Невыносимое давление

Иногда  за  один  день  слишком  много  всего  сваливается.
Обрушивается,  падает,  летит,  переворачиваясь.  Прямо  на  тебя.  Иногда  этот  поток  пробивает  все  грани  терпения.  Предел  моральных  сил  уже  рядом.  Единственно  возможное,  оставшееся  решительное  сопротивление  –  не  останавливаться.  Двигаться,  не  сдаваясь  –  последний  реальный  шанс  не  потерять  сил.  Иногда  нельзя  останавливаться.
Пролёт  между  коридорами  ужасно  длинный.  Перед  тем,  как  я  вошёл  туда  и  увидел  нужную  мне  дверь,  я  должен  был  оценить  все  свои  силы  и  внушить  себе,  что  я  могу  и  что  я  собираюсь  сейчас  сделать.  Это  разрешается  не  размышлением  над  вариантами  действий,  не  сопоставлением  логических  критериев.  Нет.  Это  волевое  усилие,  продолжительностью  в  мгновение.  Если  у  человека  остался  ещё  запас  сил,  он  может  потратить  их  на  обдумывание  и  осмысливание  родившегося  решения,  но  только  и  всего.  Настоящее  принятие  решения  достигается  мгновенной  концентрацией  внимания,  на  которое  тратится  очень  мало  энергии.
Пролёт  не  казался  таким  длинным,  когда  я  проходил  по  нему  каких-то  десять  минут  назад.  Кружится  голова.  Я  начинаю  двигаться:  два  шага  прямо  вперёд  и  один  по  диагонали  назад.  С  левой  ноги  –  шаг  вперёд,  сразу  же  шаг  правой  также  прямо  вперёд,  а  затем,  плавно  как  только  могу,  завожу  левую  ногу  назад  и  направо.  Подвожу  правую  ногу  назад  к  левой.  Секундный  вздох,  чтобы  почувствовать  опору.  Теперь  с  правой  ноги.  Шаг,  ещё  один,  заступ  правой  ногой.  Третье  повторение,  с  левой  ноги:  шаг,  другой,  заступ.
Удар,  и  чуть  ли  не  искры  в  глазах.  Это  всего  лишь  включили  электрическое  освещение.  Перед  глазами  всё  поплыло,  словно  раскачиваясь  на  волне.  Пространство  передо  мной  будто  блуждает,  то  сужаясь,  то  растягиваясь.  Это  безумно  давит  на  голову.  Нужная  мне  дверь  исчезает  из  виду.  Присесть  на  корточки.  Приложить  руку  к  полу  перед  собой.  Посмотреть  на  руку,  на  тыльную  сторону  ладони.  Посмотреть  дальше,  вперёд  по  полу.  Вот  она,  дверь!  Делаю  два  шага  вперёд,  опираясь  на  руку,  сначала  правую,  потом  левую.
Идти,  идти  вперёд.  Я  могу!  Пространство  перестало  расплываться.  Чувствуется  лишь  вибрирование,  постоянное  вибрирование.  Не  могу  понять,  что  его  создаёт,  то  ли  это  из-за  освещения,  то  ли  нет.  Полностью  разогнуться.  Вытянуть  вперёд  правую  руку.  Почувствовать  равновесие.  Опустить  руку.  Теперь  мелкими  шагами  продвигаться  к  двери.
Дыхание  учащается.  Свет  меня  точно  пронизывает.  Прижимаю  руки  к  груди,  держу  ладони  на  предплечьях.  Делаю  шаг  вперёд  правой  ногой.  Не  опуская  левую  ногу,  делаю  оборот  против  часовой  стрелки.  Меня  покачивает,  но  я  держу  равновесие.  Мелкими  шажками,  по  инерции,  ещё  чуть  продвигаюсь  вперёд.
Дверь  близко.  Я  способен  до  неё  дойти!  Неуклюже  срываясь  с  места,  чуть  не  спотыкаясь  на  каждом  шагу,  я,  тяжёлыми  полубеговыми  шагами,  достигаю  двери,  цепляюсь  и  повисаю  на  её  ручке.
