ПР04 (6) ПОДОРОЖ ДО ЩАСТІВСЬКА

—  Тату,  таточку,  —  вибігло  бліде  заморене  зайча  і  кинулось  батькові  на  груди.  Воно  притулилось  до  татових  грудей  так  ніжно  і  так  м'яко,  як  то  уміє  тільки  створіння  найбільш  беззахисне  й  безпорадне.  Вихудлий  і  кістлявий,  з  синіми  посмугами  під  очима,  прозорий,  як  решето,  Матвійко  був  такий  же  шовковисто-пухнастий,  як  і  Тетяна.  "Ти,  Рудику,  молодець,  так  гарно  назвав  хлопчика,  що  й  не  сказати.  Такий  він  у  нас  ніжненький,  як  кошеня",  —  пригадалися  Петрові  жінчині  слова,  і  він  спробував  був  уявити  дружину,  але,  побачивши  перед  собою  засумлене  і  притінене  її  лице,  прогнав  видіння  так  далеко,  як  тільки  зміг.
[i]—  Папа,  папочка,  —  выбежал  бледный,  заморённый  зайчонок,  и  кинулся  отцу  на  грудь.  Он  прижался  к  папиной  груди  так  нежно  и  так  мягко,  как  это  умеет  лишь  создание  самое  беспомощное  и  беззащитное.  Похудевший  и  костлявый,  с  синими  отметинами  под  глазами,  просвечивающий,  как  решето,  Матвейка  был  такой  же  шелковисто-пушистый,  как  и  Татьяна.  "Ты,  Рудик,  молодец,  так  метко  назвал  мальчика,  что  слов  нет.  Такой  он  у  нас  нежненький,  как  котёнок",  —  припомнились  Петру  слова  жены,  и  он  попытался  было  представить  её,  но,  увидев  перед  собой  то  опечаленное  и  притенённое  лицо,  прогнал  видение  так  далеко,  как  только  смог.[/i]
—  От  бач,  хлопчик  нівроку,  незле  виглядає,—  подала  голос  мама,  пестячи  поглядом  дітей.
[i]—  Вот  видишь,  мальчик  ничего,  недурно  выглядит,—  подала  голос  мама,  лаская  взглядом  детей.[/i]
—  Він  поганенько  їсть?
[i]–  Он  плохо  ест?[/i]
—  Ні,  гріх  Бога  гнівити.  Я  йому  варю  такий  супчик,  як  Тетяна,  за  її  рецептом.  Пісний,  ні  скалочки  ніде  не  плаває.  Всиплю,  кину  масличка  —  умне,  як  за  себе  кине.
[i]—  Нет,  грех  Бога  гневить.  Я  ему  варю  такой  супчик,  как  Татьяна,  по  её  рецепту.  Постный,  ни  жириночки  нигде  не  плавает.  Налью,  кину  маслица  —  умнёт,  как  сквозь  себя  бросит.[/i]
Я  з  ним  клопоту  майже  не  маю,  не  так,  як  з  Наталочкою.  Та  другий  раз  і  ріски  в  губи  не  візьме,  а  він  ще  полатавше.
[i]Я  с  ним  хлопот  почитай  не  знаю,  не  то  что  с  Наташенькой.  Та  другой  раз  и  крошки  в  рот  не  возьмёт,  а  он  ещё  и  подлатался.[/i]
Петро  тільки  спустив  очі  долу  і  не  промовив  нічого.  Заклопотана  мама  нічого  не  помічає,  їй  просто  ніколи  бачити,  як  Матвійко  подався  на  силі.  Якщо  побуде  тут  із  місяць-другий  —  переведеться  ні  на  що.  Досі  ще  вагаючись,  чи  залишати  Матвійка  в  батьків,  чи  брати  із  собою  (але  куди?  на  кого  лишати?),  Петро  зрозумів  ясно  і  певно,  що  неодмінно  забере  хлопчика  із  собою.
[i]Пётр  только  опустил  глаза  вниз  и  не  сказал  ничего.  Захлопотавшаяся  мама  ничего  не  замечает,  ей  просто  некогда  заметить,  как  Матвейка  ослаб.  Если  пробудет  здесь  месяц-другой  превратится  ни  во  что.  До  сих  пор  ещё  сомневаясь,  оставлять  ли  Матвейку  у  родителей  или  брать  с  собой  (но  куда?  на  кого  оставлять?),  Пётр  понял  совершенно  ясно,  что  непременно  заберёт  мальчика  с  собой.[/i]
—  Де  ти  був  так  довго?  —  докоряв  йому  син,  хоч  Петро  бачив:  сидячи  в  батька  на  колінах,  син  уже  вибачав  йому  двотижневу  розлуку,  щасливий  від  дарованої  зустрічі.  Синівський  погляд  був  сповнений  нагромадженої  ніжності,  тільки  зараз  він  стидався  всю  її  вихлюпнути  на  татка.
[i]—  Где  ты  был  так  долго?  —  упрекал  его  сын,  хотя  Пётр  видел:  сидя  на  коленях  у  отца,  тот  уже  простил  ему  двухнедельную  разлуку,  счастливый  от  дарованной  встречи.  Сыновний  взгляд  был  полон  накопившейся  нежности,  только  сейчас  он  стеснялся  всю  её  выплеснуть  на  отца.[/i]
—  Я,  Матвійку,  був  у  лікарні.
[i]–  Я,  Матвейка,  был  в  лечебнице.[/i]
—  І  що  —  вилікували?
[i]—  И  что  –  вылечили?[/i]
—  Вилікували.  Тепер  усе  гаразд.
[i]–  Вылечили.  Теперь  всё  в  порядке.[/i]
—  А  хворіти  більше  не  будеш?  Ні?
[i]—  А  болеть  больше  не  будешь?  Нет?[/i]
–  Не  буду.
[i]–  Не  буду.[/i]
—  А  маму  —  теж  вилікували?
[i]—  А  маму  –  тоже  вылечили?[/i]
Бабуся  суворо  позирнула  на  сина  і,  впіймавши  його  погляд,  зобов'язала  пошукати  вдалу  відповідь.
[i]Бабушка  сурово  взглянула  на  сына  и,  поймав  его  взгляд,  обязала  подыскать  удачный  ответ.[/i]
—  Маму  ще  трохи  не  вилікували.  Але  мають  ось-ось  уже  пустити  додому.
[i]–  Маму  ещё  немножко  не  вылечили.  Но  вот-вот  должны  отпустить  домой.[/i]
Тоді  Матвійко  уже  зовсім  розважливим  тоном,  мало  не  кепкуючи  в  душі  зі  своєї  сентиментальності,  додав:
[i]Тогда  Матвейка  уже  совсем  рассудительным  тоном,  чуть  не  подтрунивая  в  душе  над  своей  сентиментальностью,  добавил:[/i]
—  Я  так  уже  скучив  за  своєю  хаткою.
Бабусині  губи  тіпнулись,  але  вона  взяла  себе  в  руки,  і  Петро  встиг  перевести  мову  на  інше.
[i]—  Я  уже  так  соскучился  по  своей  избушке.
Бабушкины  губы  дрогнули,  но  она  взяла  себя  в  руки,  и  Пётр  успел  перевести  разговор  на  другое.[/i]
—  А  хто  ходив  на  розмову?  Ганна?
[i]–  А  кто  ходил  на  разговор?  Анна?[/i]
—  Яку  розмову?
[i]—  Какой  разговор?[/i]
—  Я  мав  сьогодні  розмовляти  з  вами  по  телефону.
[i]–  Я  должен  был  сегодня  разговаривать  с  вами  по  телефону.[/i]
—  Не  мали  нічого.  Видно,  поштар  не  приніс.  У  нас  тепер  такий  опиюс,  заллє  сліпи,  впаде,  то  хлопчаки  йому  газети  визбирують.
[i]—  Не  знали  ничего.  Видать,  почтальон  не  принёс.  У  нас  теперь  такой  пьянчуга:  зальет  зенки,  упадёт,  так  мальчишки  у  него  газеты  разбирают.[/i]
Незрозуміле  чому  Петро  відчув  незбагненне  велике  задоволення  од  цієї  звістки.
[i]Непонятно  почему,  Пётр  почувствовал  непостижимо  большое  удовлетворение  от  этого  известия.[/i]
—  А  листів  чом  так  довго  не  писали?
[i]–  А  писем  почему  так  долго  не  писали?[/i]
—  А  кому  писати?  Ганна  цілісінький  день  на  роботі.  Тато  не  напише,  а  я  так  за  день  накручуся,  що  мені  й  циганські  діти  не  милі.  Аби  до  ліжка  долізти  ввечері.
[i]—  А  кто  писать-то  будет?  Анна  целый  день  на  работе.  Папа  не  напишет,  а  я  так  за  день  накручусь,  что  мне  и  цыганские  дети  не  милы.  Хоть  бы  до  постели  добраться  к  вечеру.[/i]
Петро  вийшов  покурити  в  коридор  і  зразу  ж  почув,  як  рипнули  сінешні  двері  і  вистромив  голівку  синок.
[i]Пётр  вышел  покурить  в  коридор  и  сразу  же  услышал,  как  скрипнула  дверь  в  сени,  и  просунул  головёнку  сынок.[/i]
—  Ти  куди,  татку?
[i]—  Папа,  ты  куда?[/i]
—  Матвійку,  я  зараз  зайду.  От  тільки  покурю  —  і  зайду.
