Часть2
Глава 2. Появление Хохла
Он выбрал первое, отстоял в гордом одиночестве целую службу, посетил келью с монахом-отшельником, но, как оказалось, православные молитвы больше не работали. Напротив, от них сделалось только хуже.
Существо крепко вцепилось в его душу и не отпускало. Оно, на время, избавило Скрепника от встреч с военными аватарами, но проникло в самые глубины его памяти, где одну за другой, вскрыло самые тайные печати прошлого.
В тот раз он заснул, считая вместо воображаемых овец, зримых над собой мух, потом смежил веки и перенесся вдаль самого себя, держась за крепкую мужскую руку, отводившую его в новую школу. Они прошли вдоль черных решеток забора, потом, обойдя большую лужу, завернули в школьный двор.
-Ну вот, Вова, дальше сам. Твой класс на втором этаже. Учительницу зовут Вера Павловна, запомни - над ним склонился невысокий мужчина с зачесанными назад волосами и небольшим вздернутым носом. Круглые, спокойные глаза, окинули внимательным взглядом школьника.
Вова задвигал кадыком, нервно сглотнул слюну и тихо ответил:
-Я помню, Владимир Спиридонович,- от волнения голос у ребенка слегка охрип и он забыл, что его просили звать мужчину иначе , о чем тот тут же напомнил:
-Ну что ты опять по имени отчеству, месяц уже живешь у нас, а как неродной – поправляя крупный узел полосатого трехцветного галстука, насупился мужчина и добавил: называй меня дядя Вова. Усвоил? – и взъерошив светлые волосы, потрепал мальчика по голове.
-Хорошо, дядя Вова,- школьник скупо улыбнулся.
- И помни, чтобы стать настоящим разведчиком, надо очень хорошо учиться!,- глядя мальчику вслед, напутствовал мужчина.
- Хорошо, дядя Вова… - обернувшись к новому отчиму, повторил школьник и скрылся за входной дверью.
Крепко сжав ручку школьного портфеля в потной руке, мальчик, понурив голову, медленно, на тяжелых ногах, побрел к лестнице, причем, с таким обреченным видом, словно широкие, каменные ступени вели его не на второй этаж, а на эшафот.
Переезд из солнечной Грузии в куда более северные края, давался нелегко и сопровождался тяжелой обидой на решение матери от него избавиться, отдать на попечение дальним родственникам из Ленинграда.
Жизнь в южном поселке складывалась для маленького Вовы невыносимо из-за отношения грузинского отчима, его тяжелых и частых оплеух по малейшему поводу. Свыкаясь с ролью нелюбимого пасынка, Вова замкнулся в себе и не водя особой дружбы со сверстниками, держался с ними зло и заносчиво, вымещая свои домашние обиды на более слабых. Не удивительно, что ребята с улицы стали его сторониться.
В шесть с половиной лет Вова пристрастился к рыбалке, пропадая днями на речке и стараясь как можно реже попадаться отчиму на глаза. Слабые попытки матери его защитить, приводили к тому, что отчим еще больше выходил из себя и тогда, помимо сына, сильно доставалось и ей. Однажды, ударом кулака, он чуть не сломал матери нос. Когда Вове стукнуло десять, он часто представлял, как пробирается ночью в спальню и ножом перерезает спящему отчему горло. От этой острой мысли спину и шею мальчика щекотал приятный холодок, а на душе становилось легко и спокойно. Постепенно и мать начала относиться к нему с неким окаменелым равнодушием, будто к чужому. От отчима она родила еще двух детей, сводных вовиных сестру и брата, которые взяли на себя львиную долю ее внимания и заботы.
Последний эпизод с отчимом случился за месяц до отбытия Вовы к бабушке, на Урал. Все произошло вечером за ужином, когда младший брат столкнул со стола тарелку, Вова стукнул его ложкой по лбу и тот громко заревел. На плач тут же отозвался отчим. Закусив сто грамм крепкой чачи куском самсы, он вскочил со стула и одним сильным рывком отделил от брюк ремень. Видя такое, Вова хотел убежать, но не успел : волосатая рука грубо сгребла его за шкирку и швырнула на пол. Не препятствуя будущей экзекуции, мать увела детей в другую комнату, оставляя Вову наедине с разъяренным отчимом. Разгоряченный чачей, тот оторвался на полную, до вздувшихся на лбу вен и налитых кровью глаз. Его лицо перекосила гримаса бешенства. То и дело, задевая кожу стальной пряжкой, ремень энергично захлестал по беззащитным ягодицам мальчика.