Голова  опять  начинает  кружиться.  Перед  глазами  вновь  всё  плывёт.  А  свет,  блики  света,  они  вибрируют,  то  тут,  то  там.  Что-то  в  этом  есть  привлекательное.  Но  не  могу  на  это  смотреть.
Скорее  открыть  дверь.  Прикрыв  рукой  глаза,  я  захожу  в  коридор.  Я  в  коридоре,  моя  палата  уже  рядом.
А  свет  здесь,  похоже,  тусклее.  Моё  дыхание  словно  успокаивается  от  этого.  И  я  могу  ясно  думать  и  рассуждать  сам  с  собой.
Так  что  же  это  всё-таки  было?  Сейчас,  несколько  минут  назад…
Что  здесь  происходит  со  мной?
Со  мной  всё  было  нормально,  если  вообще  так  можно  сказать.  Я  прошёл  коридор,  в  котором  сейчас  нахожусь,  потом  прошёл  этот,  ох,  ужасный  пролёт  между  коридорами,  там  в  другое  крыло  здания,  да,  там  эти  чокнутые  братья-речитативщики.  Они  мне  обработали  ранку  на  руке,  перебинтовали…  стоп,  чем  они  обработали  мне  ранку,  я  понятия  не  имею…  может,  от  этого  медикамента  мне  стало  так  плохо?  Вдруг  какая-то  непереносимость?  Не  помню,  чтоб  у  меня  случалась  когда-либо  непереносимость  к  лекарственным  средствам,  но  всё  же.
Кабинет  врачей  рядом.  Пока  есть  силы,  надо  кого-нибудь  позвать.  Быстрее.
Два  раза  споткнувшись,  я  дохожу  до  двери.  Стучу.  Никто  не  отзывается.  Стучу  сильнее.  Никого.  Неужели  что-то  случилось?  И  почему  сегодня?
Плюхаюсь  на  пол  рядом  с  дверью  кабинета.  Смотрю  в  потолок.  Стоп.  Моя  слабость  исчезла!  И  голова  не  кружится.  И  какой-то  прилив  сил!  Трудно  поверить.
Я  делаю  несколько  шагов  вприпрыжку.  От  внезапного  прилива  сил  совсем  распрыгиваюсь  и  делаю  колесо.  Ух!  Пораненная  рука  отозвалась  болью.  Колесо  –  это  было  явно  лишним.  И  мне  ведь  давно  пора  быть  в  палате.  Уже  должно  было  наступить  время  обхода  главного  врача.  Что-то  задерживаются  они.  И,  верно,  могло  нечто  непредвиденное  случиться.  И  кабинет  врачей  пустой.  День  такой,  что  ли,  сегодня  странный?  Всё  словно  вверх  дном  и  наизнанку.
Хочу  успокоиться,  но  шаг  за  шагом  прокручиваю  в  голове  сегодняшний  день.  Воспоминания  о  работе,  разговор  со  своим  врачом,  магнитно-терапевтические  процедуры  (это  был  последний  сеанс  из  прописанного  мне),  дальше  этот  нервный  срыв,  нелепо  разбившееся  зеркало,  нелепейший  порез,  этот  странный  пролёт  между  коридорами,  эти  чёрно-белые  братья-санитары…
Как  будто  непреднамеренно,  я  добрёл  до  своей  палаты.  Может,  это  всё  уже  когда-нибудь  закончится?  Я  просто  не  могу  больше  находиться  в  этой  странной  неврологической  больнице.  Я  не  понимаю  всего  этого  их  порядка.  (Сажусь  на  койку.)  Ну,  вот  опять.  Стоило  мне  почувствовать  силы  и  вздохнуть  свободно,  как  начали  подступать  со  всех  сторон  жалобные  мысли.  Словно  моё  сознание  перешло  в  режим  жалобной  книги.  Я  не  хочу  этому  подчиняться,  но  я  словно  зажат  в  тисках.
Что  же,  пусть,  если  это  испытание  терпения.  По  крайней  мере,  помутнения  рассудка  у  меня  ещё  никто  не  отмечал.  Всё  образуется,  нужно  верить.  Родные  и  друзья  меня  поддерживают.  Нет  никакой  потери  контекста  с  реальностью.  Остаётся  всего-то  пережить  эту  больницу,  несносный  период  в  жизни.  Нужно  быть  сильнее.  Чёрт!  Я  начинаю  рассуждать  только  для  того,  чтобы  хоть  о  чём-то  порассуждать.
