«Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены», - пел Юрий Визбор. Одних разлуки и удары выбрасывают в ночь одиночества, других делают сильнее, по праву давая место у костра любви.
Маша принимает решение (14.02. Раннее утро)
Проснулась Маша, когда за окном ещё было серо. Подтянутый с тумбочки мобильник подтвердил - начало седьмого. Какой дурак будет вставать ни свет, ни заря в данный себе выходной?
Она натянула одеяло на голову, свернулась под ним клубочком и замурлыкала песенку Пети Пяточкина, который слоников считал: «Пам-парам-парам-парарам!». Сама себе хихикнула - как девочка, ей-богу! А ведь уже к тридцатнику подбирается. Есть своё дело, мужчина, брачные перспективы. Они встречаются второй год, и Зубренко уже дважды делал ей предложение. Но свободолюбивая Простова всё оттягивала миг, когда штамп в паспорте ввергнет её в брачный плен. И лишь недавно, встретив одноклассницу, которая вела в первый класс сына, катя перед собой коляску с дочкой, осознала, как несётся время.
В тот вечер она по русской традиции, которая распространилась на все народы бывшего СССР, лечила душевные раны алкоголем. Проснувшись поперек кровати от того, что в голове гудел ветер, а в горле расстелилась пустыня, приняла решение - в следующий раз обязательно «дакнуть» Сергею.
Добрый, не скупящийся на деньги и чувства бригадир слесарей в одном из цехов завода-гиганта, был, по мнению её родителей и некоторых подруг, не совсем парой Марии, заправляющей собственным кафе. Но ни один из предыдущих Машиных мужчин не мог так рассмешить, удовлетворить, успокоить её, как Сережка. И чего она, дура, столько времени кочевряжилась?
«Я больше не бу-у-ду!» - пискляво извинилась она сама перед собой, впрыгнула в тапочки и опять залилась тем счастливым смехом, который отличает влюблённых людей от всех остальных.
Сергею делают предложение (07.02. Вечер)
- Чушь какая-то, - произнес Зубренко, задумчиво постукивая бокалом с пивом по кафешному столику.
- Она тебе сколько раз уже отказала? Два? Хочешь троицу получить, которую Бог любит, или таки жениться на Машке? - Грачук махнул третью рюмашку водки и отправил вдогонку корнишон. - Я тебе дело предлагаю. Если б не видел, как ей с тобой хорошо, фиг бы вообще с тобой разговаривал.
- Я думал, ты до сих пор на меня в обиде…
- Было дело - убить тебя даже хотел, - усмехнулся Грачук. - Да Машка не дала. Говорит: «У тебя, Володя, был шанс сделать мою жизнь сказкой. Не сумел - не мешай другому». Ты, похоже, сумел…
- Она - чудо, - Сергей потянул пиво и меланхолично уставился на потолок, с которого свисали новогодние гирлянды - немой укор ленивому персоналу. - Даже не знаю, за что мне такое счастье.
- Бабья душа – потёмки, - охотно поддержал его Владимир. - У меня - и бизнес, и образование покруче твоего, и с предками Марии всё было «на мази». А поди ж ты, - встретила тебя и такого кавалера «бортанула».
- Без обид?
- Без обид…
Чокнулись, выпили…
- Ладно, - решился наконец Сергей, - давай адрес, загляну я в это агентство.
- Вместе заглянем, - оживился Грачук. - Я ж говорю, там мой знакомый работает. Через неделю Валентинов день, как раз успеют к нему программу составить.
- А почему название такое странное - «Антикупидон»?
- Ну надо ж чем-то от конкурентов отличаться.
Кровь любви на асфальте (14.02. Не ранее утро)
По пути в ванную Маша заглянула на кухню и с удовольствием оторвала лист календаря с 13-м число. На нее весело глядело 14-е, разрисованное сердечками. «Привет, Валентин!» - поздоровалась она, отдернула шторы... и отшатнулась, прикусив губу и заливаясь краской того же цвета, что и огромные буквы, распластавшиеся на асфальте. «Машенька, я тебя НЕНАВИЖУ!» - гласила надпись, пристающая к каблукам прохожих и бегущая за ними кровавым следом.