Вова долго отходил от тех побоев: дней пять не мог присесть на стул, или ходил, или ложился на бок. Вспомнив о сыне, мать прикладывала к больному месту примочки. Понимая, что малость переборщил, отчим оставил Вову в покое. Там, где прошелся его ремень, отпечатался огромный багрово-фиолетовый синяк. Эти следы сохранялись до самого Урала и только в Ленинграде вовина задница обрела свою привычную бледность.
-У них двое деток до войны умерло. А два года назад у Маши был выкидыш. Вот такое несчастье приключилось. Люди они уже взрослые, серьезные, не баламуты… Владимир Спиридонович очень хороший человек, воевал, ордена имеет. Будет тебе за место отца родного, вот увидишь!,- внушала бабушка внуку по пути в Ленинград и, глядя на Вову, тяжело вздыхала: ах ты ж мой, чемодан без ручки!
Новые родители показались ему спокойными, уравновешенными людьми. Владимир Спиридонович был несколько скован, но старательно улыбался на перроне. Мария Ивановна смотрела на Вову как-то странно, каким-то долгим и неподвижным взглядом. Потом он узнал, что один глаз у нее был стеклянным.
Через месяц мальчику справили новые документы, да так, что Вова стал на два года моложе. В придачу, у него появилась другая фамилия, более короткая, из пяти букв.
Поначалу, Ленинград для Вовы был чужим и незнакомым городом, но постепенно он стал привыкать к холодному ветру и набрякшему влагой небу, к шумной городской суете, а также к гранитному величию исторических зданий и памятников.
В школу он пошел переростком по возрасту и по смекалке, а вот ростом был не выше своих одноклассников. Знакомился со сверстниками осторожно, и в конфликтных ситуациях старался не жевать сопли, а сразу давать серьезный отпор. Вне школы тянулся к более старшим ребятам, которые занимались в секции самбо. Начал вместе с ними посещать тренировки. Это придавало уверенности в собственных силах, прибавляло хулиганской наглости в дворовых играх, а также в уличных баталиях с не местными.
Приютившая Вову семья занимала одну большую комнату в ленинградской коммуналке. Вместе с новоявленными мамой и папой, довольно уже пожилых людей, здесь, в четырех стенах приютился и его детский мир ,с приклеенной на стену картой мира и книгами о подвигах разведчиков.
Жили то тихо, то громко, не без бытовых ссор. Бывало, что Владимир Спиридонович покрывал Марию Ивановну трехэтажным матом и Вова несколько раз слышал, как он грозился выбить жене и второй глаз, если та, что-то там «гавкнет». Обычно, такое случалось, когда Владимир Спиридонович выпивал лишнюю рюмку. Иногда, за плохую отметку или красный дневник, на орехи доставалось и Вове, однако подзатыльник от «ленинградского папы» был куда лучше, чем рукоприкладство грузинского отчима.
На улице Вова был предоставлен самому себе и часто «творил черное». Хулиганские выходки с демонстрацией силы и приблатненного пацанского жаргона, определенно, доставляли ему удовольствие. По дороге в школу, он мог ни с того, ни сего, обрушить портфель на голову идущего впереди одноклассника. Одного толстого мальчика из соседнего дома Вова совсем затравил, то карауля его в переулке, то грозно выныривая из темной арки и требуя от толстяка плату за вход во двор. Однажды Вова отобрал у него кулек с жареными пирожками и мальчик не выдержал, кинулся на грабителя с кулаками, но упал, сраженный ловкой подсечкой. По субботам, Вова ходил к женской бане подглядывать, потом рассказал про тайное место трем старшим друзьям и походы стали общей традицией, пока из бани не выбежал усатый сторож с лопатой. На следующий день заветное окошко для наблюдения за женской наготой, наглухо заколотили досками. В тринадцать лет уличные забавы чуть не довели Вову до акта живодерства. Под дворовой скамейкой он как-то увидел рыже-белого котенка с закисшими глазами и с комьями засохшей грязи на шерсти. Котенок протяжно и противно мяукал и одним своим видом был Вове неприятен. Мальчик схватил животное за загривок и брезгливо морщась, припрятал за пазуху, затем понес прочь со двора. Мысленно Вова перебирал варианты, как заставить котенка заткнуться: от задушить, повесить на дереве или свернуть шею, до выколоть глаза и бросить на проезжую часть или облить бензином и поджечь. Будто почуяв смертельную опасность, котенок у Вовы за пазухой стал отчаянно царапаться, но мальчика это только разозлило. Он уже сделал свой палаческий выбор и быстро шагал в сторону автомастерской, где работал дедушка Аркаши, его товарища по спортивной секции.
