Притча-быль про пианистку Веру Лотар-Шевченко

Посвящается  величайшей  французской  пианистке  Вере  Лотар-Шевченко,  избравший  своей  жизнью  Россию,  а  судьбой  -  ГУЛАГ.

Душа,  прошедшая  застенки,
И  возвратившись  из  ГУЛАГа,
Была  расстреляна  у  стенки,
Но  возродилась  Силой    флага.
Там  время  вспять  ...остановилось!
Забыло,  как  ему  бежать.
И,  глянув  в  смерти,  удивилось  -
Как  можно  лёжа  устоять?
Там  Воля  Жизни  закалилась.
И  в  Силу  Духа  нарядилась.
Железо  лагерных  оков
Порвала  скрежетом  зубов.
=GrafBorisfen=
https://stihi.ru/2023/12/05/6145
http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1000234

Душа  музыканта  на  кончиках  пальцев!
И  он  с  инструментом  
не  
р
а
з
д
е
л
и
м
.
И  нотки,  что  в  образе  были  скитальцев
Взялись  хороводы  водить  вместе  с  ним.

Как  детки  в  весёлом  смешном  детском  саде.
Резвяцца  и  прыгают,  тролят  на  фсю!
И  в  этом  небесном  почётном  параде
Душа  музыканта  резвиться  вовсю!

В  одной  провинциальной  школе
Поклон  отвесив  тишине,
Учеников  принявши  роли,
Фсе  были  вместе  наравне.

Писали,  что-то  вычисляли,
Учились  мыслить  и  читать.
И  тут  вдруг  дружно  услыхали
Что  невозможно  описать.

Потоки  нот,  
как  
.......в
.........о
...,.......д
.............о
...............п
.................а
...................д
.....................ы
Ворвались  в  тишу  и  покой,
И  переборов  серенады
Вдруг  объявили  скуке  бой.

Без  разрешенья  все  вскочили
Помчались  дружною  гурьбой
Туда,  откуда  звуки  плыли,
Завороживши  фсё  с  собой.

Там  у  рояля  вдохновенно
В  солёной  серой  телогрейке
Резвясь  вовсю  самозабвенно,
Играла  Муза  на  скамейке.

Она  была  не  молода,
Перебирала  ноты  ловко.
Десятилетья  -  не  беда
Для  Воли  век  -  не  остановка!

Взгляд  устремлён  куда-то  вдаль
Лицо  украсила  улыбка,
Париж,  Версаль...  
Нет,  нет!  
Не  жаль!
Жить  здесь,  в  России  -  не  ошибка!

-  Тринадцать  лет  я  на  доске
Беззвучно  это  фсё  играла!
Бетховен  в  лагерной  тоске
Таёжным  воем  пел  для  зала.

Хромым  облезлым  башмаком
Педальки  резво  нажимала,
Рояль  был  с  этим  не  знаком,
Но  в  нотках  Сила  оживала.

Как  там,  в  бараке  по  ночам
По  разрисованным  дощечкам
Концерт  давала  чудесам,
Подружкам  -  лагерным  сердечкам.

Нет!  Звуков  не  было  совсем!
Какой  в  концлагере  рояль?
Но  было  слышно  явно  всем,
Как  жжёт  симфонию  печаль.

Как  на  концертах  там,  в  Париже,
Сорвав  оваций  бурный  гром,
В  суровом  лагерном  престиже
Вдруг  вспоминала  милый  дом.

Импровизирует  пила
В  руках,  командовших  Бомондом.
И  добывая  корень  зла,
Скрипели  нары  фсе  аккордом.

И  видя  боль  избитых  рук,  -
Все  переломанные  пальцы!
ЭнКэВэДисту  снился  стук
Сердец  по  лагерю  скитальцев.

Для  пианистки  руки  -  всё!
ЭнКэВэДисты  это  знали.
И  злобно  пальчики  ломали
В  азартной  роли  палача.

И  по  ночам  чрез  боль  и  муки
Лечила  пальцы  те  игрой!
А  в  унисон  крепчали  руки,
Перемогая  смертный  бой.

И  вот  теперь  всё  позади!
И  долгожданная  свобода!
Всё  сжалось  горечью  в  груди.
Рояль!  В  любое  время  года!

