…Последний служащий таможни
Покинул борт и трапа сходни
На миг какой-то опустели.
Те, кто встречал нас, не посмели
Без капитанского решенья
Ступить на трап. Но в искушенье
Все суетились на причале.
Нетерпеливые кричали
Приветствий первые слова.
Они же, слышимы едва,
И к нам едва ли долетали.
По радио вовсю звучали
Мелодии родной страны...
О как чудесны и нежны
Они вдали от Украины!
Мы, вроде, сильные мужчины,
Но в рейсе дружно умолкали,
Когда радисты вдруг “вмыкали”
На палубу в нелёгкий час
То украинский перепляс,
То песню вольных казаков,
То думу каторжных веков…
Как мне хотелось, чтобы та
Сейчас была здесь! Ведь черта,
Что нашу встречу разделила
Растаяла. Любовь вселила
В моей душе такую страсть,
Что я готов был ниц упасть
К ногам Марины и, рыдая,
Открыть пред нею двери рая
Молитвой искренной своей…
То был один из страшных дней…
…К нам на борт толпы поспешили,
Когда свиданье разрешили
И штурман огласил приказ.
На судно будто сотни ваз
Внесли с чудесными цветами!
Девчонки свежими устами,
Духами тонкими пьяня,
Своих любимых и меня,
В порыве счастья, целовали.
Букеты дорогих цветов
Несли вдоль шлюпок и плотов
Все, кто на палубу стремился,
Но я по быстрому простился
С друзьями. Забежал в каюту
И на берег ступил уже через минуту…
Тут, к удивленью моему,
Снег, что лежал полдня тому
Уже растаял, испарился
И с вешним ветерком резвился,
Дурманя ласкою своей
Оркестра звуки, смех людей…
С трудом я вышел на простор.
Вздохнул. И, как багдадский вор,
Спешил покинуть торжества,
Где развесёлая братва
Могла поранить ненароком, –
В том мире дивном, одиноком, –
Мою израненную душу.
Я мог нечаянно нарушить
Тот сладостный её покой,
Который вешнею порой
В моих мечтаньях воскресал
И, может быть, меня спасал…
Я торопил свои шаги
С упорством верного слуги,
Который нёс для господина
Известье о приезде сына…
Но я не мог бы объяснить –
Куда спешил. Как будто нить
Или таинственная сила
Меня тянула и манила
А, может, попросту – вела
В мой мир иллюзий и тепла…
И тут, заметил я, ко мне
Тот парень, что стоял извне
Направил вдруг свои стопы.
Заботы праздничной толпы
Его ничуть не занимали.
“Возможно, мы друг друга знали, –
Мелькнула мысль, – и вот теперь
Одну из дружеских потерь
Мы восстановим”... С нетерпеньем
И дивным трепетным волненьем,
Похожим на животный страх,
Я подошёл к нему. В мирах
Иных блуждал он взглядом,
Отравленным каким-то ядом.
Похоже, прятал он во взоре
Недуг страданий или горе.
Пожатьем крепких рук начался
Наш разговор. “Сюда примчался
Я от Марины... встретить вас, –
Сказал крепыш. – Вам сей же час
Поехать надо в те места,
Что вам известны”… – и достал
С барсетки старой три письма.
Те письма алая тесьма,
Как струйка крови обвивала.
“Ещё для вас она сказала,
Что письма вместе с ней прочтёте
Там, среди скал. И там найдёте
Свою Марину, я надеюсь.
А мне пора. Пойду развеюсь…
В отеле я живу два дня.
Возможно, навестить меня
Вам надо будет – не стесняйтесь.
Я буду рад. – Теперь признайтесь –
Я не ошибся? Вы – Максим?..”
“Назвавшись именем другим,
Соврал бы я в своём ответе.
Я с тех людей на белом свете,
Кто не способен на обман.” –
Ответил я и в ресторан
Позвал доверенного друга,
Но от приятного досуга
Крепыш, помявшись, отказался.
Из цирка Костею назвался,
Сказал: “До встречи!..” Извинился
И как виденье, растворился
За дверью нашей проходной…
“Какой-то он... Как не родной, –
Подумал я о Константине, –
Здоровый юноша! Марине
Кто он такой? Зачем ей служит?..