Раздобыв жестяную банку с бензином, Вова принялся искать укромное место для кошачьего аутодафе. Вскоре он пересек безлюдный пустырь, огляделся по сторонам и юркнув за раскидистый кустарник, присел на корточки у старого кирпичного забора. Котенок продолжал трепыхаться, впиваясь острыми коготками Вове в ладонь , а когда на теплое мохнатое тельце полился бензин – душераздирающе замяукал. Прижав жертву к груди, Вова пытался свободной рукой чиркнуть по коробку спичкой, но, как назло, выходили только искры. Он вытащил котенка из за пазухи и опустил на землю, сильно придавливая коленом сверху, чтобы тот, случайно, не вырвался. Как только спичка зажглась, Вова бережно поднес крохотное пламя к кошачьей шерсти, но поджечь не успел. Сзади него послышались чьи-то шаги , после чего резкий толчок в спину едва не опрокинул Вову на землю.
- Ты шо тут, с.ка, задумав? А ну видпусты кошэня, крыса вонюча, а то я щас тебя самого пидпалю! – Вова обернулся на голос и увидел над собой высокого черноволосого парня со смуглым лицом и контуром ранних, подростковых усов под носом. Судя по возрасту, защитник котов был ровесником или немногим старше Вовы.
Пользуясь моментом, котенок выскользнул из плена и задрав хвостик шмыгнул в ближайшие заросли кустов. Внезапное нападение вызвало у Вовы настоящий приступ бешенства. С глухим звериным рычанием он бросился на чужака, стараясь обхватить и подломить тому ноги, повалить на землю и провести болевой прием самбо. Но не тут, то было! Парень легко разгадал вовин маневр и ловко отскочил на пару шагов назад, давая сопернику передышку. Вова поднялся с земли и, сжав кулаки, приготовился к новой атаке.
- Шо ты, .уйло с баштана, хочешь ищо получить? Ну давай , спробуй,- парень был шире в плечах и на полторы головы выше Вовы.
- Хлебало свое завали! Ты кто такой? Ходи теперь и оглядывайся, пока ноги тебе не сломали! – выкрикнул Вова и смачно сплюнул под ноги.
- Ты шо ли, ноги мне будешь ломать, заморыш? - хохотнул парень и сделал шаг вперед.
«Если драки не избежать, нападай и бей первым! Только так победишь!»- мудрые слова Анатолия Соломоновича, тренера по самбо и дзюдо, как нельзя кстати, всплыли в вовиной голове.
Следуя совету наставника, он кинулся на противника с кулаками, но снова промазал и ,в итоге, нарвался на увесистую оплеуху, от которой в ушах зазвенело, а из носа хлынуло теплое. Тело пошатывало, лицо от удара горело огнем.
- Не дергайся, заморыш, а то вье.у так, что больше не встанешь,- спокойно предупредил смуглолицый и поглядев, на утирающего кровь Вову, развернулся и пошел себе дальше, в направлении Фонтанной улицы.
-Посмотрим, с.ка, посмотрим…,- вслед уходящему, вполголоса проронил Вова и высморкался в траву. Вниз полетели красные сопли.
Он вернулся домой, умыл лицо холодной водой и вышел на общую кухню. На плите стояла их семейная темно-зеленая кастрюля на 6 литров, из которой Вова трижды зачерпнул половником бледно красную, с лохмотьями квашеной капусты, жидкость. Наполнив до краев тарелку с синей каемкой, Вова задумчиво хлебал кислые щи, до тех пор, пока не опустошил посуду до капли.