Где  есть  рояль?  -  конечно  ж  в  школе!
И  вмиг,  ворвавшись  в  кабинет,
Без  разговоров  лишних  боле:
-  Скорее  клавиши!  
Сонет!

У  фсех  текли  ручьями  слёзы,
Поняв,  откуда  здесь  она.
И  здесь  сейчас  -  ГУЛАГа  грёзы,
И  с  ней  рыдала  фся  страна.

Сквозь  боль  и  ломаные  пальцы
С  скупой  слезою  на  щеке
Лила  в  рояль  сюиты,  вальсы,
Тем,  кто  остался  вдалеке.

Своим  подружкам  по  несчастью,
Которые,  лежа,  фсе  там.
Стоят  наперекор  ненастью,
Не  покорившись  палачам.

Козак  =GrafBorisfen=04.12.2023  /Бермундия/

https://m.facebook.com/groups/2447917838848859/

Холодным  вечером  1950  года  в  Нижнетагильскую  музыкальную  школу  зашла  измождённая  женщина  в  лагерном  ватнике  и  стоптанных  ботинках.  На  плохом  русском  она  попросила  проводить  её  к  роялю  «сыграть  концерт».  Села  за  инструмент,  долго  смотрела  на  клавиши,  затем  подняла  руки,  и…  из  актового  зала  понеслись,  сотрясая  старинное  одноэтажное  здание,  мощные,  наполненные  бешеным  темпераментом  аккорды.  Учителя  и  ученики,  побросав  занятия,  кинулись  в  зал.  Странная  незнакомка  сидела  за  роялем  и  кривыми  от  артрита  пальцами  играла  Баха,  Моцарта,  Бетховена,  Шопена.  Взгляд  её  был  устремлён  в  бесконечность,  лицо  озарено  вдохновением.  «Кто  вы?»  –  спросила  директор  школы,  как  только  незнакомка  закончила.  «Меня  зовут  Вера  Лотар-Шевченко,  –  ответила  та  с  сильным  иностранным  акцентом,  –  и  я  тринадцать  лет  играла  эту  музыку  на  доске!»  
Когда-то  ей  рукоплескали  Европа  и  Америка,  а  Ромен  Ролан  назвал  её  «самой  выдающейся  пианисткой  XX  века».  Вере  же  на  славу  было  плевать.  Самым  главным  для  неё  была  музыка.  Она  была  её  счастьем,  жизнью,  и  Вера  отдавалась  ей  без  остатка,  соединяя  в  себе  требовательность  учителя  и  вечное  рвение  ученика.  
Родилась  Вера  Лотар  10  марта  1901  года  в  Турине  в  семье  итальянского  математика  и  испанской  пианистки.  Затем  отец  получил  место  профессора  в  Сорбонне,  и  семья  переехала  в  Париж.  В  6  лет  Веру  отдали  в  музыкальную  школу,  а  в  12  она  уже  давала  сольные  концерты.  Однажды  она  пробилась  к  Тосканини  за  кулисы  и  попросилась  играть  в  его  оркестре.  Требовательный  Тосканини  отказал.  Тогда  Вера  села  за  рояль  и  сыграла  Листа  так,  что  великий  дирижёр  заплакал.  С  его  оркестром  Вера  объездила  весь  мир.  Через  два  года  –  в  18  лет  начала  давать  сольные  концерты.  Ромен  Ролан,  знаток  Бетховена,  был  потрясён  её  исполнением.  Она  играла  американскому  президенту,  играла  в  Букингемском  дворце,  объездила  Европу  и  Америку.  Фирма  «Стэнвей»  подарила  ей  рояль  и  сделала  лицом  своей  кампании.  Впереди  –  усыпанный  розами  путь.  Слава,  богатство,  поклонники  –  в  общем,  всё,  чего  можно  только  пожелать.  Но  всему  помешала…  любовь.  