Не всякий эдак удосужит
Пол дня стоять в порту и ждать,
Чтоб, наконец-то передать
Кому-то чьё-то сообщенье…
Ну, что ж, наверно, уваженье
Моё он нынче заслужил…”
И я, счастливый, что дожил
До встречи с девушкой своей –
Переступил порог дверей
В желанный и прекрасный мир,
Где только я и мой кумир…
…Не больше часа пробежало,
Как мимо здания вокзала
Промчала белая “Рено”,
В которой каждое окно
Пылало яркими цветами
Далеких стран. Цветы устами
Ловили свежий ветерок
Весенних, милых мне дорог,
Которые когда-то звали
Меня в неведомые дали…
Я молча ехал всю дорогу,
Как будто срочную подмогу
С собою вёз в страну камней, –
В пещеру мрака и теней, –
Где девушку свою оставил…
Я без труда себе представил,
Как “скорая” сюда примчала,
Как, может, девушка кричала,
Когда сознание вернулось…
Как первый раз всем улыбнулась…
…“Рено” как будто бы споткнулась
И, сбросив скорость развернулась.
Остановилась…
Через миг,
Когда мотор “Рено” затих,
Воспоминанья улетели
И я, без лишней канители,
С машины выскочил. Вдали
Сверкало море.
Корабли
На горизонте неподвижном
Скользили тихо и неслышно
За ту далёкую черту,
Где кто-то детскую мечту
В хрустальном замке поселил…
О сколько жизней, сколько сил,
За той чертою затерялось!..
Сближалось или отвергалось
Во имя всяческий идей
Ничтожных, низменных людей
Или великих, что, быть может,
Перед Христом – одно и то же…
…Свои цветы я перенёс
На выступ низкий, где утёс
Карнизом плоским обрывался
И в памяти моей остался
Он просто каменной скалой
Или громадной головой.
Таксист, моргнув мне правым глазом,
За руль уселся. Фыркнув газом
“Рено” рванулась и в мгновенье
Исчезла в облаке забвенья…
Я взял свой новый “атташе”,
Который лейблами, клише
Мог с толку сбить любого фата,
А, может, даже дипломата, –
И сел на том же самом месте,
Где лет сто тридцать или двести
Тому назад, – как мне казалось, –
Я отдыхал… Тогда и сталось
Событие тех давних дней…
Неужто я встречался с ней
В Испании, такой далёкой,
Смуглявой, страстной, черноокой
Стране, где и не снилось
Кого-то встретить…
Как забилось
Тревожно сердце у меня,
Когда, малиново звеня,
Сознанья моего коснулась
Мысль о Марине…
Вдруг проснулась
В моей груди иная страсть –
Мне захотелось вновь попасть
Во чрево тёмной той норы,
Где спрятал я свои “дары”
И чемоданчик старый свой.
Ведь, покидая свой “постой”,
Я жаждал было возвратится,
Но всё же этому случится
Не довелось. Ручную кладь
Тогда не пожелал я брать…
Теперь мне было интересно
Узнать – не стало ли известно
Кому-нибудь о тайнике.
В ядрёном, вымытом песке
От ложа девы недалёко
Сухой травою неглубоко
Свой “атташе” я обложил
И, уходя, “заворожил”,
Молитвенно призвав Христа,
Чтоб свята была и чиста
Сия холодная обитель.
И я, беспечный грёз строитель,
Ушёл в свой город налегке…
…На всякий случай взяв букет,
Я потихоньку, осторожно, –
Насколько было мне возможно, –
Покинул каменный карниз
И без усилий спрыгнул вниз…
Меня немножечко смущало,
Что не пришла, как обещала,
До сей поры моя Марина.
Наверно веская причина
Могла бы встрече помешать.
Но наперёд не стал решать
Я эту призрачную тему –
Свою Любовь, свою Поэму
Я только начал открывать.
И мог ли я подозревать
Марину в нарушеньи слова?..
И вот, через столетья, снова
Я в полумраке растворился.
Почти на ощупь умудрился
Свой чемоданчик отыскать.
