Лина Костенко «Берестечко». Часть 4

Лина  Костенко  «Берестечко».  Часть  4

ХАН  ПОЖИМАЛ  ПЛЕЧАМИ  :
                         «Что  ж  ты  злишся?
                         Не  продал  ведь  еще  тебя  в  Стамбул,
                         Ты  лютню  слушай,  может  пригодится,
                           Или  устрой  очередной  свой  перекур…
                           Озяб,  быть  может?  Ни  к  чему  условности,
                           Ты  кайф  лови!  И  оттянись  в  раю!
                           Быть  может,  египянку  очень  хочеш  ты,
                           А,  может,  потянуло  на  свою?
                           Тогда  бери  вот  эту  непочатую,
                           Она  еще  ведь  дикая…  Ведь  так?
                           А  бедра  манят  крутизной…  глазастая,
                           Ну  что  ты  плачеш?  Что  тебе  не  так?
                                     Заплакал  гетьман…  Ну  не  быть  ей  первой,
                                     Да  тут  полно  таких  в  любих  селеньях…,
                                     Ведь  ты  Богдан,  а  значит  –  царь  и  князь,
                                       Так  что,  оттопырься  себе  всласть…                
                                         Ведь  ты  Хмельницкий!  Ну  а  я  –  Герей,
                                         И  из  неволи  нет  еще  дверей!  
                                         Захочешь  от  меня  совсем  уйти?
                                         Прекрасно…  Только  выкуп  заплати!!!»  

ПОВЕРЖЕННЫЙ  БОГДАН:  «Кто  может  выкуп  дать?
Войска  разбитые?  Быть  может,  Чигирин?
Вот  если  б  раньше,  да  об  этом  поспрошать,
Сейчас  уж  вряд  ли…  Мне  цена  –  калым!»
А,  может,  к  сыну?  С  неприятной  вестью,
Пускай  поможет…  Где  же  деньги  взять?
Не  добыв  свободы  -  обесчестчен,
Платишь…  чтоб  немного  подышать!

ПОЧЕМУ?  С  какой  такой  причины
                                         Царь-Герей  так  подло  предал  нас?
                                         У  него  (узнал)  –  есть  три  личины…
                                         И  четвертая…  Та,  видно,  про  запас!
                                         Так,  ведь  иное  в  их  краях  и  небо,  
                                         И  степь  огромная  ,  куда  не  кинешь  взгляд…
                                         И  оправдать,  быть  может,  их  хотел  бы?
                                         Что,  мол  дожди…  Природа,  мол,  не  та!?
                                         Оставь  сомнения,  и  размышленья  брось  ты,
                                         Все  :  Почему?  Зачем?  Кому?  И  Как?
                                         И  где  Пилява?  Где  же  ты,  мой  Корсунь?  
                                         И  где  побед  высоких  яркий  стяг?!

ВЕДЬ  ЭТОТ  ХАН  ВСЕГДА  БЫЛ  НЕПРИЯТЕН,
По  доброй  воле  –  я  не  звал  орду!
Я  на  цепи,  как  собачонка  спрятан…
И  никуда  с  цепи  я  не  уйду!
То  он  зальёт  селенья  эти  кровью,
То  принимает  королевский  вид.
Рачетливо  удавит  нас  с  тобою,
Коль  драпает,  то  до  конца  бежит!
Татары  –  нет!  Народ  сей  не  изменит…
Их  за  два  дня  семь  тысяч  полегло!
Или  нагайцы…  Пригоршня  всего  лишь,
Но  их  верней    мне  видеть  не  пришлось!
Лишь  позовешь,  -  они  летят,  как  ветер…
Не  то,  что  этот  чахлый  скарабей,
Беда  постигла  их,  Никто  мне  не  заменит
Потери  брата…  Упокойся  Тугай-бей!

ПАЛЕНЫМ  ВОЛКОМ  ПАХЛО…  ВЕЧЕРЕЛО,
Перед  грозой  задумал  я  бежать,
А  басурманы  чье-то  своих  тело
Решили  засветло  сырой  земле  предать…  
Но  схватили  меня,  как  барана  к  седлу  привязали,
И  кричал  чтото  хан,  очень  грозно  слова  те  звучали.
 Дотлевала  солома…  молились…  и  снова:  «Алла!»  -
Янычар  из  охраны  звучали  слова.  
 
ТАКИХ  НЕ  ПРОВЕДЕШЬ…
                     ВОН  УСМЕХНУЛСЯ  КРИВО
Наложница  подкралась  и  смотрит  на  меня,
Не  заковали,  лиш  подбили  крылья…
И,  с  выси  глядя  улыбалась  мне  луна!