[i]–  Матвейка,  я  сейчас  вернусь.  Вот  только  покурю  –  и  зайду.[/i]
—  Не  виходь,  чуєш,  не  виходь,—  став  просити  хлопчик,  і  очі  йому  стали  майже  квадратні.
[i]—  Не  выходи,  слышишь,  не  выходи,—  начал  просить  мальчик,  и  глаза  его  сделались  почти  квадратными.[/i]
—  Ходи-но,  Петре,  краще  до  хати,—  подала  голос  мама.—  Сядеш  ось  коло  грубки,  все  витягне.  —  А  ти  чом  не  даєш  татові  ступити  кроку?  —  напустилася  вона  на  Матвійка.
[i]—  Иди-ка,  Петя,  лучше  в  хату,  —  подала  голос  мама.  —  Сядешь  у  печки,  всё  вытянет.  —  А  ты  почему  не  даёшь  папе  шагу  шагнуть?  –  напустилась  она  на  Матвейку.[/i]
—  Ага,  щоб  знову  покинув,  —  накопилив  губки  хлопчик,  проте  підійшов  до  бабусі,  видерся  їй  на  коліна  і  став  пантрувати  батька.
[i]—  Ага,  чтобы  снова  оставил,  —  надул  губки  мальчик,  однако  подошёл  к  бабушке,  взобрался  ей  на  колени  и  стал  присматривать  за  отцом.[/i]
—  То  ти  надовго  приїхав?  —  запитала  мама.
[i]—  Ты  то  надолго  приехал?  –  спросила  мама.[/i]
—  Ні,  завтра  мушу  їхати  назад.  Ще  треба  взяти  якось  квитка  сьогодні.
[i]–  Нет,  завтра  должен  ехать  назад.  Ещё  нужно  взять  хоть  какой-то  билет  сегодня.[/i]
—  Бери  на  поїзд.
[i]—  Бери  на  поезд.[/i]
—  Коли  на  поїзд,  то  їхати  треба  сьогодні  ж.
[i]–  Если  на  поезд,  то  ехать  надо  сегодня  же.[/i]
—  Ну,  то  дивись  сам.  Бо  як  на  мене,  краще  сидів  би  там  і  нікуди  не  рипався.  Треба  ж  до  Тетяни  навідуватися,  харчі  потрібні  добрі.  А  купило  затупило.  Тут  у  нас  другий  раз  продається  бобровий  жир,  але  й  правлять  за  нього,  як  за  тата  рідного.  Хоч  по  правді,  куди  не  кинься  —  то  луплять  дві  ціни.  До-о-рого  стало  жити.
[i]—  Ну,  тогда  смотри  сам.  По-моему,  лучше  сидел  бы  там  и  никуда  не  рыпался.  Надо  же  к  Татьяне  наведываться,  продукты  нужны  хорошие.  А  то  деньги  на  дороге  не  валяются.  Здесь  у  нас  иной  раз  продаётся  бобровый  жир,  да  просят  за  него,  как  за  отца  родного.  Хотя  по  правде,  куда  ни  кинь  —  лупят  две  цены.  Д-о-орого  стало  жить.[/i]
—  Та  й  у  нас  так  само.
[i]–  Так  и  у  нас  так  же.[/i]
—  Ну  от.  А  які  у  вас  гроші?  Латки  обкидати  —  і  то  нема  за  що.  Старці  та  й  уже.
[i]—  Ну  вот.  А  какие  у  вас  деньги?  Латки  обметать  —  и  то  не  за  что.  Нищета  да  и  только.[/i]
—  Мамо,  ну  не  треба  про  це.  Звичайно,  мені  соромно,  що  вам  і  копійки  ніколи  перекинути  не  можу.  Але  виграбаємось  якось  із  цієї  ями  —  тоді  буде  легше.
[i]—  Мам,  ну  не  надо  об  этом.  Конечно,  мне  стыдно,  что  вам  и  копейки  никогда  подкинуть  не  могу.  Но  выгребемся  как-нибудь  из  этой  ямы  —  тогда  будет  легче.[/i]
—  Та  хіба  ж  я  про  це?  Нам  нічого  не  треба.  Ми  вже  старі,  розходи  в  нас  сам  знаєш  які.  А  на  хліб  та  цукор  —  і  пенсії  стане.  Я  про  вас  дбаю.  Що  в  тебе,  що  в  неї.  Що  в  хаті  —  хоч  посвищи.
[i]—  Да  разве  я  об  этом?  Нам  ничего  не  нужно.  Мы  уже  старые,  расходы  у  нас  сам  знаешь  какие.  А  на  хлеб  и  сахар  –  и  пенсии  станет.  Я  о  вас  волнуюсь.  Что  у  тебя,  что  у  неё.  Что  в  хате  —  хоть  свищи.[/i]
—  А  воно  так  краще.  Менше  клопоту.
[i]–  А  так  оно  лучше.  Меньше  хлопот.[/i]
—  Петре,  а  йди-но  сюди,—  обізвався  батько.  Видно,  він  поспав  і  оце  допіру  прокинувся.
[i]—  Пётр,  а  поди-ка  сюда,  —  отозвался  отец.  Видимо,  он  поспал  и  только  что  проснулся.[/i]
Петро  з  мамою  зайшли  до  спальні,  сівши  на  протилежному  ліжку.
[i]Пётр  с  мамой  вошли  в  спальню,  присев  на  противоположной  кровати.[/i]
—  Це  ти  по  Матвійка  приїхав?
[i]—  Ты  это  за  Матвейкой  приехал?[/i]
—  Я  ще  не  знаю,  тату,  але,  напевно,  заберу.
[i]–  Ещё  не  знаю,  пап,  но,  наверное,  заберу.[/i]
—  І  що  ж  ти  будеш  робити  з  ним?
[i]—  И  что  же  ты  с  ним  будешь  делать?[/i]
—  Якось  буде.  Трохи  сам  посиджу,  трохи  в  садок  віддам,  а  то  проситиму  сусідську  бабу,  щоб  подивилась.
[i]—  Что-нибудь.  Немного  сам  посижу,  может  в  садик  отдам,  а  то  попрошу  соседскую  бабульку,  чтобы  присмотрела.[/i]
—  А  в  нас  то  що  —  гірше  йому  буде?
[i]—  А  у  нас  что  —  ему  хуже  будет?[/i]
—  Та  не  гірше.  Тільки  видужати  вам  треба  —  он  мама,  як  з  хреста  знята,  хай  би  вже  одного  тебе  доглядала.
[i]–  Да  не  хуже.  Только  выздоравливать  вам  надо  —  вон  мама,  как  с  креста  снятая,  пусть  бы  уж  за  одним  тобой  ходила.[/i]
—  Ні,  неправдиво  то  ти  кажеш,—  зітхнув  батько,  і  син  побачив,  що  губи  його  стали  по-дитячому  надуті.—  Тобі  не  подобається,  як  ми  його  глядимо.
[i]—  Нет,  неправдиво  ты  это  говоришь,  —  вздохнул  отец,  и  сын  увидел,  что  губы  его  по-детски  надулись.  —  Тебе  не  нравится,  как  мы  за  ним  смотрим.[/i]
—  Він  завжди  щось  мав  проти  мене,  —  докинула  мама.
[i]—  Он  вечно  мной  недоволен,  –  добавила  мама.[/i]
—  Ну,  що  ти,  мамо.  Як  ти  можеш  таке  казати?  Тетяна  дуже  за  ним  скучила.  Та  й  він  —  аж  труситься,  коли  я  не  на  його  очах.  І  мені  воно  якось  легше  буде.  А  вам  —  хіба  легко,  коли  такий  лазарет?
[i]–  Ну  что  ты,  мама.  Как  ты  можешь  такое  говорить?  Татьяна  очень  по  нему  соскучилась.  Да  и  он  –  аж  трясется,  когда  нет  меня  перед  глазами.  И  мне  оно  как-то  поспокойнее  будет.  А  вам  –  разве  легко,  когда  такой  лазарет?[/i]
І  чим  більше  Петро  говорив,  тим  більше  переконувався,  що  мовлене  ним  —  зовсім  не  те,  що  треба  було  сказати  зараз.  Зніяковілий,  Петро  нарешті  замовк,  чуючи,  що  батьки  ще  менше  йому  вірять,  ніж  перед  цим.
[i]И  чем  больше  Пётр  говорил,  тем  больше  убеждался,  что  сказанное  им  —  совсем  не  то,  что  нужно  было  сказать  сейчас.  Смущённый,  Пётр  наконец  умолк,  чувствуя,  что  родители  ему  верят  ещё  меньше,  чем  до  того.[/i]
—  Про  мене,  —  тільки  й  відказала  мама  і  подалась  геть,  утираючи  ріжечком  хусточки  очі.
[i]—  Я  виновата,  —  только  и  ответила  мама  и  подалась  прочь,  утирая  глаза  уголком  платочка.[/i]
—  Я  просто  не  знаю,  як  із  вами  розмовляти,—  не  втерпів  Петро,  підвівшись  на  ноги  і  нервово  заходивши  кімнатою.  —  Ну,  зрозумійте  ж,  що  так  буде  краще  —  і  вам,  і  мені.