«Что за скотство!» - выругалась Простова и снова взглянула на корявые буквы. А потом увидела Сергея. Он только вышел из-за угла, и ему предстояло пересечь весь двор, чтобы дойти до её подъезда и подняться на третий этаж. Впрочем, надо ли ему теперь это?
В одной руке Зубренко держал ведро с краской, в другой - кисть. Он весело махал ею Маше, и красные брызги разлетались во все стороны, пачкая бордюр, деревья, кусты и зазевавшихся кошек.
Тренькнул мобильник. Простова, не отрывая глаз от окна, нащупала его на привычном месте - между хлебницей и косметичкой. Звонили с номера Зубренко, хоть сам он этого точно не делал. Из трубки раздался бодрый, прямо-таки дикторский голос: «По просьбе сама знаешь кого - песня». Пошли гитарные аккорды, а затем её любимая «Милая моя, солнышко лесное». Только с такой поправкой - «Как же счастлив я, что уж не с тобою». Уронив руку с мобилой, из которой продолжала нестись знакомая мелодия с чужими словами, Маша всхлипнула.
Тем временем позади Сергея показались двое парней с огромной связкой шаров. Зубренко повернулся к ним, что-то сказал, они закивали, а он, не оборачиваясь, пошёл вперед. За спиной бригадира, весело покачиваясь, поплыл вверх влекомый шарами плакат - Сергей в обнимку с двумя полуголыми девками. И короткий текст, цитирующий знаменитую песню Валерия Кипелова - «Я свободен!».
Маша задернула шторы, брякнулась на стул. Сжала кулаки (в одном продолжала держать мобильник) и стала бить по столу, повторяя при каждом ударе «Гад! Гад! Гад!». Наконец, давясь слезами, закричала это слово, сливающееся в одно сплошное «А-а-а!»
...Зубренко, в точности исполняющий сценарий «антикупидоновцев», но уверенный, что на асфальте красуется признание в любви, а за его спиной летит плакат аналогичного содержания, продолжал идти и улыбаться.
В объятьях «Антикупидона» (14.02. День)
- Открывайте, сволочи! Поубиваю на фиг!
Сергей ломился в железные двери, над которыми парил розовопопый мальчуган с крылышками и рожками. «Антикупидон» - гласила табличка, а ниже - мелко - «Агентство разрешения любовных проблем. Работаем круглосуточно и без выходных».
- Падлы! - занёс Зубренко ногу для очередного удара. И еле успел притормозить. Дверь распахнулась, чуть не сметя его с мини-крылечка из трёх ступенек, и на пороге возник двухметровый громила, физиономия которого показалась Сергею знакомой.
- Ты че шумишь? - добродушно поинтересовался он, поигрывая милицейской дубинкой.
- Мне начальство надо, - рванул к нему Зубренко.
- Тормозни! - легонько отпихнул его охранник. - Нету начальства. Чё они, дураки, в такой день на работе сидеть?
- Так на табличке…
- Какая, в задницу, табличка?! Кому приспичит - телефон оставят. А основная масса клиентов - это предварительный заказ…
- Твою мать, - ругнулся Зубренко, сел на ступеньку и обхватил голову руками.
- С бабой поссорили, да? - участливо поинтересовался охранник, пристраиваясь рядом и закуривая. - Это они могут. Специалисты…
- Но мне же сказали…
- Ага. Что помогут заполучить её с потрохами. На том стоят! Будешь? - он встряхнул пачку. Сергей отрицательно махнул головой. - Ну, как знаешь… Тут в чём фишка - порой народ обращается, чтобы рассориться с кем-то, кто достал уже своей любовью. А порой - бывшие хахали направляют сюда новых ухажеров своих дамочек. Предварительно ещё выпьют с ними по рюмашке - типа замирились. Начальство, знамо дело, в курсе. Подыгрывают, будто мы тут чуть ли не брачное агентство.
