Павел
Осень приближалась уверенными резкими шагами. Ее холодные вздохи слышались по ночам, деревья тревожно шумели, забрасывая на подоконник пятнистые, словно изъеденные ржавчиной, листья. Солнечные лучи окрашивали хризантемы пронзительными красками, обреченность последних мгновений жизни заставляла их прихорашиваться поспешно, их растрепанность бросалась в глаза.
Я любовался осенними картинками и думал, отчего я не реалист? Какое множество незапечатленных пейзажей и натюрмортов дарит осень! Пишу странные картины, в них мои сны, хотя иногда образы приходят и днем, мешают нормально воспринимать окружающее. Иногда я теряюсь в этих образах, мне не хочется расставаться с вымышленным миром. Я понимаю, что нездоров психически, но при этом не хочу излечиться от пронзительно острого чувства попадания, когда на холсте появляется то, что представало перед внутренним взором.
Я люблю одиночество, люди мешают своими разговорами о погоде, ценах на продукты, я словно падаю куда-то вниз, слушая их. Но еще больше мне мешают те, кто видят в моих картинах нечто большее, чем вымысел, с ними я теряю чувство опоры, они мне называют, что я написал на картинах, говорят непонятные слова, я не помню никаких слов, я вижу образы. Эти еще больше меня пугают, они уверены в себе, в том, что делают. Слушая их, я лечу куда-то. Лечу туда, где картины писать, возможно, не надо. Я этого не хочу. Я хочу одиночества. Даже готовые работы мне мешают, увожу их сразу из дома, с картинами ты уже не один. И как следующей появляться? В пустой дом она придет, новая картина, новый вкус, музыка, новое дыхание.
Люди мешают, с ними тяжело говорить. С некоторыми легко, но их немного. Лара и почему-то Сергей. Да, пожалуй, все. Я бежал от них, прятался, Ларе врал. Эти двое – настоящая угроза моему отшельничеству, с ними так же хорошо, как с картинами, но картины, образы не подведут, не исчезнут, как мама. Взяла и умерла. До сих пор не могу с этим смириться.
Лару и Сергея я люблю писать. Они живут в моих картинах. На одной из них они вместе, Лара сидит на полу и смотрит Сергею в глаза, а он на нее с любовью. Я не ревную, они же не знакомы. Моя фантазия свела их на холсте. Парень, который увел Лару с выставки, похож на Сережу, хотя, конечно, не он. Сережа мягкий в движениях, а тот порывистый, резкий. И выше ростом. Кира заставила меня на эту выставку пойти, но теперь я смогу поехать в Париж. Кто не мечтал там побывать? Сергей Сергеевич предложил мне пожить в его квартире, три картины продались, можно не беспокоиться о деньгах. Заколочу окна на даче, отвезу кое-какие вещи на квартиру и в путь.
- Дашка, принимай дары осени, - сбрасывая рюкзак на пол, с порога закричал я.
Даша снимает квартиру вместе со своей подругой студенткой, на шутки про их отношения реагирует демоническим смехом, но привязаны они друг к другу как-то по-особенному. Они обе вегетарианки, и у них всегда можно пошариться по кастрюлькам.
Чем занималась Даша, я не понимал, но она постоянно сидела за компьютером, вот и сейчас буркнула что-то нечленораздельное, не отрываясь от монитора, на котором мелькали колонки цифр. Она приглядывала за моей почтой, это было удобно. Девушка она была нелюбопытная и неболтливая, хотя какие у меня там секреты?
Я загрузил стиральную машинку, занес в свою комнату последнюю картину.
- Что нетленку очередную принес? – спросила Дашка.
- Да, сфотографируй Кире.
- Я чего и спрашиваю. А ты пока можешь почитать свои письма, три новых пришло.
Письма были нужные, от заказчика, от Терехова с парижским адресом и от Лары. Поколебавшись секунду, я отправил последнее в корзину не читая.
Даша вернулась в комнату, положила фотоаппарат на место, лицо у нее было явно озадаченным.
- Странная картина, согласен, - сказал я. Немного не в моей манере. Африканские мотивы откуда-то навеяло.
Даша молча села за компьютер, распечатала несколько листков и сказала:
- Почитай, но потом, когда уйдешь.