И,  ПОКА  СУДЬБЫ  ДВУХ  ДЕРЖАВ  РЕШАЛИСЬ,
Где  бились  мы  со  злою  стаей  вражьей,
Зануда  крымский…  лишь  тогда  позволил  жалость,
Почет  оказвал,  но…  заперев  под.  стражу!
А  хуже  худшего  –  случилося  несчастье,
Когда  за  ханом  гнался  смог  я  потерять
Все  символы  моей  гетманской  власти:
И  булаву,  бунчук,  свою  печать!!!

                                       Ну  и  потешились  предатели  вельможи,
                                       Достались  им  шатер,  а  с  ним  –  ковры,  
                                       Железом  коване  сумки  придорожные,  
                                       Вся  переписка…  бес  меня  бери!

Я  ПРОЖИЛ  ЖИЗНЬ…  ВИСКИ  МОИ  СЕДЫЕ,
И  довелось  мне  много  пережить…
Я  был  в  тюрьме,  и  издевались  турки  злые,
В  таком  позоре  в  первый  раз  пришлось  мне  быть!!!

О,  МОЙ  ПОЗОР!  СУДЬБИНУШКА  –  КРУЧИНА!
Позорней  доли  во  всем  мире  нет…
               …  А  хан  Герей,  знай  –  попивает  вина,
                                   И  как  стервятник  все  клюёт  щербет!!!
 
Посмотришь  на  него  –  как  чёрт  из  чащи,
Сидит,  наежившись,  он  на  своём  корче…
В  рубахе  ченой,  мерзостно-блестящей,
Сверху  он  в  пурпурной    опанче.
Сидит  в  кальяне,  как  в  тумане…
Шатер  в  шелках  забитый…
Кунгал.  Кинджал.  Священый  чёрный  камень,  
Подушки  золотом  расшиты…

                                                 Пожалуй,  сложно  небораку,
                                                 Средь  жён  и  сердь  наложниц  жить…
                                                 Подобно  высохшей  в  жару  головке  мака,
                                                 Средь  роз  и  астр  страшилой  таким  быть!!!

                                                   Зачем  ты  возиш  их  с  собою?
                                                   Гаремщик,  бабник  и  козел…
                                                   Чтоб  насладиться  после  боя?
                                                   А  если,  погань,  проиграеш  бой?

Чтобы  татарочка,  как  птичка,
Укрыв  лицо,  кляла  судьбу…
Чтобы  чадра  с  такого  личка
Да  зацепилась  за  вербу?

                                           Побойся  Бога  иль  Аллаха!
                                           Иль  ты  кумыса  перепил?
                                           Ведь  ты  девчёнку,  как  на  плаху,
                                           К  себе  в  гарем  припроводил…


*****                                                    
   
Костенко  Ліна  «Берестечко».  Частина  4.

ХАН  ЗНИЗУВАВ  ПЛЕЧИМА:
—  Чого  ти  кипиш  від  люті?  
Я  ж  тебе  не  продав  у  Стамбул.  
То  й  сиди  собі,  слухай  лютню,  
кури  турецький  штамбур.  
Може,  холодно?  Не  соромся.  
Гурій  досить  в  цьому  раю.  
Ось  єгипетська,  он  —  саронська,  
Або,  може,  хочеш  свою?  
То  бери,  іще  не  почата.  
Дика  дуже,  та  в  тому  й  смак.  
Що  за  стегна!  Які  очата!  
Що,  ти  плачеш?  Оце  так  так!  
Гетьман  плаче.  Вона  ж  не  перва.  
Тут  таких  у  кожнім  селі.  
Ти  ж,  Богдане,  із  того  дерева,  
з  якого  ріжуться  королі!  
Ти  Хмельницький,  а  я  Гірей.  
Із  неволі  нема  дверей.  
Тут  господар  —  хто  поборов.  
Заплатиш  викуп  —  
                             та  й  будь  здоров.