[i]–  Я  просто  не  знаю,  как  с  вами  разговаривать,  —  не  вытерпел  Пётр,  поднявшись  на  ноги  и  нервно  заходив  по  комнате.  —  Поймите  же,  что  так  будет  лучше  —  и  вам,  и  мне.[/i]
—  Боже  мій,  Боже.  Та  що  ж  ти  там  робитимеш  сам?  Ну,  підеш  завтра  на  роботу  —  на  кого  його  покинеш?  Думаєш,  чужа  баба  догляне?  Як  погано  я  не  дивлюсь  —  а  все  ж  краще  за  чужу.  Так  само  і  в  яслах.  Але  про  мене,  Семене,  роби,  як  знаєш.
[i]—  Боже  мой,  Боже.  Да  что  ты  там  будешь  делать  один?  Ну,  пойдешь  завтра  на  работу  —  на  кого  его  оставишь?  Думаешь,  чужая  бабулька  присмотрит?  Как  плохо  я  ни  смотрю  —  а  всё  же  лучше  чужой.  Так  же  и  в  яслях.  Что  до  меня,  Семён,  поступай,  как  знаешь.[/i]
Матвійко,  покинувши  гратися  із  сестричкою,  підійшов  до  ширми  і,  чуючи,  що  дорослі  розмовляють  про  нього,  зазирав  круглими  від  уваги  й  настороженості  очима.
[i]Матвейка,  оставив  игру  с  сестрёнкой,  подошёл  к  ширме  и,  слыша,  что  взрослые  говорят  о  нём,  заглядывал  округлившимися  от  внимания  и  настороженности  глазами.[/i]
—  Іди  сюди,  маленький,  —  побачила  його  бабуся.  —  Бідне  моє  пискляточко,  —  вона  стала  гладити  його  покірно  схилену  голову.  —  То  ти  з  бабусею  будеш  чи  поїдеш  із  татком?
[i]—  Иди  сюда,  маленький,  –  увидела  его  бабушка.  —  Бедная  моя  писклявочка,  —  она  стала  гладить  его  безропотно  склоненную  голову.  —  Так  ты  с  бабушкой  будешь  или  поедешь  с  папой?[/i]
На  відповідь  маленький,  плачучи,  подався  до  Петра  і,  як  теля,  уткнувся  йому  в  плече.
[i]В  ответ  маленький,  плача,  направился  к  Петру  и,  как  телёнок,  уткнулся  ему  в  плечо.[/i]
—  Я  хочу  до  мами,  до  мами  хочу,  —  жалібно  протягнув  він  і  вибухнув  таким  плачем,  що  ледве  його  вдалося  вгамувати.
[i]–  Я  хочу  к  маме,  к  маме  хочу,  –  жалобно  протянул  он  и  взорвался  таким  плачем,  что  едва  удалось  его  успокоить.[/i]
—  Ото  вже,  і  розревівся  одразу,  —  пожартував  дідусь.  —  А  з  Наталочкою  хто  буде  гратися?
[i]—  Вот  уж,  и  разревелся  сразу,  —  пошутил  дедушка.  —  А  с  Наташенькой  кто  будет  играть?[/i]
—  Я  Наталочку  з  собою  візьму,—  все  ще  відхлипуючи,  схриплим  голосом  проказав  Матвійко,  витираючи  кулачками  розчервонілі  очі.
[i]–  Я  Наташеньку  с  собой  возьму,  —  всё  ещё  всхлипывая,  охрипшим  голосом  произнёс  Матвейка,  вытирая  кулачками  раскрасневшиеся  глаза.[/i]
—  А  хто  ж  там  тебе  буде  глядіти?
[i]—  А  кто  там  за  тобой  будет  смотреть?[/i]
—  Ніхто.  Я  сам  себе  буду  глядіти,—  стояв  на  своєму  хлопчик,  і  тут  він  щось  пригадав  і,  швидко  виходячи  із  задуми,  так  щасливо  усміхнувся,  що  дорослі  не  посміли  більше  продовжувати  мови.
[i]–  Никто.  Я  сам  за  собой  буду  смотреть,  —  стоял  на  своём  мальчик,  и  тут  он  что-то  вспомнил  и,  поспешно  выходя  из  замысла,  так  счастливо  улыбнулся,  что  взрослые  не  смели  больше  продолжать  разговор.[/i]
—  Ну,  то  роби  як  знаєш,  —  закректів  дідусь  і  став  підводитись  на  ліжкові.  Всі  поспішили  покинути  спальню.  У  хаті  настав  спокій.
[i]—  Ну,  тогда  делай,  как  знаешь,  —  закряхтел  дедушка  и  стал  приподниматься  на  кровати.  Все  поспешили  покинуть  спальню.  В  доме  наступил  покой.[/i]

*  *  *

—  І  як  його  летіти,  нічого  не  видно  за  туманом,—  журилася  мати,  коли  речі  вже  були  нарихтовані,  а  Матвійко  відчував  себе  іменинником.
[i]—  И  как  же  тут  лететь,  ничего  не  видно  из-за  тумана,  —  сокрушалась  мать,  когда  вещи  уже  были  собраны,  а  Матвейка  чувствовал  себя  именинником.[/i]
—  Нічого,  мамо,  коли  не  вийде  з  літаком  —  сяду  на  поїзд  і  вже.
[i]–  Ничего,  мам,  если  не  выйдет  с  самолётом,  сяду  на  поезд  и  всё.[/i]
—  А  квиток  як?
[i]—  А  билет  как?[/i]
—  Один  здам,  а  другий  куплю.
[i]–  Один  сдам,  а  другой  куплю.[/i]
—  Ми  пішки  підемо  з  татком,  —  рішуче  заявив  Матвійко,  так  уже  настроєний  на  від'їзд,  що  не  хотів  чути  ніяких  застережень.  Маленькому  підказував  інстинкт:  із  маленьких  зауважень  можуть  вирости  заперечення,  отож,  їх  треба  одразу  підрубувати,  при  самій  землі.
[i]—  Мы  пешком  пойдём  с  папой,  —  решительно  заявил  Матвейка,  так  настроенный  на  отъезд,  что  уже  не  хотел  слышать  никаких  отговорок.  Инстинкт  подсказывал  малышу:  из  маленьких  замечаний  могут  вырасти  возражения,  так  что  их  надо  сразу  подрубать,  у  самой  земли.[/i]
—  А  підете,  підете,  тільки  хто  вас  там  чекає?
[i]—  Ну,  пойдёте,  пойдёте,  только  кто  вас  там  ждёт?[/i]
—  Мама  чекає,  —  конозисто  відвів  питання  Матвійко  і  приніс  із  другої  кімнати  Наталчині  книжечки.  За  ним  плачучи  йшла  Наталочка,  скаржачись,  що  Матвій-крутій  забрав  її  книги.  Втім,  спійманий  на  гарячому,  хлопчик  не  став  наполягати,  радий,  що,  відмовившись  од  меншого,  він  уже  неодмінно  доскочить  більшого:  раз  не  можна  Наталчиних  книжечок  —  то  на  літак  хоча  б  —  можна?
[i]—  Мама  ждёт,  —  высокомерно  отвёл  вопрос  Матвейка  и  принёс  из  другой  комнаты  Наташины  книжки.  За  ним,  плача,  шла  Наташенька,  жалуясь,  что  Матвей-крутой  забрал  её  книги.  Впрочем,  пойманный  с  поличным,  мальчик  не  стал  настаивать,  радуясь,  что,  отказавшись  от  меньшего,  он  уж  непременно  добьётся  большего:  раз  нельзя  Наташенькиных  книжечек—  то  на  самолёт  хотя  бы  —  можно?[/i]
—  Ну,  тату,  швидше  видужуй  і  приїзди  у  гості  до  нас,  —  Петро  простягнув  батькові  руку,  але  той  не  взяв  її,  кинувши  просто  в  очі:
[i]–  Ну,  папа,  поскорей  поправляйся  и  приезжай  в  гости  к  нам,  —  Пётр  протянул  отцу  руку,  но  тот  не  взял  её,  бросив  прямо  в  глаза:[/i]
—  Я  тобі  не  подам  руки.  Бо  так  зле  себе  чую,  що  боюсь  прощатися.  Хай-но  ми  ще  побачимось.
[i]—  Я  тебе  не  подам  руки.  Ибо  так  плохо  себя  чувствую,  что  боюсь  прощаться.  Пускай  мы  ещё  увидимся.[/i]
Петрові  не  стало  слів  заспокоювати  батька.  І  поспіхом,  щоб  не  зрадили  нерви,  він  нахилився  над  ліжком  і  поцілував  батька  у  зарослу  холодну  щоку.
[i]У  Петра  не  нашлось  слов  его  успокаивать.  И  наспех,  чтобы  не  сдали  нервы,  он  наклонился  над  кроватью  и  поцеловал  того  в  заросшую  холодную  щёку.[/i]
Уже  на  порозі  він  повернувся  до  батька,  хотів  підбадьорити  його  жестом,  але  жесту  не  вийшло.  Побачивши  в  батькових  очах  вираз  осклілого  холоду,  Петро  не  витримав  погляду  і,  похнюпившись,  вийшов  із  валізою  з  хати.  За  ним  вийшли  Матвійко  з  бабусею.
