На мерцающий тающий веющий,
на сверкающий рёбрами снег
выбегает из тьмы леденеющей
вдохновленный зимой человек.
Отложил он листочек белеющий,
папироску сломил пополам.
Бросил в пламень играющий детище –
не сгорающий в сердце роман.
Долго тлела печальная рукопись...
Вот дымком над избою взвилась,
словно птица, которая вырвалась
из неволи и вдаль подалась.
А навстречу летит ослепляющий
осаждающий тающий снег,
чтобы яростный пламень пожарища
остудить из-под вспыхнувших век.
Но срывается в белое крошево
кем-то брошенный к черту смычок,
и скрипач выбегает непрошеный,
а за ним чародей-старичок.
И плывет незнакомка печальная,
носит шубу для выхода в свет...
Покатилось на снег обручальное
и слеза покатилась вослед.
Я скажу, наполняется улица,
осаждается массой простор.
Словно кто-то в немую беспутицу
длани странных историй простер,
словно кто-то сшивает под марлею
затмевающей яркость зимы,
то, что было отчаяньем залито
и забыто в размерах сумы.
И сверкает немеющий тающий
на ладонях, на каждом, на всех...
Позади – бесприютное кладбище.
Посреди – ослепляющий снег.
Не иначе Анна Каренина... 