Его ладонью обметать
Я начал, услыхав при этом
Как там внутри патрон-ракета
По дну и к бортику скользнула,
Затихла, будто бы уснула…
Легко открылись два замка
И в зябком свете огонька
Моей заморской зажигалки
Увидел я... О, ёлки-палки! –
Всё тот же флаг родной страны,
С которым, мы её сыны,
В чужом порту друзей встречали
И с радостью вовсю кричали:
– EVIVA PATRIA!.. –
Бывало
Служил он мне как покрывало,
Когда девчонку я принёс
Сюда, под каменный утёс…
Нетронуты лежали бритвы –
Свидетели той давней битвы
Непримиримых двух сторон,
Когда и Вечность, и Закон,
Любой ценой могли судить –
Спасти нас или погубить…
Тут был и перочинный нож.
Как блудный сын среди вельмож,
Прижавшись в угол, он лежал
И никому не угрожал…
Я в руку взял патрон-ракету
И повернулся было к свету,
Где солнечно пылал у входа
Участок каменного свода…
Когда-то, проходя экватор,
Веселых дат организатор –
Наш третий штурман, под расписку, –
Чтоб судно не подвергнуть риску, –
Списал полдюжины ракет
На шумный, праздничный привет
Царю морскому. Он со свитой
И царственной своей элитой
Салютом ярким встречен был.
Случило так, что я забыл
Вот эту самую ракету
В каюте. И теперь она
Лежала в темноте одна
Уж восемь лет, и в зной, и в стужу
С надеждой вырваться наружу
И к звёздам высоко взлететь,
Прожить свой миг и умереть…
Но тут увидел я… О, Боже!
На месте том, где было ложе
Несчастной девушке моей –
Плита лежала, а на ней
Цветы лежали и свеча!..
Наверно с солнца, сгоряча
Я в полумраке не заметил,
Что кто-то здесь меня приветил
Могилой, спрятанной от глаз
Не думал я, что в этот раз
Судьба над нами посмеется
И сердце болью отзовётся
На чью-то страшную беду…
С волненьем сильным, как в бреду
Я бережно свечу зажёг
И над могилою чертог
Прозрачным светом озарился.
“Великий Боже! – я молился, –
Прими во Царство душу эту
И не избавь её привету,
Любви Твоей и благодати.
Твои неисчислимы рати,
Что праведной стезей идут,
Пусть душу эту вознесут
К святому вечному спасенью…”
И вслед душевному волненью,
Устами, горькими от слёз,
Я дань печальную принёс
На крест из мрамора. На нём,
Как будто выжжены огнём
Пылали золотом слова
“МАРИНА ЛЬВІВНА ЯРОВА”
Рожденья дата. Дата смерти…
…На камне, в розовом конверте
Лежало несколько газет
То ли “Заря”, то ли “Рассвет”,
Подёрнутых желтавой тенью
“Она подобна сновидению” –
Мгновенно бросилась в глаза
Статья в газете… Вдруг гроза
Сверепо хлынула над морем…
Но я в слезах, объятый горем,
Читал статью. В ней сообщалось,
Что неожиданно скончалась
Марина Львовна Яровая –
Артистка цирка… “Жизнь земная
Без Яровой – осиротела, –
Писалось в ней. – Жаль, не успела
Марина в жизни совершить
То, что хотела. Жажда жить…”
И снимок автокатастрофы
Столбцы статейные и строфы,
Как камень острый, разрывал…
Я понял все… И зарыдал…
Мои рыданья у могилы
Грозы неведомые силы
В раскатах грома заглушали,
А волны грохотом смущали
В пещерной тьме меня опять.
С “дыры” я вышел. Рукоять
Ракеты дернул снизу резко
И ввысь, шипя, с безумным треском
С патрона вырвалась ракета,
Распалась надвое… Два света
Ярко-малиново пылали
И с ветром тихо уплывали
Куда-то в сторону залива…
В ушах звенело, но на диво
Казался меньшим шум грозы
И каждый след моей слезы
Был ощутимо горячее,
Чем предыдущий… Я ловчее
Сподобился швырнуть патрон
Как можно дальше. Тихий звон
Ответил мне из далека,
За ним подобие прыжка
На воду шлёпнувшей лягушки
И тишина… Как две подружки
Ракеты в небе догорели
Рассыпались и прошипели
Прощальным вздохом наконец…
Я крикнул в небо: “О, Творец!