[i]Уже  на  пороге  он  обернулся  к  отцу,  хотел  ободрить  его  жестом,  но  жеста  не  получилось.  Увидев  в  глазах  отца  выражение  остеклевшего  холода,  Пётр  не  выдержал  взгляда  и,  потупившись,  вышел  с  чемоданом  из  дома.  За  ним  вышли  Матвейка  с  бабушкой.[/i]
Дезорієнтовані  через  туман,  вони  висіли  з  тролейбуса  трохи  зарано  і  рушили  заболоченим  хідником.  По  дорозі  наздогнали  якусь  жінку,  що  запримітила  Матвійка  і  стала  з  ним  перемовлятися.
[i]Дезориентированные  из-за  тумана,  они  сошли  с  троллейбуса  немного  раньше  и  двинулись  по  заболоченным  тротуарам.  По  дороге  нагнали  какую-то  женщину,  которая,  заметив  Матвейку,  начала  с  ним  разговаривать.[/i]
—  Ти  куда  єто  малий  спішіш?
[i]—  Куда  это  ты,  маленький,  спешишь?[/i]
—  До  мамочки  в  Київ.
[i]–  К  мамочке  в  Киев.[/i]
—  А  єто  щирий  українец.  Ма-ла-дец,—  протягнула  жінка,  а  Петрові  стало  бридко:  ото  дев'яте  диво  світу  —  почула  незнайому  для  себе  мову.
[i]—  А  это  искренний  украинец.  Ма-ла-дец,—  протянула  женщина,  и  Петру  стало  противно:  вот,  девятое  чудо  света  —  услышала  незнакомый  для  себя  язык.[/i]
Жінка  виявилась  співробітницею  аеропорту,  і  бабуся  стала  тут  же  справлятися  —  як  і  що.
[i]Женщина  оказалась  сотрудницей  аэропорта,  и  бабушка  стала  тут  же  справляться  –  как  и  что.[/i]
—  Нічого  ж  не  реве,—  бідкалася  вона.
[i]–  Ничего  же  не  ревёт,  —  жаловалась  она.[/i]
—  Нічого,  тьотка,  зареве,  —  перекривила  маму  жінка,  забравши  над  нею  гору.  —  Ви  куда  єдітє?
[i]—  Ничего,  тётенька,  заревёт,  —  передразнила  маму  женщина,  взяв  над  ней  верх.  —  Вы  куда  едете?[/i]
—  Це  син  їде  з  хлопчиком.  А  я  вже  давно  приїхала.
[i]–  Это  сын  едет  с  мальчиком.  Я  уже  давно  приехала.[/i]
—  Так  ви  здешняя?
[i]—  Так  вы  здешняя?[/i]
—  А  здешня,  якже.  Ось  уже  тридцять  років,  як  здешня.  Жінка  не  сходила  з  дива  і,  зрештою,  мала  рацію.
[i]–  Здешняя,  а  как  же.  Вот  уже  тридцать  лет,  как  здешняя.  Женщина  не  переставала  удивляться  и,  в  конце  концов,  имела  на  то  основание.[/i]
—  Ви  не  безпокойтесь.  На  Київ  літаємо  часто.  Єто  в  вас,  правда,  невдачний  рейс,  потому  що  он  приходе  сюда  з  Краснодара.  І  часто  опаздує.  Но  якось  буде.
[i]—  Вы  не  беспокойтесь.  На  Киев  летаем  часто.  Правда,  у  вас  это  неудачный  рейс,  потому  что  он  приходит  сюда  из  Краснодара.  И  часто  опаздывает.  Но  как-то  будет.[/i]
Лишивши  маму  з  Матвійком  у  вокзалі,  Петро  подався  довідатись,  як  буде  з  його  рейсом.  Матвійко  знову  затявся  —  хоч  кров  з  носа  —  йти  за  татом  услід,  але  батько  не  дозволив  йому  того  робити.  Від  плачу  хлопчика  удержали  тільки  чужі  люди:  як-не-як,  а  на  людях  козаки  вологи  не  пускають.
[i]Оставив  маму  с  Матвейкой  на  вокзале,  Пётр  отправился  узнать,  что  будет  с  его  рейсом.  Матвейка  опять  упрямился  —  хоть  кровь  из  носа  —  идти  за  папой  вслед,  но  отец  не  позволил  ему  этого  сделать.  От  плача  мальчика  удержали  только  чужие  люди:  как-никак,  а  на  людях  казаки  нюни  не  пускают.[/i]
В  багажному  відділенні  стояли  величезні  черги.  Аеропорт  було  закрито  від  самого  ранку,  і  пасажири  поспішали  здати  квитки,  щоб  не  марудитися  тут  бозна-скільки.
[i]В  багажном  отделении  стояли  огромные  очереди.  Аэропорт  был  закрыт  с  самого  утра,  и  пассажиры  спешили  сдать  билеты,  чтобы  не  мариноваться  здесь  бог  знает  сколько.[/i]
—  Вам  куди?  —  запитала  Петра  касир,  хоч  допіру  віконце,  біля  якого  він  стояв,  було  ще  зачинене.
[i]—  Вам  куда?  —  спросила  Петра  кассирша,  хотя  окошко,  у  которого  он  стоял,  было  ещё  закрыто.[/i]
—  Та  на  Київ.
[i]–  Да  на  Киев.[/i]
—  Беріть  швиденько  квиток,  а  то  не  встигнете.  І  бігом  на  посадку,  бо  спізнетесь,  —  механічно  кинула  вона  квиток  сторопілому  Петрові,  і  той  скільки  сили  погнав  у  вокзал,  де  на  нього  чекали  мама  і  синок.
[i]—  Берите  поскорее  билет,  а  то  не  успеете.  И  бегом  на  посадку,  иначе  опоздаете,  —  она  механически  бросила  билет  оторопевшему  Петру,  и  тот  что  было  сил  помчался  на  вокзал,  где  его  ждали  мама  и  сынок.[/i]
—  Ну,  то  як?  —  запитала  мама.
[i]—  Ну,  как?  –  спросила  мама.[/i]
—  Застібки  швиденько  Матвійкові  пальтечко.  Зараз  біжимо.
[i]–  Быстренько  застегни  Матвейкино  пальто.  Сейчас  бежим.[/i]
Пасажири  вже  піднімалися  трапом.  Вийшовши  на  полігон,  Петро  озирнувся  туди,  де  стояла  самотня  мама,  і  помахав  їй  рукою.
[i]Пассажиры  уже  поднимались  по  трапу.  Выйдя  на  полигон,  Пётр  обернулся  туда,  где  стояла  одинокая  мама,  и  помахал  ей  рукой.[/i]
Мама  болісно  скривилася  і  підняла  над  головою  скоцюрблену  кощаву  долоню.  А  йому  здалося,  що  вона  і  тепер  осудливо  дивилася  на  сина,  так  і  не  примирившись  у  душі  з  цим  незрозумілим  для  її  простого  серця  від'їздом.  Мама  ніколи  не  любила  техніки,  подумав  Петро,  коли  літак  уже  вивозили  на  злітну  смугу.  І  тут  же  зрозумів,  що  ця  думка  заступає  іншу,  яку  він  зараз  просто  боїться  думати  і  якої  водночас  не  може  й  не  думати:  мамі  прикро,  що  за  стільки  років  син  так  ніколи  по-людському  і  не  попрощався  з  нею,  що  цей  величезний  літак  ніби  обікрав  їхні  душі  і  вони  коло  нього  стали  маленькі-маленькі,  аж  їм  легко  загубитися  біля  нього.  Може,  навіть  так,  що  життя  кожного  з  них  тут,  у  аеропорті,  стає  непомітне  і  малозначущс:  яке  там  прощання,  коли  величезний  літак  мусить  на  тебе  ждати!  Видно,  на  прощання  вона  хотіла  йому  щось  сказати,  але  так  і  лишилася  стояти,  знічена  тим,  що  сина  забрала  ця  велетенська,  незрозуміла  їй  сила.
[i]Мама  болезненно  поморщилась  и  подняла  над  головой  скрюченную  костлявую  ладонь.  И  ему  показалось,  что  она  и  теперь  осуждающе  смотрела  на  сына,  так  и  не  примирившись  в  душе  с  этим  непонятным  для  её  простого  сердца  отъездом.  Мама  никогда  не  любила  техники,  подумал  Пётр,  когда  самолёт  уже  вывозили  на  взлётную  полосу.  И  тут  же  понял,  что  эта  мысль  всего  лишь  заслоняет  другую,  которую  он  сейчас  просто  боится  в  то  же  время  не  может  не  думать:  маме  обидно,  что  за  столько  лет  сын  так  ни  разу  по-человечески  и  не  попрощался  с  ней,  что  этот  огромный  самолёт  словно  обокрал  их  души,  и  рядом  с  ним  они  стали  маленькими-маленькими,  так  что  им  теперь  очень  легко  потеряться.  А  может  быть  просто  жизнь  каждого  из  них  здесь,  в  аэропорту,  становится  незаметной  и  малозначительной:  какое  там  прощание,  когда  огромный  самолёт  должен  тебя  ждать!  Видимо,  на  прощанье  она  хотела  ему  что-то  сказать,  но  так  и  осталась  стоять,  подавленная  тем,  что  сына  забрала  эта  гигантская,  непонятная  ей  сила.[/i]
Десь  стоїть  і  дивиться,  як  літак,  мов  корову  на  мотузі,  потягнули  в  туман,  у  багно,  а  літак  упирається,  не  хоче  їхати,  а  його  силоміць  відриває  від  землі  і  жене  в  безвість.
