Дети открывают мир, как Колумб открыл Америку, - как неизведанную землю, о которой ничего неизвестно, но столько грезилось и мечталось. С возрастом притупляется острота восприятия, зрения и зубов. «Терра инкогнита» уже не манит. На смену солнечным детским мечтам приходит «мечта бескрылая приземленная» - о покое, комфорте, уюте. Но надо хотя бы помнить свои детские мечты – и кто знает, может их осязаемая реальность сбросит нас с продавленного дивана и заставит снова мечтать о путешествиях и открытиях. А может - и путешествовать, и открывать!
Когда я был маленьким, я мечтал о путешествиях и дальних странах, таинственных глубинах океана и амазонских джунглях. Я рисовал карты неведомых материков, запоем читал Жюля Верна, Джека Лондона и Альфреда Шклярского, подписывался Т.В. (Томек Вильмовский, герой эпопеи Шклярского). Я хотел быть моряком, ихтиологом, зоологом, археологом и завидовал Ливингстону, Гумбольдту, Стэнли, Шлиману и всем тем, кто еще застал неизведанное и открыл его человечеству. Я собирал рюкзак, мама варила мне фасоль («Бобы, бобы!», терпеливо поправлял я), и я бесконечно долго пробирался по нашей двухкомнатной квартире – к верховьям Юкона, или Маккензи, или Поркьюпайна, или куда там еще заносил меня фантазия...
К счастью, даже в окрестностях села, в котором я проводил лето, всегда было достаточно и таинственного, и опасного, и радостного. Этот мир оказался так велик и разнообразен, что буквально за порогом начиналось Открытие – пусть маленькое, пусть только для меня, а не для всего человечества, но Открытие! Слава Богу – тогда моя детская жажда путешествия и приключений была вполне утолена небольшим участком побережья между Херсоном и Николаевом, а сегодня, когда моя взрослая память наполняет меня тем ярким солнцем и тем теплым ветром, я понимаю, что был счастлив тогда и счастлив теперь, потому что у меня есть эти воспоминания…
С тех пор много чего изменилось. Я если и стал путешественником, то таким, как Жак Паганель, который, сидя в своем кресле, «объехал» весь мир. Я читал о многих странах и побывал-таки в некоторых, но разве туризм – это путешествия, а командировки – это приключения? Нет рядом тех, кто делил со мной радости и опасности славных походов и героических разведок. Теперь я уже не рисую карты воображаемого мира, а все больше смотрю на карты мира реального, планируя очередное «путешествие». Не для таких ли путешественников какие-то доброхоты выпустили «Гид по туалетам Европы»?
Вот недавно снова глядел на карту и поймал себя на мысли, что в Европе я бывал только в «дальнем зарубежье», а у ближайших наших соседей по Европе – в Польше, Чехии, Словакии, Румынии, Болгарии – бывать доводилось лишь проездом - в «старую Европу» и обратно - или вовсе не доводилось.
Италия, Швеция, Голландия, Норвегия, Англия, Франция, Германия, Бельгия, Люксембург – это ведь все то, что т. Бендер называл «Европа – «А» («Посмотрите на брюки. Европа-«А»!). Но у меня возникли совсем не брючные ассоциации – сумма накопленных воспоминаний принесла неожиданные проценты в виде некоторых обобщений.
УТРО ВЫХОДНОГО
Это лучшее время в европейских городах – и в столичных мегаполисах, а в провинциальных городишках. На улицах совсем пусто, и твои шаги только подчеркивают прозрачную тишину утра. Огни реклам и витрин незаметны в солнечном свете. Город легко и непринужденно открывает тебе свое настоящее лицо.
Конечно, горожане – важная черта городского облика, однако они слишком привлекают к себе внимание, оттесняя город на задний план. А главное – турист только один! Толпы туристов превращают древние города Европы в вагоны переполненного метро, и хочется поскорее вырваться - в тишину, в созерцательную интимность субботнего утра, когда спят и туристы, и местные, и можно увидеть то, о чем не пишут в путеводителях.
Почти так же хорошо, как ранним утром выходного, в европейских городах бывает только ночью, - с наступлением темноты вся активность концентрируется в кафе и пабах, а вокруг дворцов, замков, пантеонов, университетов и монастырей можно бродить в тишине и счастливом уединении.
Есть, однако, и некоторые «национальные» отличия. В Германии закон говорит, что в выходные дни надо отдыхать – и чашку кофе выпить негде часов до 12, пока ни откроется какой-нибудь торговый центр. По этой же причине в Швеции в выходной можно умереть от головной боли или авитаминоза – все аптеки закрыты (а там без рецепта только и купишь, что аспирин и витамины). Во Франции к этому относятся проще, и взобравшись с утра на Монмартр, можно любоваться панорамой города сквозь утреннюю дымку и ароматный кофейный пар над твоей чашкой.
КОФЕ
Кофе – тоже отдельная тема. Итальянец-таксист, первый человек «оттуда», с которым я пообщался во время своего первого путешествия в Англию (и за границу вообще), спросил меня, люблю ли я кофе. На мой утвердительный ответ он возразил: «Нет, ты не любишь кофе». И с горечью добавил: «Разве здесь кофе? Это просто черная вода!» Он был прав. Впрочем, пока что самый лучший кофе обнаружился в Берлине (как и самый лучший итальянский ресторан, как ни странно), а самыми страстными почитателями этого напитка оказались голландцы, о которых в популярной книге «UnDutchables» (в русском переводе «НеЛетучие голландцы») пишут, что они «работают на кофе». Даже остывший кофе голландцы пускают в дело – поливают им домашние цветы (теперь и я так делаю).