Ты создал все миры Вселенной
И славою Своей нетленной
Ты указуешь нам дорогу
К Тебе, единственному Богу!
Чем провинились мы, ответь,
Что вновь Судьба послала смерть
На наши светлые дороги?..
В Твои небесные чертоги
Ушла Марина… Как же мне
Жить, не мечтая о весне?..
Теперь я чужд людским желаньям,
Надеждам, чувствам, притязаньям…
Они во мрак погребены
Под сенью каменной стены…
Мне истиной во всей Вселенной
Была Любовь. Самозабвенной
Пришла она в мой беззаботный
И юный мир, во многом сходный
С извечными садами рая…
Иные, чувствами играя
Живут под солнцем много лет.
Какой божественный обет
Нарушен был перед Тобою,
Что нас печальною Судьбою
Ты так сурово покарал?..
Печальный траурный хорал
Отныне будет болью вечной
В бессмысленной и быстротечной
Юдоли моего сознанья…”
Мои молитвы и рыданья,
Смешавшись с майским дерзким громом,
Носились над угрюмым домом
Возлюбленной моей Марины,
Бросались в мощные стремнины
Упругих, первых вешних вод…
Весь в темных тучах небосвод
Во гневе молнии бросал
Туда, где запад угасал
В багровой полосе заката…
Промокший насквозь, словно вата
Под своды склепа я вернулся.
Огонь свечи слегка взметнулся,
Как бы приветствуя меня.
В сияньи этого огня
Я терпеливо отыскал
И поцелуем обласкал
Те письма с алою тесьмой…
Средь них, написанное мной
Я скоро пробежал глазами
И безутешными слезами
Беззвучным плачем стал рыдать…
Стремясь печалью совладать,
Вздыхая, прочитал посланье
С Испании. Своё желанье
Марина так писала мне:
“… Мы встретимся в родной стране,
Чтоб никогда не разлучаться.
Пусть дни идут и годы мчатся –
Нас вечно будет согревать
Любви земная благодать…
Не забывай меня, молю…
Люби, как я тебя люблю…”
В конверте третьем пол листа
Был чисто-белым. Три креста
Посланье это начинали.
Словами, полными печали
Марина сообщала мне,
Что умирает… “– Свет в окне
Центральной городской больницы
Не проникает сквозь ресницы
Слепых и воспалённых глаз.
Всего скорее – в этот раз
У нас, Максим, не будет встречи.
О Счастье не веду я речи,
Но я тебя благодарю
За то, что светлую зарю
Когда-то ты в ночи зажёг,
Как радугу зажёг мне Бог…
Хотела я совсем немного –
Тебя… и чуточку земного
Тепла. Чего теперь желать?..
Слова, что их хочу послать
В твои неведомые дали,
Увы, наверно опоздали…
О, если бы могла привстать я
И улететь в твои объятья,
Любимый мой!.. Но я сгораю…
Прощай… любовь… я умираю…”
Последние слова письма
Внезапно поглотила тьма –
Свеча погасла... Так, без света,
В слезах сидел я до рассвета
Холодный, жалкий, одинокий
Пока низверг меня глубокий,
Тревожный сон… Уже мне снилось,
Что дождь притих и прояснилось
Дневное небо над заливом…
Я, ослеплённый этим дивом,
Увидел в радужном огне
Свою Марину… На коне
Навстречу мне она неслась.
Вся в белом, будто бы слилась
С животным бело-лунной масти.
В плену сверепой, дикой власти
Мимо меня она промчалась
И в миг, когда мы повстречались,
Услышал голос: “Не смущайся!
Иди и к жизни возвращайся.
Жива я буду лишь тобою…Последний служащий таможни
Покинул борт и трапа сходни
На миг какой-то опустели.
Те, кто встречал нас, не посмели
Без капитанского решенья
Ступить на трап. Но в искушенье
Все суетились на причале.
Нетерпеливые кричали
Приветствий первые слова.
Они же, слышимы едва,
И к нам едва ли долетали.
По радио вовсю звучали
Мелодии родной страны.