[i]Так  и  стоит,  и  смотрит,  как  самолёт,  словно  корову  на  верёвке,  потащили  в  туман,  в  болото,  а  самолёт  упирается,  не  хочет  ехать,  но  его  через  силу  отрывает  от  земли  и  гонит  в  неизвестность.[/i]
Пасажири,  сидячи  в  літаку,  ніяк  не  могли  надивуватися,  що  вони  справді  в  лайнері,  що  передтрапова  штовханина  і  взаємні  образи  лишилися  позаду  і  тепер  можна  бути  підкреслено  ввічливими  і  коректними:  ввічливість  добра  тоді,  коли  нічого  не  коштує.  "Скажіть,  будь  ласка",  "Дуже  прошу",  "Дякую  за  рейс",  "Заради  бога".  Петро  дивиться  на  шклянку  з  широким  денцем  і  ніби  бачить  подобу  людської  ввічливості:  один  необережний  рух  —  і  шклянка  впаде,  розлетівшись  на  дрібні  скалки.  Отоді  вже  можна  порозумітися  перетудитвою  мовою.
[i]Пассажиры,  сидя  в  самолете,  никак  не  могли  прийти  в  себя  от  того,  что  они  действительно  в  лайнере,  что  пред-траповая  толкотня  и  взаимные  обиды  остались  позади  и  теперь  можно  быть  подчёркнуто  вежливыми  и  корректными:  вежливость  добра  тогда,  когда  ничего  не  стоит.  "Скажите,  пожалуйста",  "Очень  прошу",  "Благодарю  за  рейс",  "Ради  бога".  Пётр  словно  смотрит  на  стакан  с  широким  донышком  и  видит  подобие  человеческой  вежливости:  одно  неосторожное  движение  —  и  стакан  упадёт,  разлетевшись  на  мелкие  осколки.  Вот  тогда  уже  можно  будет  достигнуть  взаимопонимания  на  «пере-туда-твою»  языке.[/i]
Тимчасом  літак  вирвався  у  чисте  небо  з  одвічно  зеленавою  голубінню,  і  клопоти,  віддалені  багатьма  кілометрами  ("летимо  на  висоті  шість  тисяч  метрів")  призабулися,  і  всі  думи  заполонила  одна:  о  третій  годині  п'ятнадцять  хвилин  —  Київ.
[i]Тем  временем  самолёт  вырвался  в  чистое  небо  с  извечно  зеленоватой  голубизной,  и  хлопоты,  отдалённые  многими  километрами  ("летим  на  высоте  шесть  тысяч  метров")  подзабылись,  и  все  мысли  заполонила  одна:  в  три  часа  пятнадцать  минут  —  Киев.[/i]
—  Ви  знаєте,  цей  літак  мав  летіти  на  Ригу  через  Харків,  але  Харків  закрито,  і  вони  взяли  кількох  киян,  щоб  не  пустували  місця,—  дивувався  тлустий  чиновник  із  гарною  шкіряною  течкою.
[i]—  Вы  знаете,  этот  самолет  должен  был  лететь  на  Ригу  через  Харьков,  но  Харьков  закрыт,  и  они  взяли  нескольких  киевлян,  чтобы  не  пустовали  места,  —  удивлялся  полный  чиновник  с  добротной  кожаной  папкой.[/i]
—  Да-а,  рейс  —  як  у  казці,—  у  тон  йому  відповідав  п'ятдесятирічний  худорлявий  чоловік  із  нужденним  обличчям,  який,  видно,  тільки  під  старість  таки  "пішов"  у  люди  і  тому  спішно  копіював  манери  людей  більш  високих  шаблонів.
[i]—  Да-а,  рейс  —  как  в  сказке,  —  в  тон  ему  отвечал  пятидесятилетний  худощавый  мужчина  с  исстрадавшимся  лицом,  который,  видимо,  только  под  старость  таки  «вышел»  в  люди,  и  потому  спешно  копировал  манеры  лиц  более  высоких  шаблонов.[/i]
Петро  не  втручався  в  розмову,  яка  його,  зрештою,  й  не  обходила.  Головне  —  ти  летиш  у  велике  невідоме  твого  завтрашнього  дня,  а  в  ньому  треба  бути  особливо  обачним.  Малі  радощі  можуть  приспати  в  тобі  пильність,  а  це  небезпечно.  Отож,  сприймай  маленькі  везіння  за  дари  богів.  Боги  не  люблять  робити  великих  дарунків,  вони  теж  навчилися  понять  рівноправності  й  демократичної  міри.
[i]Пётр  не  включался  в  разговор,  который  вообще  то  и  его  касался.  Главное  –  ты  летишь  в  большое  неизвестное  твоего  завтрашнего  дня,  а  в  нём  надо  быть  особенно  осмотрительным.  Маленькие  радости  могут  усыпить  твою  бдительность,  а  это  небезопасно.  Так  что  воспринимай  маленькие  везения  как  дары  богов.  Боги  не  любят  делать  большие  подарки,  они  тоже  научились  понятиям  равноправия  и  демократической  меры.[/i]
Коли  під  крилом  заіскріла  київська  панорама,  Петро  зрадів,  що  місто  натякає  йому:  все  буде  гаразд.  Тобто,  якось  відкрутимось.  За  бортом  було  п'ятнадцять  градусів  морозу,  а  заснулий  Матвійко  став  покашлювати.  Як  його  батько  не  беріг,  а  він  таки  добре  спітнів,  лежачи  на  татових  колінах.  Тепер  треба  було  якомога  швидше  упіймати  таксі,  щоб  не  ризикувати  синовим  здоров'ям.
[i]Когда  под  крылом  заискрила  киевская  панорама,  Пётр  обрадовался,  что  город  намекает  ему:  всё  будет  хорошо.  То  есть,  как-нибудь  выкрутимся.  За  бортом  было  пятнадцать  градусов  мороза,  а  заснувший  Матвейка  стал  покашливать.  Как  отец  не  берёг  его,  он  таки  здорово  вспотел,  пока  лежал  на  коленях  папы.  Теперь  нужно  было  поскорее  поймать  такси,  чтобы  не  рисковать  сыновьим  здоровьем.[/i]
На  їхнє  щастя,  просто  коло  під'їзду  аеровокзалу  зупинилося  велике  таксі  і  з  нього  висіли  пасажири.  Петро  запитав  у  таксиста,  і  той,  трохи  повагавшись,  дозволив  сісти.  А  сам  подався  до  натовпу  назбирувати  "комплект".  Тимчасом  передні  дверцята  машини  відкрив  якийсь  підпилий  молодик  і,  прочинивши  вітрове  скло,  став  розкурювати  цигарку.
[i]На  их  счастье,  прямо  у  подъезда  аэровокзала  остановилось  большое  такси  и  из  него  вышли  пассажиры.  Пётр  спросил  таксиста,  и  тот,  немного  поколебавшись,  разрешил  сесть.  А  сам  направился  к  толпе  добирать  «комплект».  Между  тем,  переднюю  дверцу  машины  открыл  какой-то  подвыпивший  парень,  сел  и,  приоткрыв  ветровое  стекло,  стал  раскуривать  сигарету.[/i]
—  Прошу  не  курити,  тут  дитина.
[i]–  Прошу  не  курить,  здесь  ребёнок.[/i]
Молодик  незадоволено  подивився  в  їхній  бік,  щось  пробурчав,  але  цигарку  таки  викинув.
[i]Парень  недовольно  посмотрел  в  их  сторону,  что-то  проворчал,  но  сигарету  выбросил.[/i]
—  Тобі  куди?  —  запитав  його  надбіглий  таксист.
[i]–  Тебе  куда?  —  спросил  его  подбежавший  таксист.[/i]
—  Давай,  мені  все  равно.
[i]—  Давай,  мне  все  равно.[/i]
—  Та  панімаєш,  —  вів  далі  сисунець,  хлопчина  років  двадцяти,  —  жизнь  дала  трещину.  Посадив  свою  нівєсту  і  тіпер  буду  пить.  Хорошо  би  собаку  купить,  —  несподівано  процитував  він  Буніна.  —  Знаєш  чиє?
[i]—  Вот,  панимаешь,  —  продолжал  сосунок,  парень  лет  двадцати,  —  жизнь  дала  трещину.  Посадил  свою  невесту  и  теперь  буду  пить.  Хорошо  бы  собаку  купить,  –  неожиданно  процитировал  он  Бунина.  –  Знаешь  чьё?[/i]
—  Чепухою  не  займаюсь,  —  резонно  відповів  йому  таксист.
[i]–  Чепухой  не  занимаюсь,  —  резонно  ответил  таксист.[/i]
—  Ну,  старік,  єто  ти  напрасно.  Жизнь,  она  скучная,  єслі  іщо  без  чепухи.  Я  вот  люблю  читать  стіхі,  даже  сам  печатаюсь.  Я,  правда,  прозою  більше  забавляюсь.
[i]—  Ну,  старик,  это  ты  напрасно.  Жизнь,  она  скучная,  если  ещё  и  без  чепухи.  Я  вот  люблю  читать  стихи,  даже  сам  печатаюсь.  Я,  правда,  прозой  больше  забавляюсь.[/i]
—  Ну  і  ну.
[i]–  Ну  и  ну.[/i]
—  Да,  так  що  тіпєрь  холостяк.
[i]—  Да,  так  что  теперь  холостяк.[/i]
—  А  вона  куда?