Видя, что Зубренко аж дернулся, закивал:
- Ясно, тебя именно так и укатали… Да ещё и за твое бабло. Специалисты, - с восхищением повторил он.
- И что, никто им бошки до сих пор не поотрывал за такие игры?
- А я на что? - удивился громила. - Тут солидные ребята работают. Одни с бабками, другие с мозгами, третьи, - он хлопнул себя по груди, - с мускулатурой. Ты не думай, я не дубина какая, но место своё знаю. И дорожу им! Если люди не могут жить вместе, а разойтись духу не хватает - мы помогаем!
- А если они хорошо живут, а их ссорят?
- Кто хорошо живет, сюда не ходок, - ответил работник «Антикупидона» и, постукивая дубинкой по перилам, пошел к двери. Прежде чем закрыть, оглянулся:
- Если она действительно тебя любит, объясни всё - поймет. И запомни - дела сердечные посредников не терпят!
Дверь хлопнула, а Сергей, потирая шею, вспомнил, что видел этого богатыря в группе сестрёнки, которая оканчивает философский факультет. Вот ведь пути Господни!
Достал мобильник, оставленный «группой поддержки», выдавшей Маше ту самую песню и экстренно ретировавшейся после того, как он понял, как его провели. Постучал им по лбу. Кивнул сам себе, соглашаясь, что без посредников таки не обойдётся. И начал обзвон…
В огненном сердце (14.02. Вечер).
Маша тупо смотрела в экран монитора. На своём сайте, пестрящем разбитыми сердцами, «антикупидоновцы» гарантировали «тотальное уничтожение нежных чувств посредством ряда психологических ударов». Да уж, ей сегодня этих ударов досталось - на годы вперёд (доконало ведро желтых роз у двери, в котором лежал маленький плюшевый медвежонок - такой же, как у нее на коврике над кроватью, но с оторванной головой).
Когда подруга Иришка Игнатьева, матерая журналистка и жуткая матершинница, позвонила и продиктовала адрес сайта, она сначала не поняла, в чём дело. Ирка дала ей полчаса «на разобраться», а потом возникла на пороге - с бутылкой шампанского и коробкой конфет. Пока пили-ели, смеялись и ревели, кто-то замазал надпись на асфальте и снял запутавшийся в тополиных ветвях сколлажированный плакат.
Игнатьева упорхнула так же внезапно, как появилась. А из больницы позвонил Грачук, который так рвался приехать, да попал в какие-то неприятности (ими оказался Зубренко, пересчитавший ему ребра).
…Сумасшедший день катился к концу. Маше хотелось двух вещей - ещё шампанского и чтобы никто больше её сегодня не трогал. Но с исполнением желаний был полный абзац.
Мяукнул сообщением мобильник, который она - точно помнит - выключала! Телефон лежал на столе возле бутылки «Артемовского», а под ним - записка от диверсантки-Ирки. Сначала Маша прочла её («Прости его - он действительно у тебя классный»), а потом Сережкино сообщение («Выгляни в окошко»).
Вздохнула. Достала из сумку кошелёк, а из него – припасённый на такие случаи пятачок. «Орел - смотрю, решка - иду спать!» - постановила, подбрасывая монету. Та серебристой лягушкой прыгнула под потолок, упала на край стола и, тренькнув, заплясала по полу. «А фиг тебе!» - сказала Маша пялящейся на неё решке и распахнула шторы, а потом и окно.
Сначала ничего не увидела, только почувствовала («Бр-р-р! Холодно»), а потом… Почти одновременно вспыхнули бенгальские огни, рисуя на пятачке детской площадки сердце. Поджигатели остались в тени, а в центре горящего сердца стоял Сергей с гитарой.
Вдруг пропали шум машин, лай собак и даже шорох снега под пятками ветра. И только вечная песня «Милая моя, солнышко лесное» (с правильными словами!) плыла над двором, соединяя в этот вечер сердца, разлучённые днем.
Александр Алдоев (он же Андрей Кривцун).
2009
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=401062
Рубрика: Лирика
дата надходження 14.02.2013
автор: Андрей Кривцун