Да,  стоит  уже  включить  свет  в  палате.  Странно,  ноги  опять  словно  ватные  стали.  Щёлкаю  выключателем,  свет  загорается,  а  я  опять  сажусь  на  койку.  Лучше  занять  свою  голову  какой-нибудь  интересной,  но  совершенно  отвлечённой  темой,  не  дающей  повода  для  жалости  к  себе.
А  вот  интересно  было  бы  покопаться-поразмыслить  на  тему,  как  развивалась  медицина,  система  исцеления  человека  другими  людьми.  Я-то  вообще  ничего  не  знаю  и  не  читал  об  этом.  Но  вот  когда-то  целители  были  просто  мистиками.  Секреты  их  практик  были  окутаны  ореолом  колдовства  и  сверхъестественного.  Теперь  мы  доверяем  отработанным  и  рационально  объяснённым  методикам;  доверяем  «хитрым»  и  «бездушным»  механизмам,  подчиняющимся  эстетичным  законам,  возведённым  блистательным  человеческим  умом.  Кажется,  что  между  нашим  веком  технологий  и  мистицизмом  лежит  непреодолимая  пропасть.  Тем  не  менее,  отдельные  личности  её  преодолевают,  и  их  постоянно  находят  другие  –  заинтересованные  в  их  помощи.  Немалому  числу  людей  до  сих  пор  нужны  мистики.  Встречаются  и  откровенно  враждебные  отношения  к  достижениям  технологического  прогресса  и  академической  науки.  Кажется,  мы  преуспели  в  том,  чтобы  поднять  уровень  безопасности  для  некоего  случайного  человека  из  толпы,  но  нисколько  не  преуспели  в  снижении  уровня  его  страхов.  Чем  дальше  заходит  научный  прогресс,  тем  более  сильная  отчуждённость  угрожает  человеку  в  связи  с  его  страхами.  Чтобы  справиться  с  этой  отчуждённостью,  традиционная  медицина  не  имеет  общепризнанных  проверенных  методик.  Хотя,  конечно,  то,  что  вся  современная  медицина  направлена,  чтобы  человек  не  умирал  раньше  времени,  это  уже  немало.
Кто  же  такой  врач?  Что  он  обязан  делать?  Только  лишь  чинить  человеческое  тело?  Но  даже  в  этом  случае  ему  нужно  учить  пациента  уберечь  тело  от  «поломок».  То  есть  всё  равно  необходимо  воздействие  на  разум,  на  привычки  и  убеждения  человека.  А  люди  почти  никогда  не  желают  подчиняться,  хоть  бы  это  были  и  разумные  приказы.  Значит,  нужно  доказать  необходимость,  безысходность  ситуации,  фатум.  И  –  добро  пожаловать  в  мистицизм!  Если  желаете,  конечно.  А  нет,  тогда  вот  вам  совершенно  точные  и  проверенные  технологии,  умнейшие  машины,  вычисляющие  всё  так  критически  верно,  что  величайшим  неуважением  к  себе  можно  посчитать  нежелание  пользоваться  этими  благами  цивилизации.  Разве  не  убедительно?  Уверенность  в  достижениях  науки  и  технологий  –  это  по  сути  та  же  мистическая  убеждённость  верящего  в  волшебство,  в  сверхъестественное.  Мы  не  хотим  разбираться  во  всех  технологиях,  с  которыми  имеем  дело.  Но  доверять  технологиям  –  это  просто  необходимо.