[i]–  А  она  куда?[/i]
—  На  практику.  Студентка.  Скоро  буде  психіатром.  Нужная  професія,  га?  Я  тоже  студент.
[i]—  На  практику.  Студентка.  Скоро  будет  психиатром.  Нужная  профессия,  га?  Я  тоже  студент.[/i]
Таксі  перепинив  якийсь  молодик  і  примусив  Петра  посунутись  углиб  сидіння.
[i]Такси  остановил  какой-то  молодой  человек  и  заставил  Петра  подвинуться  вглубь  сиденья.[/i]
—  Понімаєш,  —  теревенив  далі  п'яний  студент,  —  чим  хороше  життя?  Що  так  ідеш-минаєш  ці  домики,  сквери,  хочеш  —  спиняйся,  хочеш  —  їдь  далі,  а  дивись-дивись,  скільки  хочеш,  —  от  тобі  й  життя.  Надивився  —  і  помирай.  Жити  —  це  значить  дивитися  збоку.  Созерцать,  як  казали  древніє.
[i]—  Понимаешь,  —  продолжал  пьяный  студент,  —  чем  хороша  жизнь?  Что  так  идешь-проходишь  эти  домики,  скверы,  хочешь  –  останавливайся,  хочешь  –  езжай  дальше,  а  смотри-смотри,  сколько  влезет,  —  вот  тебе  и  жизнь.  Насмотрелся  –  и  умирай.  Жить  –  это  значит  смотреть  со  стороны.  Созерцать,  как  говорили  древние.[/i]
Він  спробував  був  знову  закурити  цигарку,  але  таксист  йому  не  дозволив,  пославшись  на  гіпертонію.
[i]Он  попытался  снова  закурить  сигарету,  но  таксист  ему  не  разрешил,  сославшись  на  гипертонию.[/i]
—  Голова  болить?  Да?  А  кровотечі  не  бува?  З  серцем  тоже  погано?  Хорошо  помагає  бояришник,  а  ще  —  кориця  з  медом  і  ще  один  компонент,  забув  тільки  який.  Правильно  я  говорю?
[i]—  Голова  болит?  Да?  А  кровотечения  не  бывает?  С  сердцем  тоже  плохо?  Хорошо  помогает  боярышник,  а  ещё  корица  с  мёдом  и  ещё  один  компонент,  забыл  только  какой.  Правильно  я  говорю?[/i]
—  Все  правильно,  ти  вже  професор,  —  щедро  відсипав  таксист.
[i]–  Всё  правильно,  ты  же  профессор,  –  щедро  отсыпал  таксист.[/i]
—  Слиш,  земеля,  мені  нада  доїхати  до  Караваївки.  У  тебе  буде  здача  з  десятки?
[i]–  Слышь,  земеля,  мне  надо  доехать  до  Караваевки.  У  тебя  будет  сдача  с  десятки?[/i]
—  Що  ти  пінку  пускаєш?  Сів  —  то  сиди.  Приїдеш  —  будеш  розплачуватись.
[i]–  Что  ты  пускаешь  пенку?  Сел  —  сиди.  Приедешь  –  будешь  расплачиваться.[/i]
—  Ну,  а  скільки  єто  буде  стоїть?
[i]–  Ну  а  сколько  это  будет  стоить?[/i]
Водій  тільки  помахав  головою,  так  образило  його  дурне  питання.
[i]Водитель  только  помотал  головой,  так  обидел  его  глупый  вопрос.[/i]
—  Ну,  так  сколько,  земеля?
[i]–  Ну,  так  сколько,  земеля?[/i]
—  Копійок  сорок,  от  сили  п'ятдесят,—  несподівано  спокійним  тоном  відповів  водій,  знайшовши  найкращий  спосіб  відповіді.
[i]—  Копеек  сорок,  от  силы  пятьдесят,  —  неожиданно  спокойным  тоном  ответил  водитель,  найдя  лучший  способ  ответа.[/i]
—  А  в  тебе  буде  з  десятки  здача?  —  не  вгавав  молодик.
[i]–  А  у  тебя  будет  с  десятки  сдача?  —  не  унимался  молодой  человек.[/i]
—  От  уже  й  приїхали.  Де  тебе  вибросити?
[i]–  Вот  и  приехали.  Где  тебя  выбросить?[/i]
—  Гальмуй.
[i]–  Тормози.[/i]
Молодик  подав  водієві  десятку,  а  той,  понишпоривши  по  кишенях,  видно,  не  знайшов  дрібних.
[i]Молодой  человек  подал  водителю  десятку,  а  тот,  порыскав  по  карманам,  видно,  не  нашёл  мелочи.[/i]
—  А  больш  нема  нічого?  —  з  досадою  запитав  він.
[i]–  А  больше  нет  ничего?  —  с  досадой  спросил  он.[/i]
—  Нє,  только  десять  копійок,—  реготнув  молодик.
[i]–  Нет,  только  десять  копеек,  —  хохотнул  молодой  человек.[/i]
—  Ну,  ладно,  провалівай,  —  водій  із  серцем  підігнав  молодика.
[i]–  Ну  ладно,  проваливай,  –  водитель  в  сердцах  выгнал  молодого  человека.[/i]
—  То  спасибі,  земеля.
[i]–  Ну,  спасибо,  земеля.[/i]
—  Пошел  би  ти  к...  зо  своїм  "спасіба",  —  водій  хряснув  дверцятами  і  ввімкнув  швидкість.
[i]–  Пошел  бы  ты  к...  со  своим  "спасиба",  –  водитель  хлопнул  дверцей  и  включил  скорость.[/i]
—  Г...нюк,  що  називається,  г...нюк,  —  ніяк  не  міг  заспокоїтись  таксист.
[i]–  Г...нюк,  что  называется,  г...нюк,  –  никак  не  мог  успокоиться  таксист.[/i]
—  Так  ти  з  нього  нічого  й  не  здер?  —  здивувався  студент.
[i]—  Так  ты  с  него  ничего  и  не  содрал?  —  удивился  студент.[/i]
—  Та  зачєм?  з  г...ком  заведись  —  сам  таким  будіш.  Я  сразу  по  морді  побачив,  що  це  г...о.  От  як  робити  людям  добро.  А  він  тобі  наклав  у  карман  —  і  будь  здоров.
[i]–  Да  зачем?  с  г...ком  заведись  —  сам  таким  будешь.  Я  сразу  по  морде  увидел,  что  это  г…о.  Вот  как  делать  людям  добро.  А  он  тебе  наклал  в  карман  –  и  будь  здоров.[/i]
—  Ну,  єто  ти  напрасно,  совсем  напрасно,  —  повчав  сисунець  сивоголового  таксиста.  —  Треба  було  його  витурити,  як  міленького.
[i]—  Ну,  это  ты  напрасно,  совсем  напрасно,  —  поучал  сосунок  седоголового  таксиста.  —  Надо  было  его  вытурить  как  маленького.[/i]
—  Ляд  із  ним.  А  то  й  так  —  аж  голова  розболілась,  —  мовив  таксист,  обганяючи  газика.  —  Нада  кидати  цю  роботу,  через  гіпертонію  вже  не  можу.  Оце  літом  їздив  у  Палангу,  в  Прибалтику,  в  мене  своя  машина,  нічого  не  помогло.
[i]–  Ляд  с  ним.  А  то  и  так  —  уж  голова  разболелась,  —  сказал  таксист,  обгоняя  ГАЗик.  —  Надо  бросать  эту  работу,  из-за  гипертонии  уже  не  могу.  Вот  летом  ездил  в  Палангу,  в  Прибалтику,  у  меня  своя  машина,  ничего  не  помогло.[/i]
—  Своя  машина?  —  мало  не  зверескнув  сисунець.
[i]—  Своя  машина?  —  чуть  не  взвизгнул  сосунок.[/i]
—  Та  єто  я  так,  межи  прочим.  Що  ж  тут  такого?
[i]–  Да  это  я  так,  между  прочим.  Что  тут  такого?[/i]
—  А  скільки  ж  ти  заробляєш?
[i]—  А  сколько  ж  ты  зарабатываешь?[/i]
—  От  виработки,  как  всі.  В  середньому  набігає  полтори  сотні.  Можна  нагнать  і  больше.  Тут  же  завсігда  свіжа  копійка.
[i]–  От  выработки,  как  все.  В  среднем  набегает  полторы  сотни.  Можно  нагнать  и  больше.  Здесь  же  всегда  свежая  копейка.[/i]
—  Да-а,—  зітхнув  студент.—  А  я  от  закінчу  інститут,  буду  мати  дев'яносто  п'ять  рупій.  На  чорта  вчитись  —  не  знаю.
[i]—  Да-а,  —  вздохнул  студент.  —  А  я  вот  закончу  институт,  буду  иметь  девяносто  пять  рупий.  На  черта  учиться  –  не  знаю.[/i]
—  Я  теж  закончив  інститут,  —  спокійно  відпарирував  таксист.—  А  от  уже  шеснадцать  літ  как  кручу  баранку.
[i]–  Я  тоже  окончил  институт,  —  спокойно  отпарировал  таксист.  —  А  вот  уже  шестнадцать  лет  как  кручу  баранку.[/i]
—  Інститут  окончив?  —  знову  зверескнув  студент.—  А  чого  ж  на  таксі?