О как чудесны и нежны
Они вдали от Украины!
Мы, вроде, сильные мужчины,
Но в рейсе дружно умолкали,
Когда радисты вдруг “вмыкали”
На палубу в нелёгкий час
То украинский перепляс,
То песню хватских казаков,
То думу каторжных веков…
Как мне хотелось, чтобы та
Сейчас была здесь! Ведь черта,
Что нашу встречу разделила
Растаяла. Любовь вселила
В моей душе такую страсть,
Что я готов был ниц упасть
К ногам Марины и, рыдая,
Открыть пред нею двери рая
Молитвой искренной своей…
То был один из страшных дней…
…К нам на борт толпы поспешили,
Когда свиданье разрешили
И штурман огласил приказ.
На судно будто сотни ваз
Внесли с чудесными цветами!
Девчонки свежими устами,
Духами тонкими пьяня,
Своих любимых и меня,
В порыве счастья, целовали.
Букеты дорогих цветов
Несли вдоль шлюпок и плотов
Все, кто на палубу стремился,
Но я по быстрому простился
С друзьями. Забежал в каюту
И на берег ступил уже через минуту…
Тут, к удивленью моему,
Снег, что лежал полдня тому
Уже растаял, испарился
И с вешним ветерком резвился,
Дурманя ласкою своей
Оркестра звуки, смех людей…
С трудом я вышел на простор.
Вздохнул. И, как багдадский вор,
Спешил покинуть торжества,
Где развесёлая братва
Могла поранить ненароком, –
В том мире дивном, одиноком, –
Мою израненную душу.
Я мог нечаянно нарушить
Тот сладостный её покой,
Который вешнею порой
В моих мечтаньях воскресал
И, может быть, меня спасал…
Я торопил свои шаги
С упорством верного слуги,
Который нёс для господина
Известье о приезде сына…
Но я не мог бы объяснить –
Куда спешил. Как будто нить
Или таинственная сила
Меня тянула и манила
А, может, попросту – вела
В мой мир иллюзий и тепла…
И тут, заметил я, ко мне
Тот парень, что стоял извне
Направил вдруг свои стопы.
Заботы праздничной толпы
Его ничуть не занимали.
“Возможно, мы друг друга знали, –
Мелькнула мысль, – и вот теперь
Одну из дружеских потерь
Мы восстановим”... С нетерпеньем
И дивным трепетным волненьем,
Похожим на животный страх,
Я подошёл к нему. В мирах
Иных блуждал он взглядом,
Отравленным каким-то ядом.
Похоже, прятал он во взоре
Недуг страданий или горе.
Пожатьем крепких рук начался
Наш разговор. “Сюда примчался
Я от Марины... встретить вас, –
Сказал крепыш. – Вам сей же час
Поехать надо в те места,
Что вам известны”… – и достал
С барсетки старой три письма.
Те письма алая тесьма,
Как струйка крови обвивала.
“Ещё для вас она сказала,
Что письма вместе с ней прочтёте
Там, среди скал. И там найдёте
Свою Марину, я надеюсь.
А мне пора. Пойду развеюсь…
В отеле я живу два дня.
Возможно, навестить меня
Вам надо будет – не стесняйтесь.
Я буду рад. – Теперь признайтесь –
Я не ошибся? Вы – Максим?..”
“Назвавшись именем другим,
Соврал бы я в своём ответе.
Я с тех людей на белом свете,
Кто не способен на обман.” –
Ответил я и в ресторан
Позвал доверенного друга,
Но от приятного досуга
Крепыш, помявшись, отказался.
Из цирка Костею назвался,
Сказал: “До встречи!..” Извинился
И как виденье, растворился
За дверью нашей проходной…
“Какой-то он... Как не родной, –
Подумал я о Константине, –
Здоровый юноша! Марине
Кто он такой? Зачем ей служит?..
