Великодержавия и Краюшка. Три века назад

СРАЖЕНИЕ  ПРИ  ОКЛЕВЕТАННОЙ  РЕКЕ.

Счастливы  государства,  одерживающие  славные  победы.  Вдвойне  счастливы  -    одерживающие  славные  победы    не  на  своих  пажитях,  а  на  чужих,  истоптанных  и  горелых.  Ещё  счастливее  могли  быть,  наверное,  те,  кто  вовсе  не  хоронил  посеченных  и  пострелянных  земляков  в  сырой  земле  (своей  ли,  чужой),  но  таких,  наверное,  и  не  бывает  вовсе.  

Ой  горе  тій  чайці,  чаєчці  небозі,
Що  вивела  чаєняток  при  битій  дорозі.                

Горько,  горько,  когда  на  твоей  земле  празднует  победу  враг  –  или  даже  союзник,  ибо  отныне  это  –  его  земля,  а  не  твоя.  О  чём,  собственно,  следовало  бы  помнить  и  всем  современным  народам.

Їхали  чумаки,  весело  співали,
І  чаєчку  ізігнали,  чаєнят  забрали.                    


А  бывает  одно  поле  угодьем  многие  народов:  и  тех,  кто  пашет  его  и  жнёт,  и  тех,  кого  приводит  сюда  раз  в  несколько  лет  вопреки  воле  пахарей  привычный  круг  долгого  кочевья,  и  тех,  кто  собирает  дань  с  пахарей,  жнецов  и  кочевников,  и  тех,  наконец,  кто  собирает  дань  пахарями  и  жнецами,  а  порой  –  даже  и  кочевниками.      


Пахари  дали  имена  Чернигову  и  Гадячу,  Киеву  и  Малину,  Житомиру  и  Сумам  –  всех  не  перечесть!  Кочевники  городов  не  ставили,  но  реки  именовали  и  они,  и  назывались  те  реки  Ворск-ол,    Хор-ол,  Псёл…  Кролевец  и  Лтава  –  память  о  тех,  кто  собирал  дань.  Но  стирались  старые  названия,  как  рельеф  на  монетках,  как  память  о  людях  и  событиях…

А  чаєчка  в'ється,  об  дорогу  б'ється,
К  сирій  землі  припадає,  чумаків  благає…          

Жил  себе  под  Киевом  юный  краюшанин  из  рода  Курчей,  потомков  Гедиминовичей.  Противоречие,  да?  –  потомок  Гедиминовичей  –  и  украинец!  А  может,  присвоили  себе  хитрые  запасливые  краюшане    личность  знаменитую,  но  не  свою?  Обучился  юноша  в  Киево-Могилянской  Академии  и  Иезуитском  Коллегиуме  в  Варшаве,  стал  пажом  короля  Благородского  и  Великодержавского  Яна  II  Казимира.  Хм…  ну  и  причём  тут  краюшане  –  к  Благородскому-то  трону?  А  при  том,  что  времена  такие  были  –  все  со  всеми  дружили.  Примерно  как  сейчас  пытаются,  и  даже  больше.  Детство,  юность  и  зрелость  нашего  героя  припали  на  особенно  тесную  дружбу  всех  со  всеми,  но  те  далёкие  времена  –  времена  Великого  Княжества  Благородского,  Янтарского  и  Русского  –  стёрлись  даже  из  Википедии.  Только  отдельные  ссылки  тревожат  фантазию  любопытных  посетителей  всемирной  сети,  но  думается,  для  всеобщего  спокойствия  скоро  сотрутся  и  они.    И  не  будут  знать  потомки,  что  ради  дружбы  с  Варягией,  а  не  с  Великодержавией,    часть  Благородии  дружила  с  Западной  Фарфорией,  а  другая  часть  –  наоборот…  Собственно,  и  Великодержавия  была  совсем  не  такой,  как  сейчас,  ибо  запад  её  дружил  сам  по  себе,  а  восток  –  особо…    A  посредине  всех  глобальных  интересов  лежала  Краюшка.
Гласит  легенда,  подхваченная  романтиками  более  поздних  веков:  во  времена  буйной  и  прекрасной  молодости  полюбилась  молодому  пажу  юная  жена  польского  магната.  Негоже  марать  честь  замужней  дамы,  поэтому  мы  не  будем  говорить  здесь,  что  любовь  была  взаимной…  Гневный  муж  повелел  привязать  осквернителя  брачного  ложа  к  крупу  дикого  коня  и  пустить  в  дикую  степь…  А  конь  оказался  родом  из  всё  тех  же  краюшанских  степей  и  принёс  всадника  домой…  Но  расскажу  ли  я  эту  легенду  лучше  Джорджа  Гордона  Байрона  и  многих,  многих  других,  осенённых  музой?  Впрочем,  не  только  буйная  юность  эрудита  и  сумасброда  из  рода  Курчей  стала  основой  литературных    сюжетов…