[i]—  Институт  окончил?  —  снова  взвизгнул  студент.  —  А  чего  же  на  такси?[/i]
–  Ну,  чого-чого.  Того.  От  кину  машину,  піду  в  автоколону,  головним  інженером  предлагають.  І  здорово  прогадаю  на  цьому.
[i]–  Ну,  чего-чего.  Того.  Вот  брошу  машину,  пойду  в  автоколонну,  главным  инженером  предлагают.  И  здорово  на  том  прогадаю.[/i]
—  Будеш  менше  мати?  —  студент  знову  мало  не  зойкнув  од  здивування.
[i]—  Будешь  меньше  получать?  —  студент  снова  чуть  не  вскрикнул  от  удивления.[/i]
—  Конечно.  Тут  же  завсігда  свіжа  копійка.
[i]–  Конечно.  Здесь  же  всегда  свежая  копейка.[/i]
—  Так  зато  ж  крутити  не  будеш  цю  штучку,  —  він  показав  на  стерно,  але  жест  його  був,  як  у  кожного  п'яного,  маловиразний.  —  І  потом  моральне  задоволення.  Єто  ж  тоже  шото  значить.  Інакше  зачем  і  вчиться?
[i]—  Так  зато  крутить  не  будешь  эту  штучку,  —  он  показал  на  руль,  но  жест  его  был,  как  у  всякого  пьяного,  маловыразительный.  –  И  потом  моральное  удовлетворение.  Это  же  то  же  что-то  значит.  Иначе  зачем  и  учится?[/i]
—  Єто  все,  дорогой,  мені  до  одного  мєста.  От  поживеш  з  моє  —  тоді  взнаєш,  зачем.  В  тебе  ж  іще  дур  у  голові,  всякое-такое,  а  я  думаю...  о  матеріальном.
[i]–  Это  всё,  дорогой,  мне  до  одного  места.  Вот  поживёшь  с  моё  —  тогда  узнаешь,  зачем.  У  тебя  ведь  еще  дурь  в  голове,  всякое-такое,  а  я  думаю...  о  материальном.[/i]
Матвійко  з  осудом  дивився  на  студента,  а  Петрові  чомусь  не  сходив  із  думки  тато,  що  не  подав  на  прощання  руки.  І  ще  —  кощава  скоцюрблена  долоня  матері.  Вона,  як  курка.  Велика  курка  з  вицвілими  сіро-голубими  повіками.
[i]Матвейка  с  осуждением  смотрел  на  студента,  а  у  Петра  почему-то  всё  никак  не  шёл  из  мыслей  папа,  что  не  подал  на  прощание  руки.  И  ещё  —  костлявая  скрюченная  ладонь  матери.  Она  как  курица.  Большая  курица  с  выцветшими  серо-голубыми  веками.[/i]
Ось  і  кінцева  зупинка  тролейбуса.  Пригадавши,  що  в  кишені  в  нього  три  останні  карбованці,  Петро  злякався,  що  розплатитися  із  таксистом  буде  нічим.  З  цим  таксистом  треба  розплачуватись  щедро.  А  то  ще,  боронь,  Боже,  стане  виявляти  доброту.  Петро  поліз  до  кишені  і  намацав  якийсь  згорточок.
[i]Вот  и  конечная  остановка  троллейбуса.  Вспомнив,  что  в  кармане  у  него  три  последних  рубля,  Пётр  испугался,  что  расплатиться  с  таксистом  будет  нечем.  С  этим  таксистом  нужно  расплачиваться  щедро.  А  то  ещё,  упаси,  Боже,  станет  проявлять  доброту.  Пётр  полез  в  карман  и  нащупал  какой-то  свёрточек.[/i]
Мамина  звичка  —  класти  гроші  не  попереджаючи.  Обвинувши  аркушиком  із  календаря  п'ять  чи  десять  карбованців,  вона  обв'язала  згорток  білою  ниткою  і  поклала  йому  в  кишеню,  так,  щоб  син  не  бачив.
[i]Мамина  привычка  –  класть  деньги,  не  предупреждая.  Обернув  листком  из  календаря  пять  или  десять  рублей,  она  обвязала  свёрток  белой  ниткой  и  положила  ему  в  карман  так,  пока  сын  не  видел.[/i]
І  знову  перед  очима  Петра  з'явилася  мамина  сумна  голова  з  синіми,  як  у  курки,  повіками  і  з  тим  же  виразом  тихості,  доброти  й  неприхищеності.
[i]И  снова  перед  глазами  Петра  появилась  грустная  мамина  голова  с  синими,  как  у  курицы,  веками  и  с  тем  же  выражением  тихости,  доброты  и  беззащитности.[/i]

—  Ну,  такий  той  дядя  гидкий,  такий  гидкий,  фе,  —  обурювався  Матвійко  студентом.
[i]—  Ну,  такой  дядя  гадкий,  такой  гадкий,  фу,  —  возмущался  Матвейка  студентом.[/i]
—  Бувають  гірші.  Куди  гірші.  Цей  іще  нічого.
[i]–  Бывают  хуже.  Куда  хуже.  Этот  еще  ничего.[/i]
—  Бр-р,  —  гидливо  пересмикнулось  Матвійкове  тіло,  але  на  цей  раз  він  не  промовив  нічого.
[i]—  Бр-р,  —  брезгливо  передёрнулось  Матвейкино  тело,  но  на  этот  раз  он  ничего  не  сказал.[/i]
—  А  як  у  нас  холодно,  татку-у,  диви,  —  Матвійко  дихнув,  стежачи  за  білою  парою  з  рота.  Він  чомусь  лишився  з  того  задоволений.
[i]—  А  как  у  нас  холодно,  папа-а,  смотри,  —  Матвейка  дохнул,  следя  за  белым  паром  изо  рта.  Он  почему-то  остался  этим  доволен.[/i]
—  Нічого,  синку,  ми  зараз  розпалимо  грубку  —  і  піде  дух.
[i]–  Ничего,  сынок,  мы  сейчас  растопим  печку  —  и  пойдёт  жар.[/i]
Петро  подався  на  кухню,  щоб  зігріти  якого  чаю.  Повернувшись  назад,  він  побачив  Матвійка,  що  сидів  коло  грубки,  по-дорослому  простягнувши  до  вогню  пограбілі  долоньки.
[i]Пётр  отправился  на  кухню,  чтобы  согреть  хоть  какого-нибудь  чаю.  Вернувшись  назад,  он  увидел  Матвейку,  сидевшего  у  печки,  совсем  по-взрослому  протянувшего  к  огню  замёрзшие  ладошки.[/i]

[b]Приложение  от  переводчика[/b]

[b]Казка  про  Кирика[/b]
[i]Сказка  про  Кирика[/i]

Жив  Кирик-мужичок.  Сталася  Кирикові  велика  причина:  умерла  саме  в  жнива  дитина.  Тепер  бідний  Кирик  ходить,  шукає,  нема  кому  ямки  копати,  нема  кому  труну  робити,  ніхто  не  хоче  –  ніколи.  Пішов  Кирик  до  попа.
[i]Жил-был  Кирик-мужичок.  Постигло  Кирика  большое  несчастье:  умер  у  него  в  самую  жатву  ребёнок.  Теперь  бедный  Кирик  ходит,  ищет  –  некому  могилу  выпать,  некому  гроб  сколотить,  никто  не  хочет.  Пошёл  Кирик  к  попу.[/i]
–  Прийшов  до  вашої  милості,  щоб  ішли  дитя  хоронити.
[i]–  Пришёл  к  Вашей  милости,  чтоб  пришли  ребёночка  отпевать.[/i]
–  А  є  у  тебе,  Кирику,  карбованець?
[i]–  А  есть  у  тебя,  Кирик,  рублик?[/i]
–  Нема,  –  каже.
[i]–  Нет,  –  отвечает.[/i]
Не  хоче  піп  дитину  ховати.  Іде  додому  Кирик,  плаче  –  ніхто  його  не  слухає.  Пішов  він  сам  яму  копати.  Копає  Кирик  яму,  дивиться  –  йде  дідок.
[i]Не  желает  поп  ребёнка  отпевать.  Идёт  Кирик  домой,  плачет  –  никто  его  не  утешит.  Пошёл  он  сам  могилку  копать.  Копает  Кирик  могилу,  видит  –  идёт  старичок.  [/i]
–  Здоров  будь,  Кирику!  Що  то  ти  тут  робиш?
[i]–  Здравствуй,  Кирик!  Что  ты  тут  делаешь?[/i]
–  Сталась  мені  велика  причина:  умерла  у  жнива  дитина,  ніхто  не  хоче  яму  копати,  то  сам  копаю.
[i]–  Постигло  меня  большое  несчастье:  умер  к  самой  жатве  ребёнок,  никто  не  хочет  могилку  копать  –  вот  сам  и  копаю.[/i]
–  Підожди,  Кирику,  не  копай,  іди  зі  мною.
[i]–  Погоди,  Кирик,  не  копай,  ступай  за  мною.[/i]
Прийшли  вони  на  долинку.
[i]Пришли  они  в  одну  долинку.[/i]
–  Викопай  тут,  Кирику,  ямку  на  дитинку.
[i]–  Выкопай  вот  здесь,  Кирик,  для  ребёночка  могилку.[/i]
Став  копати  Кирик  ямку  на  дитину,  викопав  із  срібними  карбованцями  котельчик.  Кирик  зрадів,  прийшов  додому,  взяв  коня  і  поїхав  у  город;  купив  куль  муки  пшеничної,  пшона,  сала.  Вертається,  коли  у  нього  повен  двір  людей:  той  домовину  робить,  ті  пішли  яму  копать  (дізнались,  що  у  Кирика  гроші  є).  Прийшов  Кирик  до  попа,  вийняв  грошей  сорок  карбованців.