Не всякий эдак удосужит
Пол дня стоять в порту и ждать,
Чтоб, наконец-то передать
Кому-то чьё-то сообщенье…
Ну, что ж, наверно, уваженье
Моё он нынче заслужил…”
И я, счастливый, что дожил
До встречи с девушкой своей –
Переступил порог дверей
В желанный и прекрасный мир,
Где только я и мой кумир…
…Не больше часа пробежало,
Как мимо здания вокзала
Промчала белая “Рено”,
В которой каждое окно
Пылало яркими цветами
Далеких стран. Цветы устами
Ловили свежий ветерок
Весенних, милых мне дорог,
Которые когда-то звали
Меня в неведомые дали…
Я молча ехал всю дорогу,
Как будто срочную подмогу
С собою вёз в страну камней, –
В пещеру мрака и теней, –
Где девушку свою оставил…
Я без труда себе представил,
Как “скорая” сюда примчала,
Как, может, девушка кричала,
Когда сознание вернулось…
Как первый раз всем улыбнулась…
…“Рено” как будто бы споткнулась
И, сбросив скорость развернулась.
Остановилась…
Через миг,
Когда мотор “Рено” затих,
Воспоминанья улетели
И я, без лишней канители,
С машины выскочил. Вдали
Сверкало море.
Корабли
На горизонте неподвижном
Скользили тихо и неслышно
За ту далёкую черту,
Где кто-то детскую мечту
В хрустальном замке поселил…
О сколько жизней, сколько сил,
За той чертою затерялось!..
Сближалось или отвергалось
Во имя всяческий идей
Ничтожных, низменных людей
Или великих, что, быть может,
Перед Христом – одно и то же…
…Свои цветы я перенёс
На выступ низкий, где утёс
Карнизом плоским обрывался
И в памяти моей остался
Он просто каменной скалой
Или громадной головой.
Таксист, моргнув мне правым глазом,
За руль уселся. Фыркнув газом
“Рено” рванулась и в мгновенье
Исчезла в облаке забвенья…
Я взял свой новый “атташе”,
Который лейблами, клише
Мог с толку сбить любого фата,
А, может, даже дипломата, –
И сел на том же самом месте,
Где лет сто тридцать или двести
Тому назад, – как мне казалось, –
Я отдыхал… Тогда и сталось
Событие тех давних дней…
Неужто я встречался с ней
В Испании, такой далёкой,
Смуглявой, страстной, черноокой
Стране, где и не снилось
Кого-то встретить…
Как забилось
Тревожно сердце у меня,
Когда, малиново звеня,
Сознанья моего коснулась
Мысль о Марине…
Вдруг проснулась
В моей груди иная страсть –
Мне захотелось вновь попасть
Во чрево тёмной той норы,
Где спрятал я свои “дары”
И чемоданчик старый свой.
Ведь, покидая свой “постой”,
Я жаждал было возвратится,
Но всё же этому случится
Не довелось. Ручную кладь
Тогда не пожелал я брать…
Теперь мне было интересно
Узнать – не стало ли известно
Кому-нибудь о тайнике.
В ядрёном, вымытом песке
От ложа девы недалёко
Сухой травою неглубоко
Свой “атташе” я обложил
И, уходя, “заворожил”,
Молитвенно призвав Христа,
Чтоб свята была и чиста
Сия холодная обитель.
И я, беспечный грёз строитель,
Ушёл в свой город налегке…
…На всякий случай взяв букет,
Я потихоньку, осторожно, –
Насколько было мне возможно, –
Покинул каменный карниз
И без усилий спрыгнул вниз…
Меня немножечко смущало,
Что не пришла, как обещала,
До сей поры моя Марина.
Наверно веская причина
Могла бы встрече помешать.
Но наперёд не стал решать
Я эту призрачную тему –
Свою Любовь, свою Поэму
Я только начал открывать.
И мог ли я подозревать
Марину в нарушеньи слова?..
И вот, через столетья, снова
Я в полумраке растворился.
Почти на ощупь умудрился
Свой чемоданчик отыскать.
Его ладонью обметать
Я начал, услыхав при этом
Как там внутри патрон-ракета
По дну и к бортику скользнула,
Затихла, будто бы уснула…
Легко открылись два замка
И в зябком свете огонька
Моей заморской зажигалки
Увидел я... О, ёлки-палки! –
Всё тот же флаг родной страны,
С которым, мы её сыны,
В чужом порту друзей встречали
И с радостью вовсю кричали:
– EVIVA PATRIA!.. –
Бывало
Служил он мне как покрывало,
Когда девчонку я принёс
Сюда, под каменный утёс…
Нетронуты лежали бритвы –
Свидетели той давней битвы
Непримиримых двух сторон,
Когда и Вечность, и Закон,
Любой ценой могли судить –
Спасти нас или погубить…
Тут был и перочинный нож.