Сражался,  бывал  и  в  плену  и  в  фаворе,  был  и  Гетьманом  Войска  Запорожского,  и  главой  козацкой  державы  на  Левобережной  и  всей  Надднепрянской  Краюшке,  и  даже  Князем  Священной  Римской  империи.  То  на  запад  его  забрасывала  судьба,  то  на  восток,  на  службу  то  королю  Благородии,  то  царю  Великодержавии,  а  по  центру  судьбы  была  Краюшка.

Благородия  с  кем  тогда  только  не  дружила!  А  особенно  дружили  –  с  ней…  Вассал  одного  Благородского  короля,  наш  герой  воевал  против  короля  Варягии,  но  уже  следующий  король  Благородии  заключил  с  Варягией  союз  –  против  Великодержавии.  И  оказался  воин  перед  непростым  выбором:  кому  быть  верным?  А  собственно  говоря,  с  кем  бы  союзы  ни  заключались,  была  тогда  Благородия  (как  и  Краюшка)  разменной  монеткой  в  раскладе  глобальных  интересов  (то  есть,  братства  и  дружбы).

"Ой  ви,  чумаченьки,  ви  ще  молоденькі!
Верніть  моїх  чаєняток,  вони  ще  маленькі!"

Всё-таки  есть  основания  у  краюшан  объявить  его  своим:  кто  ещё  в  те  времена  трудился  ради  Краюшки  так  много  не  только    на  ратном  поле,  но  и  под  тихими  сводами  монастырей  и  цивильных  библиотек,  изучая  древние,  старые  и  совсем  ещё  свежие  летописи,  бережно  собирая  то,  что  казалось  неинтересным  современникам,  –  древние  корни  краюшан?  

Вряд  ли  правдива  легенда  о  том,  что  его  задумчивому  перу,  знакомому  с  языками  половины  Европы,  принадлежит  краюшанская  песня  о  чайке.  Однако  письма  его  любви    –  не  той    благородской,  юной,  запретной  и  воспеваемой,  а  последней,    краюшанской,  запретной  и  осуждаемой  –  написаны  на  краюшанском  языке.  Хотя  и  не  по-краюшански  –  кто  из  сорвиголов-краюшан  мог    так  нежно,  так  подобострастно  и  коленопреклонённо  обращаться  к  своей  мечте?  Ах,  Европа,  романтичная  Европа!  Чем  же  притягивала  ты  сердца?  Только  ли  могучими  кораблями  и  пушками,  воздухом  свободы  и  Магдебургским  Правом?  Во  все  века  манила  ты  ещё  и  неуловимой,  тобой  же  самой  растоптанной,  но  неутомимо  воспетой  мечте  о  любви…  

И  всё  же  мы  не  вправе  предполагать,  что  именно  любовь  толкнула  седого  старика  повернуть  от  новых  союзников  к  прежним,  когда  отступали  войска  Великодержавии,  превращая  сёла  и  поля  Краюшки  в  руины  и  пожарища  –  чтобы  не  достались  врагу…  С  таким  союзником  –  и  врагов  не  надо.  И  не  скажешь,  что,  мол,  времена  такие  были  –  а  в  чём  они  изменились?  