Даже во время обеденной трапезы, в голове кипело и бурлило от подробностей проигранного поединка. «Хорошо, что этого никто не видел» ,- подумал Володя, мысленно выстраивая изощренный план мести, в котором его обидчика настигала безжалостная и лютая кара за свои действия. « А вообще, откуда этот черт взялся? Говорил с каким-то акцентом, вроде понятно, а вроде и нет. Явно, не питерский»-вымокнув хлебным мякишем остатки щей, задумался Вова.
Дней через пять память о пережитом позоре притупилась, он начал подзабывать об инциденте и, почти выветрил его из головы, как вдруг в глазах потемнело, а лоб налился металлической тяжестью, словно по нему хорошенько стукнули бумерангом.
Они столкнулись в школьном коридоре, практически лицом к лицу. От неожиданности Вова вздрогнул и сердце в его груди тревожно забилось. Кое-как совладав с волнением, он хотел прошмыгнуть мимо, делая вид, что в упор не узнает обидчика, но после удивленного присвиста за спиной, в коридоре раздался громкий смешливый оклик.
-Опа, опа, Америка, Европа! Вот так сюрприз ! Эй, мучитель котят, куда убегаешь? Не ссы, заморыш, бить не буду! Ты здесь тоже учишься, чудило? – обидные слова, одно за другим, вонзались в сутуленную спину Вовы, словно ножики для метания, брошенные умелой и твердой рукой. Как невидимой кровью, он истекал немыми злобой и яростью, не в силах пошевелить пересохшим от волнения языком. Ноги сами несли его вперед, подальше от насмешливо издевательского тона чужака.
Столь внезапное появление в школе более сильного соперника, вызвало в душе Вовы хаос и смятение, в голове его заклубился туман тревоги и неопределенности. Что если этот детина будет учиться с ним в одном классе? Тяжелые мысли о грядущей катастрофе и полном падении, заработанного за три школьных года, пацанского авторитета, заставили Вову прогулять урок истории.
По дороге домой, пиная ногами «чугунный» портфель, он обдумывал стратегию дальнейших действий, направленных против наглого чужака. Уязвленное достоинство и униженное самолюбие тринадцатилетнего школьника, требовали немедленной сатисфакции. Вариант с разучиванием пары новых приемов дзюдо был самым благородным, так как предполагал второй поединок - один на один, в котором Вова уж постарается «не прощелкать (е)блом» и проучить новичка как следует. «Было бы хорошо -сломать верзиле руку, чтоб в гипсе в школу ходил»- хищно промечтал Вова.
Впрочем, рассудив здраво, прикинув в уме рост и габариты смуглолицего, Вова оценил риски и перешел ко второму варианту: подкараулить за школой, проследить адрес, подойти где-нибудь на пустыре- он часто там один ходит, из школы домой. А Вова будет не один, Вова приведет друзей из спортивной секции.
В понедельник он выяснил, что новичок его одногодка, но учится на два класса старше, поэтому Вова решил не привлекать к делу одноклассников. Мало ли что. В школе узнают, директор вызовет батю к себе и тогда – пиши пропало! Спиридоныч все уши ему оборвет или так двумя пальцами за нос ухватит, что из глаз слезы хлынут. При проигрыше в дурака Вова, раз за разом, испытывал носовую пытку, но помня, что шалбан от Владимира Спиридоныча еще хуже : в голове с минуту гудит колокол и кажется, что в черепе образовалась трещина.
На следующий день Вова выяснил, что имя у его врага обычное, русское – Андрей, а вот фамилия странная, нездешняя: Вакула. Прежде чем рассказать о нем старшим друзьям, Вова решил установить за новичком тайную слежку, при этом став незаметным и стараясь не попадаться тому на глаза. В пределах школы, это было весьма нелегкой задачей, особенно на маршрутах в спортзал и в столовую, где Вова «терялся» в гуще одноклассников. Продолжая вести наблюдение , он обнаруживал в себе не то что задатки, а уже и способности превосходного филера, ну или , как пишут в книгах про шпионов – «хвоста». Настроение ухудшилось, когда он увидел, что Вакула идет домой тем же путем, что и он – через пустырь.
Вот только все оказалось куда хуже, чем Вова мог себе представить. Как то раз слежка привела его обратно, в свой двор, где Вакула нырнул в соседний подъезд. Выходило, что у них была не только общая школа, но теперь вот и общий дом. Для повседневного уклада Вовы это становилось очень серьезной проблемой.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1013958
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 24.05.2024
автор: Маркус Виль