Как блудный сын среди вельмож,
Прижавшись в угол, он лежал
И никому не угрожал…
Я в руку взял патрон-ракету
И повернулся было к свету,
Где солнечно пылал у входа
Участок каменного свода…
Когда-то, проходя экватор,
Веселых дат организатор –
Наш третий штурман, под расписку, –
Чтоб судно не подвергнуть риску, –
Списал полдюжины ракет
На шумный, праздничный привет
Царю морскому. Он со свитой
И царственной своей элитой
Салютом ярким встречен был.
Случило так, что я забыл
Вот эту самую ракету
В каюте. И теперь она
Лежала в темноте одна
Уж восемь лет, и в зной, и в стужу
С надеждой вырваться наружу
И к звёздам высоко взлететь,
Прожить свой миг и умереть…
Но тут увидел я… О, Боже!
На месте том, где было ложе
Несчастной девушке моей –
Плита лежала, а на ней
Цветы лежали и свеча!..
Наверно с солнца, сгоряча
Я в полумраке не заметил,
Что кто-то здесь меня приветил
Могилой, спрятанной от глаз
Не думал я, что в этот раз
Судьба над нами посмеется
И сердце болью отзовётся
На чью-то страшную беду…
С волненьем сильным, как в бреду
Я бережно свечу зажёг
И над могилою чертог
Прозрачным светом озарился.
“Великий Боже! – я молился, –
Прими во Царство душу эту
И не избавь её привету,
Любви Твоей и благодати.
Твои неисчислимы рати,
Что праведной стезей идут,
Пусть душу эту вознесут
К святому вечному спасенью…”
И вслед душевному волненью,
Устами, горькими от слёз,
Я дань печальную принёс
На крест из мрамора. На нём,
Как будто выжжены огнём
Пылали золотом слова
“МАРИНА ЛЬВІВНА ЯРОВА”
Рожденья дата. Дата смерти…
…На камне, в розовом конверте
Лежало несколько газет
То ли “Заря”, то ли “Рассвет”,
Подёрнутых желтавой тенью
“Она подобна сновидению” –
Мгновенно бросилась в глаза
Статья в газете… Вдруг гроза
Сверепо хлынула над морем…
Но я в слезах, объятый горем,
Читал статью. В ней сообщалось,
Что неожиданно скончалась
Марина Львовна Яровая –
Артистка цирка… “Жизнь земная
Без Яровой – осиротела, –
Писалось в ней. – Жаль, не успела
Марина в жизни совершить
То, что хотела. Жажда жить…”
И снимок автокатастрофы
Столбцы статейные и строфы,
Как камень острый, разрывал…
Я понял все… И зарыдал…
Мои рыданья у могилы
Грозы неведомые силы
В раскатах грома заглушали,
А волны грохотом смущали
В пещерной тьме меня опять.
С “дыры” я вышел. Рукоять
Ракеты дернул снизу резко
И ввысь, шипя, с безумным треском
С патрона вырвалась ракета,
Распалась надвое… Два света
Ярко-малиново пылали
И с ветром тихо уплывали
Куда-то в сторону залива…
В ушах звенело, но на диво
Казался меньшим шум грозы
И каждый след моей слезы
Был ощутимо горячее,
Чем предыдущий… Я ловчее
Сподобился швырнуть патрон
Как можно дальше. Тихий звон
Ответил мне из далека,
За ним подобие прыжка
На воду шлёпнувшей лягушки
И тишина… Как две подружки
Ракеты в небе догорели
Рассыпались и прошипели
Прощальным вздохом наконец…
Я крикнул в небо: “О, Творец!
Ты создал все миры Вселенной
И славою Своей нетленной
Ты указуешь нам дорогу
К Тебе, единственному Богу!
Чем провинились мы, ответь,
Что вновь Судьба послала смерть
На наши светлые дороги?..
