучше  других  бабушек.  И  очень  любил.  Она  работала  в  кондитерском  цехе  хлебозавода,  расположенного  на  той  же  улице,  где  жила  наша  семья.  Каждый  раз,  забегая  к  нам,  приносила  потрясающей  вкусноты  пирожки,  пирожные,  рулеты,  крема,  тортики...  Ну,  как  все  в  советское  время  (кто  где  работал,  тот  тем  и  был  богат).  Я  безбожно  объедался  всей  этой  вкуснотищей  и  катастрофически  рос  вширь  (потом,  правда,  похудел).
Она  была  изумительной  хозяйкой  -  постоянно  удивляла  новыми  блюдами,  от  которых  во  время  праздников  ломились  столы.
Мама  часто  вспоминала,  как  по  молодости,  когда  бабушка  держала  хозяйство,  она  говаривала:  «Двое  детей,  трое  свиней!»...
Мы  так  смеялись...
Еще  она  была  травницей  —  собирала  всякие-разные  ромашки-корешки,  делала  лекарства,  отвары.  Малым  я  нередко  купался  в  травах,  парил  ноги  в  них  же,  пил  с  ними  чай...
Компоты,  соленья,  вина,  самогоноваренье,  просто  варенье  —  она  была  ас  во  всём.
Я  проводил  все  летние  каникулы  у  нее  и  деда  Павлика  на  Петровском.  Так  назывался  поселочек  за  шахтой  «Центральная»  в  моем  родном  Димитрове  —  ныне  Мирнограде.  От  поселочка  осталась  всего  одна  улица  (остальные  снесли,  т.к.  были  расположены  слишком  близко  к  террикону).  Развалины,  террикон,  заросли,  поляны,  балка,  камыш,  крыница,  цыгане,  казаки-разбойники,  походы,  прятки,  халабуды.  У  меня  было  потрясающе  детское  детство  с  уличным  привкусом,  кострами,  вольницей.
И  с  бабушкой,  которая  была  строга  к  деду,  к  моим  родителям,  но  точно  не  ко  мне  и  моей  младшей  сестренке  Натке  .
Я  обожал  ее  сказку  про  девочку  Дину,  которая  ехала  с  родителями  через  лес  в  гости  к  бабушке  на  лошадушке  с  повозкой,  полной  гостинцев.  На  них  напали  волки,  но,  в  конце-концов,  всё  закончилось  хорошо.  Годы  спустя  я,  чуть  переделав,  рассказывал  эту  сказку  своим  детям.  
Помню,  как  бабушка  засыпала,  рассказывая,  а  я  открывал  ей  глаза  пальчиками  и  бубнил:  «Ну,  бабушка,  ну,  не  спи...  Ты  ж  недорассказала...»
После  того,  как  похоронили  деда  Павлика,  бабушка  быстро  стала  сдавать.
По  страшной  прихоти  судьбы,  она  лишилась  ноги  (сахарный  диабет).  Дед  Павлик  всю  жизнь  был  без  ноги  (еще  пацаном  потерял  ее  —  поезд  переехал),  бабушка  нередко,  ругаясь  (шумела  на  него  часто  —  по  поводу  и  без),  поминала  эту  его  беду...  И  тут  сама  оказалась  в  таком  же  страшном  положении.
Мама  забрала  ее  к  себе.  Я  в  ту  пору  жил  уже  в  Донецке,  у  меня  была  своя  семья.  Проведывал  родителей  редко.  Мама,  всплакнув,  рассказывала,  что  бабушка  «всех  строит»,  «капризничает»,  «всё  ей  не  так».  Вытребовала  протез,  с  которым  так  и  не  смогла  ходить.  Были  и  другие  «команды».
Баба  Дина,  в  свою  очередь,  жаловалась,  что  ее  все  обижают  (хоть  ей  подносили  всё  на  подносе),  порывалась  вернуться  на  Петровский,  хоть  ухаживать  за  собой  уже  не  могла.
А  потом  ей  отрезали  вторую  ногу.
А  потом  ее  не  стало...
Я  помню,  как  выносил  ее  из  морга  —  такую  маленькую,  но  странно  тяжелую.
Из  Севастополя  приехал  ее  сын  —  мамин  брат  —  дядя  Володя.  А  отпевал  бабушку  его  сын  —  Илья,  ставший  священником.
А  еще  я  помню,  как  плясали  на  моей  свадьбе  бабушка  Дина  и  бабушка  Женя.  Пересматривать  это  теперь  так  тяжело...