Конечно,  современная  медицина  –  чрезвычайно  стабильная  вещь  по  сравнению  с  целителями-мистиками.  Стабильная  и  общедоступная.  Если  б,  скажем,  шаман-целитель  захотел  не  вылечить,  а  загубить  своего  «пациента»,  то  никто  даже  и  не  смог  бы  это  определить.  А  вот  ошибки  и  злой  умысел  врачей  современных,  в  общем,  контролируются  и,  что  называется,  преследуются  по  закону.  Не  всегда  идеальная,  но  существует  обратная  связь  между  обществом  и  современной  медициной.  Это  поддерживает  баланс.  Хотя  и  баланс  этот  весьма  зыбкий.  Расползание  разных  технологий,  тут  и  там.  Всё  большая  специализация  профессий.  Медицины  это  пока  касается  в  меньшей  степени,  но  всё  же…  вот  если  специализация  достигнет  такого  характера,  когда  люди  позабудут,  что  их  всех  между  собой  связывает,  перестанут  доверять  друг  другу,  начнут  спекулировать  на  тему  важности  той  или  иной  узкой  профессии,  то  что  тогда?  –  весь  научный  прогресс  может  затормозиться,  а  то  и  вовсе  заглохнуть.  Ведь  в  тех  действиях,  которые  ещё  недавно  считались  благом  для  цивилизации,  может  быть  найден  недобрый  умысел.  Научные  достижения  подвергнут  сомнениям,  их  целостное  значение  будет  потеряно,  и  людям  придётся  защищаться  от  разброда  и  шатания  идей.  Если  допустить  такой  вариант  развития  событий,  то  науку  целиком  стоит  признать  как  просто  одну  из  форм  мистицизма.  Впрочем,  вопрос  того,  считать  ли  подобные  размышления  хоть  сколько-нибудь  здравыми,  есть  вопрос  убеждений,  даже  предубеждений,  вопрос  веры.
Всё.  Мысли  отключаются.  Теперь  было  бы  очень  своевременно  прилечь  и  отдохнуть.
Шаги  около  двери…  Это  я  что  –  успел  вздремнуть  или  только-только  прилечь?  Не  понимаю.  И  словно…  работа  памяти  замедлилась.
Хорошо.  Главное,  я  не  сплю.  Ну  и  ну!  Ничего  хорошего,  вообще-то.  Ничего  хорошего  не  произошло  за  этот  сумасшедший,  кошмарно  длящийся  день!  Ладно,  мой  запас  раздражения  почти  исчерпан.  Единственно,  опять  нахлынула  нестерпимая  слабость,  тело  становится  свинцовым,  да  ещё  горло  так  пересыхает,  что  даже  языком  шевелить  болезненно.
Так  что  я  не  успел  как-нибудь  ответить  на  стук  в  дверь,  лишь  сумев  приподняться  из  горизонтального  положения  в  положение  «готов  идти  в  бой,  но  сперва  хорошо  бы  поспать».  Вот,  а  тут  уже  главный  врач,  заведующий  отделением  –  собственной  персоной.
–  Здравствуйте!  Добрый  день!  Прекрасного  самочувствия,  лёгкости  на  душе,  бодрого  настроения,  хорошей  погоды  и  удачного  расположения  звёзд!  Мой  помощник  стучал  в  дверь  так  тихо,  что  Вы  могли  и  не  услышать.  А  как  у  Вас  дела,  всё  в  порядке?
И  это  ещё  далеко  не  самое  длинное  приветствие,  которое  мог  выдать  главврач.  Говорили,  что  у  него  ещё  в  норму  входит  на  нескольких  языках  сразу  изъясняться.  И  всё  скороговоркой.  В  данном  случае  Тимур  Курбанович  (так  его  зовут)  явно  меня  пощадил,  видя,  как  я  с  трудом  приподнимаюсь  с  койки.