ПОВЕРЖЕНИЙ  БОГДАН,-  
                                   ХТО  ДАСТЬ  ЗА  МЕНЕ  ВИКУП?  
Розбите  військо?  Вмовклий  Чигирин?  
Якби  колись,  то  це  б  я  тільки  кликнув.  
Тепер  кому  я  хто,  ціна  мені  калим.
Пошлю  до  сина.  З  прикрої  нагоди.  
Нехай  поможе.  Гроші  немалі.  
Боровся  за  свободу,  не  виборов  свободи,  
тепер  плати  за  право  ходить  по  цій  землі.
АЛЕ  ЧОМУ?!  
                 З  ЯКОЇ  Б  ТО  ПРИЧИНИ  
Іслам-Гірей  так  тяжко  зрадив  нас?  
Він  за  два  дні  міняє  три  личини,  
та  ще  й  четверту  має  про  запас.  
У  них  там  в  небі  зоряно  і  птично.  
На  цілий  степ  велика  виднота.  
А  може,  й  справді  їм  було  незвично  —  
такі  ліси,  такі  тут  болота?  
Чи,  може,  рана  дуже  дошкуляла,  
його  ж  там  куля  трафила  в  седно.  
О  де  мій  Корсунь?  Де  моя  Пилява?  
Де  перемог  високе  знамено?!
З  ЦИМ  ХАНОМ  ЗРОДУ  МИ  НЕ  МАЛИ  ПРИЯЗНІ.  
Хіба  з  добра  покликав  я  орду?  
Я  біля  нього  —  як  на  прив'язі,  
усе  якоїсь  пастки  жду.
То  він  ці  села  кров'ю  заскородить.  
То  хоче  ласки  в  короля  зажить.  
Це  хитрий  хан,  він  знає,  що  він  робить,  —  
якщо  побіг,  то  він  уже  біжить.
Татари  —  ні.  Народ  не  зрадить  зроду.  
їх  за  два  дні  сім  тисяч  полягло.  
Або  ногайці.  Пригорща  народу.  
А  понад  них  вірніших  не  було.
Гукнеш  —  як  вітер,  прилетять,  не  гаються.  
Не  те  що  цей  усохлий  скарабей.  
Але  біда  спіткала  і  ногайців  —  
загинув  брат  мій,  друг  мій  Тугай-бей.
ПАХЛО  СМАЛЕНИМ  ВОВКОМ,  
                                         ЗАХОДИЛОСЬ  ЗНОВ  НА  ГРОЗУ.  
Потай  взявши  коня,  я  хотів  тікати  з  полону.  
Саме  рейвах  стояв,  бо  ховали  якогось  мурзу  
і  палили  над  ним  перемоклу  в  полі  солому.
Та  схопили  мене.  Прив'язали  мене  до  сідла.  
Щось  кричав  мені  хан,  аж  слова  на  дощі  сичали.  
Дотлівала  солома.  Татари  молились:  "Алла!"  
І  на  цей  раз  мене  стерегли  вже  самі  яничари.
ЦІ  УЖЕ  ВСТЕРЕЖУТЬ.  
                                 МОЛОДИК  УСМІХАЄТЬСЯ  КРИВО.  
Полонянка  підкралась.  Дивилась  на  мене,  сумна.  
Ні,  не  був  я  в  кайданах.  Мені  тільки  надборкали  крила.  
І  від  голосу  волі  лишилася  тільки  луна.
І  ПОКИ  ЙШЛОСЬ  ПРО  ДОЛЮ  ДВОХ  ДЕРЖАВ,  
де  бились  ми  з  навалою  ворожою,  
чумиза  кримський,  він  мене  держав  
почесним  гостем,  тільки  під  сторожею.  
А  що  найгірше  —  не  чекавши  зради,  
за  ханом  гнавши  в  зливу  грозову,  
я  там  залишив  знак  своєї  влади  —  
мою  печать,  бунчук  і  булаву.
Ото  наглузувалися  вельможні!  
Дісталось  їм  шатро  у  килимах,  
залізом  ковані  шкатули  подорожні,  
і  всі  листи,  і  срібний  каламар…
ВІДЖИВ  ЛІТА.  ВЖЕ  СИВІ  МОЇ  СКРОНІ.  
Всього  в  житті  траплялося  мені.  
Був  у  тюрмі.  В  турецькому  полоні.  
Але  в  такій  безвиході  ще  ні.
МОЯ  ГАНЬБА,  МОЯ  ПРОВИНА.  
Щоб  втрапить  до  таких  тенет!
…Жіноцтво  носить  різні  вина.
Гірей  покльовує  шербет.
На  нього  глянути  —  не  скучиш.  
Як  чорт  кощавий  на  корчі,  
в  сорочці  чорній  аж  лискучій,  
у  пурпуровій  опанчі.
Сидить  в  кальяні  як  в  тумані.  
Намет  шовками  ворушкий.  
Кунгал.  Кинджал.  Священний  чорний  камінь.  
І  золотом  розшиті  подушки.
Либонь,  сутужно  небораку.  
Серед  наложниць  і  дружин  —  
він  як  суха  голівка  маку  
серед  настурцій  і  жоржин.
Чого  ж  ти  возиш  їх  з  собою,  
гаремник,  цап  гірський,  бабій!  
Щоб  навтішатись  після  бою?  
А  що,  якщо  програєш  бій?
Щоб  ця  татарочка,  як  птичка,  
тряслася,  вп'явшись  у  гарбу?  
Щоб  ця  чадра  з  такого  личка  
десь  зачепилась  за  вербу?
Побійся  Бога  чи  Аллаха,  
чи  ти  кумису  перепив,  
що  в  свій  гарем  як  вовкулака  
ще  й  це  дівчатко  прихопив!

*****

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=556400
Рубрика: Поэтические переводы
дата надходження 01.02.2015
автор: Володимир Туленко