Я сплю и вижу – яркий супермаркет!
В нём весь товар – по сниженной цене.
Как хорошо, что мысль о пароварках
свободна от сосисочниц во сне;
она стоит всей очередью громкой
у кассы, где кассирша – премила.
Передо мной красавица с болонкой
себе дешёвых чипсов набрала;
чуть ближе к цели вязкое болото
сомнений на старушечьем лице,
она всегда бранит в сердцах кого-то.
Как хвост змеи – вся очередь в конце.
И каждый здесь – звено бездушной твари,
цепляются друг к другу позвонки.
Нет, лучше бы приснился сон о паре
влюбленных над спокойствием реки.
Я не люблю дышать другому в спину.
Кульки, авоськи, сумки тяжелы.
Отец купил жене, себе и сыну
вишнёвый торт. Но сну – не до жены!
Но сну не до жены, не до семей и
собравшихся на ужин за столом:
смотрю, ползут из очереди змеи
и лезут в душу... прямо... напролом.
- Охранника! - кричу. Охранник пьяный,
и даже спит. Мурашки по спине!
Я выбью дух из этой обезьяны:
негоже спать, особенно – во сне.
Вот паника! Старуху обвевает,
шипя сердито, чудище кольцом.
Красотка повалилась неживая
в семейный торт изъеденным лицом.
Смотрю, глазам не веря, – сон недобрый.
Ползет змея, длинней чем горизонт.
Вползают в окна, в двери злые кобры
в компании голодных анаконд.
Проснуться бы в твоей кроватке тёплой,
среди предметов, с делом – впереди,
чтоб ты в меня вдохнула прежний облик,
согрев земного гада на груди.
Нет, не пойдём сегодня никуда мы;
чтоб море чувств, воспетое в веках,
всё время к обнаженному Адаму
тебя влекло до ссадин на руках.
Во снах живут, как хищники, намёки.
Я понял – быть сегодня нам вблизи!
Пусть страсти нас сплотят в одном пороке –
чтоб, сбросив кожи, змеи уползли.