Вообще,  во  всей  этой  процессии  обхода  присутствует  какая-то  торжественность,  при  всей  её  на  самом  деле  скромности.  Состоит  из  трёх  человек  в  одинаковых  белых  одеждах.  Первый  –  упомянутый  Тимур  Курбанович,  главный  во  всей  процессии.  В  руках  у  него  папки  со  всевозможными,  аккуратно  сложенными  отчётами,  планами,  диаграммами,  графиками,  с  которыми  он  управлялся  на  удивление  быстро  и  с  математически  точным  расчётом.  Вид  у  него  нисколько  не  напыщенный,  но,  тем  не  менее,  создаёт  ощущение  лампочки,  светящей  в  тёмном  закоулке.  Второй  человек  –  его  помощник,  имя  и  отчество  его  я  так  и  не  запомнил,  да  и  у  меня  никогда  не  было  поводов  к  нему  обращаться.  Такое  ощущение,  что  основная  его  работа  –  протоколирование  и  всевозможные  полезные  записи.  Чтобы  общаться  с  Тимуром  Курбановичем,  ему  не  требуется  много  говорить.  Достаточно  пары  фраз,  а  затем  они  разговаривают  друг  с  другом  на  языке  взгляда.  И  понимают  друг  друга.  Третий  из  процессии  –  Дмитрий  Иванович,  мой  лечащий  врач.  Похоже,  обо  всём  нужном  он  уже  поговорил  с  заведующим  заранее,  и  теперь  он  больше  из  интереса  наблюдает  за  всей  процедурой,  хотя  и  наблюдает  с  некоторым  напряжением  и  беспокойством.
Так  вот,  назад  к  приветствию.  Я  хотел  ответить:  «Здравствуйте.  У  меня  всё  нормально».  Но  выдавил  из  себя  только:
–  Здрась…  те,  –  после  чего  не  стал  пытаться  добавлять  оставшуюся  часть  заготовленной  фразы,  а  только  кивнул  головой.
–  Тяжёлый  понедельник  выдаётся,  сегодня  многие  жалуются  на  усталость,  –  сказал  Тимур  Курбанович  и  аккуратно  кивнул  мне.  –  Пожалуйста,  не  вставайте,  отдыхайте,  как  отдыхали,  –  добавил  он,  видя,  как  я  пытаюсь  приподняться.  –  Намеренное  расслабление  есть  прекрасный  вид  движения,  в  то  время  как  естественная  лень  держит  нашу  энергию  в  ненужном  напряжении,  так  что  не  имеет  значения,  погружены  ли  мы  в  круговорот  дел  или  пребываем  в  меланхоличном  покое,  основоопределяющим  является  намерение  сбросить  лишнее  напряжение.
Он  обменялся  взглядом  с  помощником,  тот  сел  на  стул  и  начал  что-то  отмечать  в  своей  документации.  Дмитрий  Иванович  остался  стоять  чуть  поодаль,  ближе  к  двери.
–  Начнём,  –  сказал  Тимур  Курбанович,  подойдя  к  окну,  посмотрев  в  него,  затем  сделав  два  шага  назад  и  повернувшись  ко  мне.  –  Евгений,  мы  Вас  право  не  будем  мучать  расспросами.  Мы  с  Дмитрием  Ивановичем  убедились,  что  курс  магнитной  терапии  был  пройден  Вами  успешно.  Ведь  успех  не  определяется  состоянием  эйфории  победителя,  отнюдь,  а  определяется  он  блеском  в  глазах  увидевшего  принцип  действия  и  конечную  цель  затраченных  усилий.  Как  главный  врач,  могу  заявить  Вам  о  главном  факторе  выздоровления  для  Вас.  Первостепенный  фактор  –  тот,  который  определяет  нашу  первую,  «естественную»  реакцию.  Неверная  реакция  запускает  процесс  утомительного  приспособления,  скучной  повторяемости,  в  то  время  как  верная  реакция  запускает  процесс  обретения  и  восстановления  внутренней  связи.
В  это  время  взгляд  его  блуждает  по  отчётам,  без  проявления  эмоций,  очевидно,  чтобы  только  лишний  раз  всё  перепроверить.
–  Главным  фактором  для  Вас  является  восстановление  сил.  Истощение  –  враг  всем  хорошим  помыслам,  так  же  как  изобилие  –  враг  для  воплощения  замыслов.  Чувство  меры,  знание,  стратегический  подход  определяет  уверенность  в  себе.  Это  подход  профессионала,  его  нужно  принимать  всецело.
Он  посмотрел  в  сторону  Дмитрия  Ивановича  и  продолжил  свою  скороговорку.
–  Профессионализм,  профессиональный  долг  прежде  всего.  Это  главный  фактор  для  нас,  позволяющий  определить  главный  фактор  для  Вас.  Это  оказывается  общим  делом.  Умение  привнести  свой  вклад  в  общее  дело  и  есть  главное  профессиональное  качество.  И  я  должен  заметить  со  стороны  заведующего  планами  индивидуальных  медицинских  программ,  что  необходимо  покритиковать  Дмитрия  Ивановича  с  профессиональной  точки  зрения.