Моя  последняя  бабушка  -  Женя  -  ушла  вчера.  Перед  смертью  позвонила  моему  сыну,  Саньке  (своему  правнуку).  Сказала,  что  улетает...
Она  была  сибирячкой,  мамой  моего  тестя,  бабушкой  моей  жены.  И  моей  бабушкой.  Так  же,  как  родители  моей  Оли  стали  и  моими  тоже...
Евгения  Филипповна  прошла  ужас  первого  замужества,  перебралась  маленьким  сыном  Колей  и  своей  мамой  в  Донецк.  Работала  в  шахте,  где  была  ломана-переломана.  Потом  -  в  больнице,  на  лифте.
(Подробно  про  это  можно  почитать  в  рассказе  «Сибирское  Солнышко»,  который  написала  о  ней  моя  жена  Оля).

http://pda.donbass.ua/news/home-and-family/life-story/2010/04/06/sibirskoe-solnyshko.html

Была  из  тех,  о  ком  говорят  -  «генеральша».  Строила  всех,  не  взирая  на  статусы.  Будь  ты  хоть  соседка,  хоть  президент  всея  Вселенная.  Не  очень  хорошая  черта,  но  —  такая  уж  она  была.
Еще  имела  неимоверную  способность  жить  для  других.  Для  сына,  для  единственной  внучки  Олечки.  Потом  для  правнуков  -  Женечки  (да-да,  дочку  мы  назвали  именно  в  честь  нее)  и  Саньки.
Вышла  замуж  за  нелюбимого,  чтобы  потом  оставить  в  наследство  Оле  квартиру.  Ту  самую,  где  я  жил  накануне  нашей  свадьбы  (приютили  после  того,  как  меня  едва  не  убила  язва,  после  чего  в  общагу  уже  не  отпустили).  Ту  самую,  которую  отдала  нам  вскоре  после  рождения  Женечки,  уйдя  жить  к  Олиным  родителям.  Им  всем  было  непросто.  Но  они  терпели.  Чтобы  нам  было  хорошо.
Она  же  разрешила  продать  ту  квартиру,  чтобы  мы  купили  новую  —  более  просторную.  Родители  пособили  деньгами.  И  таки  да  —  купли...
Почти  всё,  что  у  нее  было,  бабушка  Женя  отдавала  самым  любимым  людям.  Сначала  сыну,  потом  внучке,  потом  —  правнукам.
У  нее  был  несладкий  характер,  но  всё  компенсировалась  вот  этой  безумной  любовью  к  самым  младшим  членам  семьи.
В  любой  момент  она  готова  была  прийти  на  помощь.  Без  разговоров  и  вопросов  —  сразу.
...Вскоре  после  начала  войны  на  Донбассе,  началась  война  внутри  бабушки  Жени.  После  неудачной  операции  на  глазу  ей  нарушили  что-то  в  голове.  И  начал  прогрессировать  старческий  маразм.
Она  придумывала  какие-то  ужасы  про  самых  близких  людей,  ей  виделось  то,  чего  нет.  Помутнения  чередовались  с  просветлениями.  Это  было  страшно  и  больно.  И  для  нее,  и  для  всех  нас.
Демоны  рвали  Донбасс  на  куски.  И  демоны  же  издевались  над  бабушкой  Женей,  хороводя  в  ее  голове.  При  этом  лучиком  света,  на  который  она  шла,  пытаясь  вырваться  из  мрака  болезни,  оставались  внуки.  Их  она  никогда  не  ругала,  даже  в  самые  ужасные  моменты  помутнения.  И  никогда  не  забывала.
Я  уверен,  что  там,  где  она  теперь,  бабушка  Женя  обрела  настоящий  покой.
И,  возможно,  она  вместе  моими  бабушками  Шурой  и  Диной  танцует  сейчас  где-то  там  -  в  другом,  лучшем  мире.

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=689095
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 16.09.2016
автор: Андрей Кривцун