- Я надеюсь, это не признание в любви? А то я уезжаю надолго, – спросил я на всякий случай.
- Нет, но это страницы из моего личного дневника, ты должен это прочитать.
Я подумал: «Ого! Даже не отшутилась!». Листки взял, запихнул в карман куртки. Зависло неловкое молчание, которое очень удачно прервал звонок Киры. Она принесла макет каталога.
В желтом пальто до пят с черным шарфом, шумная и энергичная, Кира заполнила собой все пространство, оживилась даже всегда меланхоличная Даша. На кухне забулькал чайник, компьютер запел Земфирой, везде были разложены листы с макета: вступительная статья, фото, репродукции моих картин. Все это Кира восторженно комментировала. Только после этого она разделась и взялась за чай с пирожными. Как только она замолчала, Даша произнесла неожиданно:
- Кира, он уезжает надолго.
От удивления я разлил чай на колени. Вот это да! Дашка никогда не вмешивалась в мои дела, существовала на своей волне.
- Куда он уезжает? - спросила Кира с напряженным лицом у Даши, игнорируя меня совершенно.
- Пригород Парижа, Вернон. 63 км в сторону Гавра. Улица Эллин Стенер, дом 16, квартира 5, - ответила Даша.
- Я же стер письмо. Откуда ты знаешь? – только и спросил я.
- В корзине осталось, - нисколько не смутившись, ответила Даша.
- Это там музей Клода Моне? – уточнила Кира.
- Там. Усадьба в деревушке Живерни, там тот самый пруд с мостиком и лилиями, что у него на картине сохранился. Красотища! – разъяснила Даша.
- Поедешь с Павлом, мне сейчас некогда, - заявила Кира.- Полюбуешься.
- А почему у меня никто не спрашивает? – возмутился я. – Я сам хочу поехать.
- Езжай сам. Но Даша в Вернон поедет все равно, потому что она что-то вроде телохранителя твоего, - неохотно разъяснила Кира.
- Опять ваши бредни! И Дашка тоже такая, как вы?!
- Такая, - ответила Дашка и стала собирать вещи в сумку.
- А Сергей Сергеевич, который мне ключи от квартиры дал, тоже из ваших?
- Нет, Сергей Сергеевич Терехов обычный человек, ты ему просто приглянулся, вернее, твои работы, - ответила Кира.
- Хоть кто-то нормальный, - проворчал я и пошел в свою комнату прощаться с картинами.
В самолете я достал листки из кармана, самое время себя чем-то занять.
Вверху крупным шрифтом было написано «Из личного дневника. Два года назад».
Я сложил листок и посмотрел в иллюминатор. Любуясь плавными переходами цветов, я думал о том, что я написал бы в дневнике два года назад, если бы у меня была такая старомодная привычка.
Два года назад я познакомился с Ларой. У меня были приступы бессонницы, и кто-то из знакомых посоветовал мне посетить толкового психотерапевта. Кто же это был? Ах, да, Катерина, точно, она. Моя одноклассница. Избавлялась от страха выступления перед аудиторией.
Лара работала в санатории, большие окна в ее кабинете выходили на Днепр, берег был заснежен, за кромкой льда – серая вода и нависшие тучи над голым перелеском на другом берегу. Лара была в белом халате, наброшенном на черное платье. Черно-белое фото. Я поздоровался, и она взглянула на меня своими удивительными зелеными глазами. Яркие, как лето, они контрастировали с холодной обстановкой кабинета.
- У вас глаза, как два крыжовника, - сморозил я от смущения.
- Очень поэтично, - отметила Лара.
- Я художник, а не поэт, - поспешил я оправдаться.
- Это заметно. Художники с трудом пользуются словами. Сложные клиенты.
- Вы от меня отказываетесь? – с облегчением спросил я.
- Нет, не могу, я Катерине обещала вас избавить от бессонницы. Сегодня мы поиграем для начала в игру «Ассоциации», а потом мне надо будет посмотреть ваши работы. Обычно творчество – кладезь информации для психотерапевта, - сказала Лара.
- Я так понял, вы дорогой психотерапевт. Сколько нам понадобится сеансов? – задал я вопрос, который меня волновал едва ли не больше, чем сама бессонница.