В  середине  30-х  Вера  знакомится  с  Владимиром  Шевченко  –  русским  эмигрантом  и  скрипичным  мастером,  которого  в  Париже  называют  «русским  Страдивари».  Это  была  любовь  с  первого  взгляда.  Владимир  старше  её,  у  него  двое  сыновей,  но  Веру  это  не  останавливает,  и  в  1936  году  она  выходит  за  него  замуж.  А  потом  влюбляется  второй  раз  –  в  Россию,  о  которой  рассказывает  муж,  и  загорается  переехать  в  эту  удивительную  страну,  где  живут  замечательные  люди.  Они  пишут  прошение  в  посольство.  Через  несколько  месяцев  Владимиру  разрешают  вернуться.  Счастливые  супруги  переезжают  в  Ленинград.  А  на  календаре  меж  тем  страшный  37-й  год…  
Живут  туго.  Комната  в  общежитии,  общий  туалет  и  кухня,  денег  не  хватает,  Вера  продаёт  парижские  туалеты.  Но  через  пару  месяцев  благодаря  протекции  пианистки  Марины  Юдиной  Вера  устраивается  в  Ленинградскую  филармонию  солисткой.  Муж  получает  работу.  Казалось  бы,  самое  трудное  позади.  Но  однажды  ночью  к  общежитию  подъезжает  чёрный  воронок.  Владимир  арестован  по  доносу.  Ему  дают  10  лет  без  права  переписки.  
Вера  бросается  защищать  мужа.  Со  своим  бешеным  темпераментом  она  ходит  из  инстанции  в  инстанцию  и  доказывает,  что  муж  любил  Россию,  что  он  патриот,  но  ничего  не  помогает.  Тогда  она,  потеряв  терпение,  крикнула:  «Значит,  и  меня  арестуйте!»  И,  конечно,  её  немедленно  арестовали  за  «сотрудничество  с  врагом».  Следователь  НКВД  на  одном  из  допросов  медленно,  смакуя,  ломал  ей  рукояткой  пистолета  каждый  палец.  Чтобы  больше  не  могла  играть.  
Вера  отсидит  «от  звонка  до  звонка».  Сменит  шесть  лагерей.  Будет  валить  лес,  пилить  дрова,  работать  на  кухне.  Мужа  расстреляют,  но  узнает  она  об  этом  через  много  лет.  Дети  попадут  в  детдом,  где  старший  погибнет  при  бомбёжке,  а  с  младшим  она  встретится  лишь  через  двадцать  лет.  Ни  разу  в  лагере  она  не  прикоснётся  к  роялю.  Но  однажды  два  зэка  вырежут  ей  из  фанеры  клавиатуру.  И  вот  на  этом  «лагерном  Стэнвее»  она  по  ночам  проигрывает  весь  свой  огромный  репертуар.  И,  глядя  на  её  озарённое  лицо,  женщинам  в  бараке  кажется,  что  они  слышат  бессмертную  музыку.  
Она  освободилась  в  1950  году.  Ей  было  запрещено  проживать  в  крупных  городах.  Но  она  мечтала  только  сесть  за  рояль,  и  потому  просится  в  любой  город,  где  есть  музыкальная  школа.  В  Нижнетагильской  музыкальной  школе  она  играет  несколько  часов  без  остановки.  А  в  коридоре  молча  рыдают  учителя.  Они  догадывались,  откуда  она  пришла  в  этом  зэковском  ватнике…  
Её  взяли  в  школу  иллюстратором  на  уроки  музыкальной  литературы.  Тагильским  ученикам  очень  повезло  –  они  слушали  прославленную  пианистку  дважды  в  неделю.  Но  повезло  не  только  им  –  повезло  всему  городу.  Вера  давала  бесплатные  концерты  в  местном  Доме  культуры,  устроилась  работать  в  драматический  театр  музыкальным  оформителем,  а  потом  взяла  учеников.  Но  учить  не  любила.  Сперва  слушала,  как  ребёнок  играет,  затем  говорила:  «Играть  надо  так»,  –  и  показывала.  А  соседи,  бросив  дела,  бежали  на  этот  импровизированный  концерт.  Одна  из  её  учениц,  Татьяна  Константиновна  Гуськова,  вспоминает:  «…она  жила  в  каком-то  особом  мире,  была  абсолютно  непрактична  в  делах  житейских,  бытовых.    Музыка  заполняла  её  всю  без  остатка,  была  смыслом  существования,  жизнью  и  счастьем».  