[i]Стал  копать  Кирик  могилу  для  ребёнка,  выкопал  сундучок  с  серебряными  рублями.  Кирик  обрадовался,  пришёл  домой,  запряг  лошадь  и  поехал  в  город:  купил  мешок  муки  пшеничной,  пшена  и  сала.  Возвращается,  а  у  него  полон  двор  людей:  тот  гроб  сколачивает,  те  пошли  могилу  копать  (прознали,  что  у  Кирика  деньги  завелись).  Пришёл  Кирик  к  попу,  принёс  денег  –  сорок  рублей  серебром.[/i]
–  Прошу,  батюшко,  дитину  ховати  з  собором.
[i]–  Прошу,  батюшка,  ребёнка  отпевать  собором.[/i]
–  Зараз,  Кирику,  іди  додому,  я  зараз  буду.
[i]–  Сейчас,  Кирик,  иди  домой,  я  сей  же  час  буду.[/i]
Не  дійшов  Кирик  додому,  як  уже  йде  дванадцять  попів  з  дванадцяти  церков.  І  цей  піп  з  попадею  йде.  Почали  дитину  з  собором  ховати,  як  купецького  сина.
[i]Не  успел  Кирик  до  дому  дойти,  как  уже  идут  двенадцать  попов  из  двенадцати  церквей.  И  тот  поп  с  попадьёй  идёт.  Начали  отпевать  ребёнка  собором,  словно  купеческого  сына.[/i]
Поховали,  сіли  трапезувати.  Піп  хоче  спитати  в  Кирика,  де  то  він  грошей  дістав.  А  попадя  і  каже:
–  Не  допитуйся  тепер,  бо  будеш  із  хати  сторч  махати.  Діждеш  посту.  Кирик  ніде  не  дінеться.  Стане  він  говіти,  спитаєш  його  на  духу,  де  він  гроші  взяв.  Не  признається  –  не  станеш  його  сповідати.
[i]Похоронили,  сели  трапезничать.  Поп  и  хочет  спросить  Кирика,  где  тот  денег  достал.  А  попадья  и  говорит:
–  Не  спрашивай  теперь,  а  то  будешь  из  хаты  картузом  махать  ты.  Дождись  поста.  Кирик  никуда  не  денется.  Станет  он  говеть,  вот  и  спросишь  его  на  исповеди,  где  он  деньги  взял.  Не  признается  –  не  станешь  его  исповедовать.[/i]
Піп  дожидає  посту.  Став  Кирик  говіти,  став  піп  його  допитувати,  де  він  добув  грошики.
[i]Дожидается  поста  поп.  Вот  стал  Кирик  говеть.  Стал  поп  его  допытывать,  где  тот  добыл  денежки.[/i]
–  Які  ти  гріхи  маєш?
[i]–  Ну,  говори,  в  чём  ты  грешен?[/i]
–  Батюшко,  чоловік  що  ступив,  то  й  согрішив.
[i]–  Батюшка,  человек,  что  ни  ступил  –  то  и  согрешил.[/i]
–  Ні,  я  чув,  що  в  тебе  є  якісь  грошики  непевні,  що  ти  їх  підчепив…
[i]–  Нет,  я  слышал,  что  у  тебя  некие  денежки  завелись  нечестивые,  что  ты  их  где-то  цапнул…  [/i]
–  Ні,  батюшко!
[i]–  Нет,  батюшка![/i]
–  Ну,  не  признаєшся,  ступай  геть  з-перед  моїх  очей.
[i]–  Ну,  коль  не  признаёшься,  ступай  прочь  с  глаз  моих.[/i]
Приступає  знов  Кирик,  піп  і  питає  знов.
[i]Приступает  снова  Кирик,  поп  же  опять  спрашивает.[/i]
–  Так,  –  каже,  –  батюшко,  знайшов  я  котельчик.
[i]–  Да,  –  отвечает,  –  батюшка,  нашёл  я  сундучок.[/i]
–  Я  це  знаю,  –  каже  батюшка,  –  але  ті  гроші  непевні.  Принеси  їх  сюди.  Я  одслужу  молебень,  то  мені  буде  часточка,  тобі  часточка  і  на  церкву  часточка.
[i]–  Я  про  то  знаю,  –  говорит  поп,  –  да  только  денежки  те  нечестивые.  Принеси  их  сюда.  Я  отслужу  молебен,  будет  и  мне  часть,  и  тебе  часть,  и  на  церковь  часть.[/i]
–  Добре,  –  каже,  –  нехай  і  так  буде.
[i]–  Хорошо,  –  отвечает,  –  пускай  так  и  будет.[/i]
Одправив  піп  вечерню,  приходить  додому.
[i]Отправил  поп  вечерню,  приходит  домой.[/i]
–  А  що?  –  каже  попадя.
[i]–  Ну,  как?  –  спрашивает  попадья.[/i]
–  Знаю  вже,  де  Кирик  грошей  набрав.
[i]–  Знаю  теперь,  где  Кирик  деньги  взял.[/i]
І  розповів  їй  усе.
[i]И  рассказал  ей  всё.[/i]
–  Почекай,  –  каже  вона,  –  не  йди  до  нього.  Я  так  зроблю,  що  всі  гроші  будуть  твої.
[i]–  Подожди,  –  говорит  она,  –  не  ходи  к  нему.  Я  устрою  так,  что  все  денежки  твоими  будут.[/i]
Побігла  попадя  до  шевця  і  випросила  у  нього  шильце  і  дратви.
[i]Побежала  попадья  к  портному  и  выпросила  у  того  шило  и  нитку  суровую.[/i]
Прибігає  додому,  зняла  з  горища  волову  шкуру.  Взяла  ту  шкуру,  наділа  на  попа:  передні  ноги  –  на  руки,  задні  ноги  –  на  попові  ноги,  роги  –  на  голову.  Обшила  вона  шкурою,  зробила  з  нього  чорта.
[i]Прибежала  домой,  достала  с  чердака  воловью  шкуру.  Взяла  ту  шкуру,  нацепила  на  попа:  передние  ноги  –  на  руки,  задние  ноги  –  на  поповы  ноги,  рога  –  на  голову.  Обшила  она  всего  попа  шкурой  и  сделала  из  него  подобие  чёрта.[/i]
–  Іди  тепер  до  Кирика,  та  постукай  у  вікно  –  він  ще  спить,  –  та  й  скажи:  “Ага!  Забрав  мої  гроші  та  й  хочеш  дати  попові  на  церкву!  Оддай  їх  зараз,  а  то  увесь  дім  рознесу  і  всі  душі  заберу!”  То  він  тебе  злякається  і  віддасть  гроші.
[i]–  Теперь  иди  к  Кирику  и  постучи  в  окошко  –  он  ещё  спит,  –  и  скажи  так:  “Ага!  Взял  мои  денежки,  да  хочешь  отдать  их  попу  на  церковь!  Отдавай  их  немедленно,  а  то  весь  твой  дом  разнесу,  и  все  что  ни  есть  живые  души  заберу!”  Он  тебя  испугается  и  отдаст  деньги.[/i]
Прийшов  піп  під  вікно  та  й  заторохтів  рогами.  Кирик  подивився,  –  а  місячно,  –  думає,  що  диявол.
[i]Пришёл  поп  под  окошко,  да  как  загрохочет  рогами.  Кирик  удивился,  –  на  дворе-то  вызвездило,  –  подумал,  что  это  дьявол.[/i]
–  Чого  тобі,  нечиста  сило,  треба?
[i]–  Что  тебе,  нечистая  сила  от  меня  нужно?[/i]
–  Ага!  –  говорить  піп.  –  Узяв  мої  гроші,  а  душі  не  віддав?  Оддай  мені  гроші,  а  то  я  тобі  цей  дім  рознесу  і  всі  душі  заберу!
[i]–  Ага!  –  говорит  поп.  –  Взял  мои  денежки,  а  души  взамен  не  отдал?  А-ну,  отдавай  мне  назад  деньги,  а  то  я  тебе  весь  дом  разнесу,  и  все  живые  души  заберу![/i]
–  Почекай,  –  каже  Кирик,  –  я  тебе  боюся.  Я  тобі  оддам  гроші  через  двері…
[i]–  Подожди,  –  говорит  Кирик,  –  я  тебя  боюсь.  Я  тебе  отдам  деньги  через  дверь…[/i]
Подав  йому  через  двері  котельчик.  Прийшов  піп  додому.  Попадя  хотіла  взяти  той  котельчик,  а  він  попові  до  рук  приріс.  Стала  вона  оддирати  з  попа  волову  шкуру  –  стала  з  попа  кров  текти.  Шкура  приросла,  і  став  з  попа  чорт.
[i]И  подал  ему  через  дверь  сундучок.  Пришёл  поп  домой.  Попадья  хотела  тот  сундучок  взять,  а  он  попу  к  рукам  прирос.  Стала  она  отдирать  с  попа  воловью  шкуру  –  потекла  из  попа  кровь.  Шкура-то  приросла,  и  сделался  из  попа  и  вправду  чёрт.[/i]

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029508
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 28.12.2024
автор: Радiус24