- Не волнуйтесь, ограничимся бартером, подарите мне какую-нибудь из своих картин, - засмеялась Лара.
- А вдруг ни одна не понравится?
- Тогда напишите мой портрет.
- Я не пишу портреты, - улыбнулся я с сожалением.
- Значит, это будет ваш первый портрет на заказ, - уверенно ответила Лара.
Я написал пять портретов Лары и подарил ей с десяток из своих картин, хотя сеансов у нас было всего два. На первом же она сказала, что мне очень помогла бы хатха-йога от бессонницы, а серьезной моей проблемой являются взаимоотношения с женщинами, которых я опасаюсь из страха потерять их, потому что до сих пор не смирился со смертью матери.
Я согласился с этим, а также с идеей писать портрет, и мы договорились встретиться у меня. На днях я продал одну из картин богатому шведу и купил квартиру. Из мебели в комнатах у меня было два стула и раскладушка, но я набил гвоздей в стены и развесил свои картины. Квартира перестала быть пустой. От прежних хозяев мне досталась стиральная машинка в ванной и немного мебели на кухне, по сравнению с общежитием, это был дворец повышенной комфортности.
Лара пришла точно в назначенное время, сбросила свой лисий полушубок на стул и принялась молча ходить вдоль стен с картинами, пристально их рассматривая. Сначала я был польщен как художник таким вниманием к моим работам, но потом заволновался, выражение лица у Лары не предвещало ничего хорошего. Я ушел на кухню, сварил два кофе, поставил на стол пепельницу для гостей, больше в доме ничего не было. И стал ждать Лару.
Она пришла на кухню, села за стол, отпила глоток кофе и спросила:
- Ты знаешь, что рисуешь?
- Пишу то, что сам придумал. Вернее, то, что вижу в своем воображении, - ответил я.
Лара молча пила кофе. Я тоже ничего не говорил. По странному совпадению передо мной опять была черно-белая фотография. Белый стол, черные чашки, серое платье, бледная помада и яркие зеленые глаза.
- Я буду писать твой портрет, Лара, - наконец сказал я и взял карандаш и бумагу.
Она ничего не ответила. Только уходя, сказала:
- Я не могу быть твоим психотерапевтом…
- Ну и не надо, будешь моей моделью. Приходи завтра.
Она приходила часто. Рассказывала какие-то странные истории про другой мир, который она и ее друзья видели во снах и медитациях. Утверждала, что теперь, благодаря моим картинам, они видят его лучше. А, самое невероятное, она говорила, что я двойник их командира. Я истории слушал с интересом, картины разрешал фотографировать, те, которые Ларе особенно нравились, попросту дарил ей. Но в себе ничего героического не находил, начисто все отрицая. Когда я не работал, мы гуляли с Ларой по ночным улицам или целыми днями бродили по живописным окрестностям города. Иногда мы оживленно разговаривали, иногда говорил кто-нибудь из нас, а зачастую сидели бок о бок молча часами, слушая удивительные ощущения в себе от присутствия друг друга. Хотя идиллией назвать наши отношения нельзя было, из-за моего отвратительного характера в меня часто летели брошенные Ларой предметы, когда у нее заканчивались аргументы. Но, хлопнув дверью, Лара все равно возвращалась через время, как и я, бросив трубку, тут же набирал ее номер. Какая-то неведомая сила сводила нас вместе вновь и вновь. Так прошло полтора года.
Бессонницей больше я не страдал, занимался йогой. Но страх серьезных отношений во мне остался. И большего, чем случайные прикосновения, я себе не позволял. Лара очень красивая, она нравится мужчинам, что я мог ей дать такого, чтобы она не оставила меня в один прекрасный день? Она хотела чего-то, чего не было во мне. Полгода назад она, хлопнув дверью, не вернулась.
Если бы я вел дневник в то время, я бы писал о Ларе, о том, что она необыкновенная, а я чудаковатый молодой человек с проблемами в общении и размытыми жизненными ценностями. И мне нечего ей предложить. Если бы я вел дневник сейчас, я написал то же самое. Никаких других женщин в моей жизни не было и не будет. Только мои картины.
отрывок все: http://www.proza.ru/avtor/ewaewaewa
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=556317
Рубрика: Лирика
дата надходження 01.02.2015
автор: єва гелена лєх