К  слову,  о  концертах.  Они  были  крайне  редкими,  а  Вера  Августовна,  восстановив  форму,  мечтала  о  больших  залах.  Ближайший  крупный  город  –  Свердловск.  Но  в  Свердловской  филармонии  надолго  она  не  задержалась  –  к  ней  относились  крайне  подозрительно.  Она  была  «чужая»,  притом  «бывшая  зэчка»,  да  ещё  и  играла  не  так,  как  принято  в  русской  школе.  Концертов  ей  давали  мало,  а  если  давали,  то  в  основном  в  сёлах.  Не  выдержав  прессинга,  Вера  переехала  в  Барнаул.  Давала  концерты  в  полупустых  холодных  залах,  очень  мёрзла  и  страдала  от  этого.  Но  однажды  на  её  концерт  случайно  зашёл  корреспондент  «Комсомольской  правды»  Симон  Соловейчик.  Он  был  потрясен  её  игрой,  и  на  следующий  день  о  Вере  Лотар-Шевченко  узнал  весь  Советский  Союз.  
Последние  16  лет  жизни  Вера  Августовна  даёт  концерты  в  Москве  и  Ленинграде,  и  уже  никто  не  говорит,  что  играет  она  «как-то  не  так».  Живёт  в  Новосибирске,  в  Академгородке.  Восторженные  почитатели  её  таланта  всеми  правдами  и  неправдами  выхлопотали  ей  двухкомнатную  квартиру,  купили  мебель  и  рояль  «Беккет».  Дверь  в  квартиру  всегда  была  полуоткрыта,  и  соседи  слушали  её  игру,  сидя  на  лестнице.  
Она  была  абсолютна  непрактична  в  быту,  не  знала,  как  готовить,  могла  забыть  обед  на  плите,  сесть  за  рояль  и  опомниться,  когда  уже  из  кухни  валил  дым.  Ученики  местной  школы  установили  над  ней  шефство  –  убирались  у  неё,  покупали  продукты,  выполняли  поручения.  В  это  же  время  –  где-то  в  конце  60-х  –  из  посольства  Франции  приходит  письмо:  её  зовут  обратно.  Предлагают  восстановить  концертную  деятельность,  обещают  турне  по  Европе  и  Америке,  условия  жизни  и  гонорары,  несопоставимые  с  советскими.  Но  Вера…  отказывает.  «Мой  отъезд  будет  предательством  по  отношению  к  тем  советским  женщинам,  которые  помогли  мне  выжить  в  лагерях».  Недаром  Веру  сравнивают  с  библейской  Руфью  –  родина,  убившая  мужа,  стала  её  родиной.  На  её  концерты  билеты  на  первые  ряды  никогда  не  продаются.  На  них  бесплатно  приходят  те,  кто  вместе  с  ней  прошёл  лагеря.  
Иногда  на  неё  нападало  озорство.  Однажды  после  концерта  в  Новосибирске  она  пожелала  вместе  с  друзьями  ехать  «кутить».  Ей  хотелось  пить  шампанское  и  играть  на  рояле.  Таксист  привёз  их  в  замызганную  рюмочную.  Сизый  дым,  небритые  лица,  разговор  на  фене,  женщин  почти  нет.  «О…  –  удивилась  Вера  Августовна,  –  здесь  нет  рояля?»  Она  взяла  две  бутылки  водки  и  попросила  мужиков  привезти  сюда  инструмент.  Через  час  полупьяные  мужики  привезли  на  грузовике  концертный  рояль.  И  несколько  часов  алкоголики,  воры  и  уголовники  молча,  сняв  шапки,  слушали  Моцарта,  Бетховена  и  Баха.  
Вера  Августовна  умерла  10  декабря  1982  года.  Похоронили  её  на  кладбище  в  Новосибирске.  За  её  гробом  шёл  весь  город.  На  могиле  установили  белый  памятник,  на  котором  выбили  её  собственные  слова:  «Жизнь,  в  которой  есть  Бах,  –  благословенна».  
Анна  Гурина

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1000234
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 05.12.2023
автор: GoldKing