Повисла  какая-то  доля  паузы.  Я  попытался  приподняться,  опираясь  на  левую  руку,  попутно  ощущая,  насколько  снова  сильно  кружится  голова.  Помощник  главврача  всплеснул  руками,  словно  в  знак  удивления.  Дмитрий  Иванович  же  был  невозмутим,  только  лишь  ещё  более  сосредоточенным  стало  выражение  его  глаз.
–  Мой  долг  сказать  здесь  и  сейчас,  что  план  лечения  для  пациента  Евгения  не  был  охвачен  профессиональным  образом  со  всех  сторон.  То,  что  не  охвачено  со  всех  сторон,  обязательно  расшатается  и  потеряет  равновесие,  а  охранять  равновесие  пациента  –  это  первостепенный  долг,  и  все  необходимые  меры  должны  быть  соблюдены.  Например,  почему  не  был  привлечён  психолог  до  сих  пор?
Помощник  Тимура  Курбановича  поднял  голову,  оторвавшись  от  ведения  записей,  и  посмотрел  на  Дмитрия  Ивановича.  Тот,  сохраняя  невозмутимость,  и  всё  же  несколько  оправдывающимся  тоном  ответил:
–  Евгений  показывал  хороший  уровень  устойчивости  к  процедурам  по  всем  параметрам.  Рассчитывали,  что  он  сможет  восстановить  силы,  и  это  будет  гораздо  лучше  сделать  без  посторонней  помощи.
–  Мы  не  можем  себе  позволить  делать  рискованные  расчёты,  перед  столь  высоким  напряжением  нервной  системы  все  имеющиеся  лазейки  должны  быть  учтены.  Вы  видите,  как  он  прячет  правую  руку?
Сигнал  для  меня!  Но  я  слишком  слаб,  чтобы  быстро  отреагировать.  Тимур  Курбанович,  однако  же,  не  дал  мне  успеть  как-то  ответить,  продолжая:
–  Мы  не  будем  касаться  этой  темы  подробно.  Есть  профессиональные  специалисты  в  нашем  распоряжении.  Ничего  страшного  не  произошло,  но  мы  всегда  нагнетаем  обстановку.  Теперь  её  нужно  разрядить  и  не  выпускать  контроль  из  своих  рук.  Сегодня  был  тяжёлый  день,  –  он  перевёл  взгляд  на  тумбочку.
Да…  уж.  Я  же  забыл,  что  так  и  оставил  там  разбитое  зеркало.  Да  уж…  и  я  не  знаю,  как  реагировать.  В  моих  глазах,  вероятно,  читается  капитуляция  в  собственной  беспомощности.
–  Евгений,  намеченный  план  процедур  был  пройдён  очень  хорошо.  Следующим  шагом  будет  занятие  с  психологом,  посвящённое  восстановлению  внутренних  сил.  Поверьте  мне,  главному  врачу  Тимуру  Курбановичу,  и  своему  лечащему  врачу,  Дмитрию  Ивановичу,  это  звучит  гораздо  пугающе,  чем  оно  есть  на  самом  деле.  За  сим  наш  профессиональный  долг  откланяться,  пожелав  доброго  отдыха.  Вижу,  что  наше  посещение  было  утомительным.  Верю,  что  наша  следующая  встреча  будет  при  более  приятных  обстоятельствах.  Итак,  доброго  вечера  и  держать  веру  в  себя!
Они  вышли.
Что-то  поменяется  в  моём  положении  тут.
Но  не  могу  ни  о  чём  рассуждать  сейчас.
Опустошение.
Нет.  Не  опустошение.
Каждое  движение,  каждая  мысль  попадает  под  невыносимое  давление.
Прилечь  и  попытаться  уснуть  –  всё,  что  я  могу.
Прилечь.


(седьмая  глава  из  повести  "Пересказанная  история")

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=532010
Рубрика: Лирика
дата надходження 23.10.2014
автор: untalented