В Твои небесные чертоги
Ушла Марина… Как же мне
Жить, не мечтая о весне?..
Теперь я чужд людским желаньям,
Надеждам, чувствам, притязаньям…
Они во мрак погребены
Под сенью каменной стены…
Мне истиной во всей Вселенной
Была Любовь. Самозабвенной
Пришла она в мой беззаботный
И юный мир, во многом сходный
С извечными садами рая…
Иные, чувствами играя
Живут под солнцем много лет.
Какой божественный обет
Нарушен был перед Тобою,
Что нас печальною Судьбою
Ты так сурово покарал?..
Печальный траурный хорал
Отныне будет болью вечной
В бессмысленной и быстротечной
Юдоли моего сознанья…”
Мои молитвы и рыданья,
Смешавшись с майским дерзким громом,
Носились над угрюмым домом
Возлюбленной моей Марины,
Бросались в мощные стремнины
Упругих, первых вешних вод…
Весь в темных тучах небосвод
Во гневе молнии бросал
Туда, где запад угасал
В багровой полосе заката…
Промокший насквозь, словно вата
Под своды склепа я вернулся.
Огонь свечи слегка взметнулся,
Как бы приветствуя меня.
В сияньи этого огня
Я терпеливо отыскал
И поцелуем обласкал
Те письма с алою тесьмой…
Средь них, написанное мной
Я скоро пробежал глазами
И безутешными слезами
Беззвучным плачем стал рыдать…
Стремясь печалью совладать,
Вздыхая, прочитал посланье
С Испании. Своё желанье
Марина так писала мне:
“… Мы встретимся в родной стране,
Чтоб никогда не разлучаться.
Пусть дни идут и годы мчатся –
Нас вечно будет согревать
Любви земная благодать…
Не забывай меня, молю…
Люби, как я тебя люблю…”
В конверте третьем пол-листа
Был чисто-белым. Три креста
Посланье это начинали.
Словами, полными печали
Марина сообщала мне,
Что умирает… “– Свет в окне
Центральной городской больницы
Не проникает сквозь ресницы
Слепых и воспалённых глаз.
Всего скорее – в этот раз
У нас, Максим, не будет встречи.
О Счастье не веду я речи,
Но я тебя благодарю
За то, что светлую зарю
Когда-то ты в ночи зажёг,
Как радугу зажёг мне Бог…
Хотела я совсем немного –
Тебя… и чуточку земного
Тепла. Чего теперь желать?..
Слова, что их хочу послать
В твои неведомые дали,
Увы, наверно опоздали…
О, если бы могла привстать я
И улететь в твои объятья,
Любимый мой!.. Но я сгораю…
Прощай… любовь… я умираю…”
Последние слова письма
Внезапно поглотила тьма –
Свеча погасла... Так, без света,
В слезах сидел я до рассвета
Холодный, жалкий, одинокий
Пока низверг меня глубокий,
Тревожный сон… Уже мне снилось,
Что дождь притих и прояснилось
Дневное небо над заливом…
Я, ослеплённый этим дивом,
Увидел в радужном огне
Свою Марину… На коне
Навстречу мне она неслась.
Вся в белом, будто бы слилась
С животным бело-лунной масти.
В плену сверепой, дикой власти
Мимо меня она промчалась
И в миг, когда мы повстречались,
Услышал голос: “Не смущайся!
Иди и к жизни возвращайся.
Жива я буду лишь тобою
И спасена твоей судьбою…”
Открыв тяжёлые ресницы,
Увидел я в своей темнице
Сеянье солнечного дня.
Вокруг могилы и меня
Стояли люди зрелых лет
И сними Костя. Мне в ответ,
На взгляд мой, грустно улыбнулся…
А я сознанием вернулся
Туда, где Дух и Бесконечность
Живым приоткрывают Вечность,
Где в царстве дивных сновидений
Судьба, Любовь и Вечный Гений…
Конец второй части.
г.Житомир.
2003г.
ID:
543185
Рубрика: Поезія, Поема
дата надходження: 12.12.2014 11:35:37
© дата внесення змiн: 17.12.2014 07:29:39
автор: Марко Кайдаш
Вкажіть причину вашої скарги
|