"Ой  чаєчко  наша,  неправдонька  ваша:
Поварили  чаєняток  -  добра  була  каша!"  -    

Но  и  по  законам  Европы,  где  позволялся  даже  рокош,  презираем  был  вассал,  предавший  сюзерена  во  время  войны.      И  многие    его  земляки-краюшане  совершенно  не  были  согласны  с  выбором  старого  гетьмана.  В  Европу,  конечно,  хочется,  но  православие  –  родное.  И  когда  сошлись  народы  в  поединке  на  реке  Ворск-ол,  краюшане  воевали  друг  против  друга  -  в    который  уже  раз,  но  не  в  последний.

"Бодай  ви,  чумаки,  щастя  не  діждали,
Що  ви  моїх  дрібних  діток  із  гнізда  забрали!

А  дальше  –  читайте  Пушкина!  А  если  знаете  иные  языки,  то  и  Байрона,    и  Брехта,  и  многих,  многих  других.  Глобальные  стратегические  интересы  Великодержавии  (точнее,  её  восточной  части)  победили.  Горел  город  Батурин,  и  были  истреблены  все  его  жители  –  а  вот  нечего  быть  земляками  предателя  Великодержавии!  То,  что  они  были  ещё  и  земляками  союзников  императора  Великороссии,  в  расчёт  не  бралось  –  времена  такие  были...  как  всегда.    А  речка,  возле  которой  происходило  сражение,  была  переименована  на  тогдашний  язык  Великодержавии.  

А  помните  ли  вы,  мои  читатели,  что  на  берегах  этой  реки,  названной  победителями  вором  скла  (стекла  то  есть),  с  давних  времён  стоят  три  памятных  камня?  Если  это  вам  не  ведомо,  загляните  в  сеть-паутину  и  задумайтесь.  Меня  изумляло  в  детстве,  что  камней  –  три,  а  не  два  и  не  один.  А  сейчас  думаю:  не  было  среди  них  четвёртого,  в  память  о  тех  краюшанах,  что  сложили  головы  по  обе  стороны  линии  глобальных  интересов.  Не  осталось  по  ним  памяти  и  впредь  не  будет  долгие  века,  и  славные  сыны  и  дочери  Краюшки  долгие  века  будут  приумножать  славу  империй  в  мирных  городах  и  на  полях  сражений,  оставаясь  для  них  всего  лишь  данью.  Кажется,  ещё  немного  –  и  языка  краюшанского  уже  не  осталось  бы  под  небесами,  и  летала  бы  над  степями  песня  о  чайке,  как  птица  без  голоса.  Уж  не  видение  ли  этого  будущего  вынудило  старика  гетмана  поступиться  честью?  Кто  знает…  

Бодай  ви,  чумаки,  у  Крим  не  сходили,
Що  ви  моїх  дрібних  діток  в  каші  поварили!"    

И  встали  над  Депром-рекой  укрепления  Киевской  фортеции,  и  глядели  с  высоты  солдатики  Великодержавии  и  думали:  "Какие  же  мы  молодцы!  Охраняем  землю  свою  и  краюшанскую  от  злых  набегов".  И  были  правы.  Хотя  ветераны  имперских  амбиций  наверняка    поправили  бы  меня  и  сказали,  что  думали  солдатики  совсем  не  об  этом...  

А  снизу  на  те  укрепления  глядели  краюшане.    О  чём  они  думали,  я  вам    сказать  не  могу:  правда  у  каждого  своя.

Но  что  же  привело  и  Благородию,  и  Краюшку,  и  Западную  Фарфорию    к  горькой  судьбе  стать  обсевками  чужих  историй?  Об  этом  стоит  подумать,  но  –  в  другой  раз.

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=507256
Рубрика: Лірика
дата надходження 25.06.2014
автор: Кузя Пруткова