ПОЛИЦИЯ
Полиции в Европе нет. Точнее, она ловко создает такое впечатление. В каждом городе я видел неброские здания с соответствующей вывеской, но полицейские, по-видимому, никогда не покидают своих офисов.
МУЗЕИ
Европейцы считают делом чести добиться, чтобы музеи их страны (города) были самыми-самыми. Потому там нет музеев, пострадавших от отключения тепла или света за неуплату, от затопления из-за сгнивших труб, а музейные сотрудники не голодают. Конечно, там тоже крадут шедевры, однако преступникам приходится изощряться и ухищряться, тогда как из наших музеев не украдет только ленивый – ведь на охрану никогда не находится денег. Правда, немало экспонатов в музеях Европы появилось благодаря колониальному грабежу, но там хоть сохранили награбленное.
Европейские музеи – это дворцы по форме, храмы науки и искусства по содержанию и памятники человеческому гению по значению. Они потихоньку выселяют европейские королевские династии из их дворцов – и процесс этот начался еще в 1793 году, когда французы отняли Лувр у короны и открыли его для посещения. Своего рода «переоценка ценностей».
У нас тоже есть прекрасные музеи – но впечатление такое, что существуют они не благодаря, а вопреки. И часто в наших музеях вспоминаются такие строки: «С первого же взгляда я понял, что это музей. Паркетный пол был покрыт густым слоем пыли, и такой же серый покров лежал на удивительных и разнообразных предметах, в беспорядке сваленных повсюду». Таким увидел музей Путешественник во времени Герберта Уэллса, в далеком-далеком будущем, когда человеческая цивилизация уже почти угасла.
Если вам посчастливиться преодолеть «железный занавес» Шенгена – проведите время в музеях. Потраченное время будет щедро оплачено – яркими впечатлениями и совершенно новым восприятием шедевров. Одно дело знать, что Рембрандт – великий мастер, а другое дело – увидеть «Ночной дозор» в огромном, просто необъятном зале Рейксмюсеум в Амстердаме...
Кстати, Амстердам оказался типичным примером европейской терпимости, к которой нашему человеку трудно притерпеться. Совсем недалеко от шедевров старых голландских мастеров находится яркий образец пошлости и дурного вкуса – Сексмюсеум. Туда идешь с любопытством, а бежишь оттуда с отвращением. Вот уж точно: «Все тебе позволено, но не все полезно».
А где-то человеческий гений, человеческие добродетели, страсти и пороки трудились так долго и щедро, что никакой музей не вместит их плодов. Время превращает и славное, и достойное порицания в памятники и экспонаты, а сам город тогда становится музеем. Таков Рим – с его колоннадами, портиками, храмами, гробницами, мавзолеями, арками, статуями императоров вдоль Виа дель Корса. Говорят, во времена расцвета империи колоннады располагались на Капитолийском холме так тесно, что между ними едва мог пройти человек. Время и варвары убрали все лишнее, и возник неповторимый ансамбль римской архитектуры, истории и средиземноморской природы. Это очень сильные чувства вызывает, когда в конце улицы виден Колизей, а сквозь арку ближайшего дома - внутренний дворик с апельсиновыми деревьями и ярко-красными цветами. И декабрь.
ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ
Можно сколько угодно рассуждать о том, что мы – часть Европы, или Азии, или всего мира, или вселенной, но относительную правду о том, где проходит таинственный водораздел культур и цивилизаций, узнаешь только тогда, когда можешь сравнить свое восприятие мира с восприятием другого человека.
Когда-то я был студентом европейского университета, и мой курс вполне можно было назвать «Сборной мира» - Эквадор, Бразилия, Германия, Испания, Франция, Польша, Молдова, Италия, Англия, Македония, Венгрия... «Дети разных народов», мы с удивлением обнаруживали друг в друге много общего. И не только друг в друге – мой знакомый голландец, глядя на фотографии Киева, сказал, что ожидал бы увидеть нечто подобное где-то рядом – за углом.
И вот однажды в учебных целях нас повезли во Франкфурт-на-Майне (ознакомиться с работой Центробанка ЕС). Ознакомились мы с этой нудной работой довольно быстро, и нас предоставили самим себе. Вот тут в неформальной обстановке и начали обнаруживаться наши отличия. Началось с малого; оказалось, что никто не знал, что тополиный пух, который летом скапливается вдоль тротуаров, горит, и горит прекрасно. Ну, этому они научились быстро. Нам даже пришлось перейти на другой берег реки, где пуха было много меньше, но возмущенных прохожих не было совсем.
Был среди нас один немец, который любил советскую символику и часто напевал мелодию гимна СССР (так и у нас есть любители немецкой символики времен Третьего рейха). Во Франкфурте, сидя с ним и прочими за бокалом пива, я научил их словам нашего гимна, и возвращаясь поздней ночью в отель, мы шли по улице, обнявшись и покачиваясь, как матросы в шторм, и хором пели «Союз нерушимый республик свободных». Мои товарищи весело смеялись и говорили, что это так здорово – шагать ночью с друзьями в обнимку и петь такую красивую песню. На следующий день наш невыспавшийся и потому очень злой товарищ-англичанин сообщил нам, что в три часа ночи он был разбужен советским гимном, который исполнял некий хор с большим воодушевлением. «Когда я проснулся, я был уверен, что началась война, и на улице – советские танки», - сказал он (а происходило это в 2001 году). Наверное, наше пение могло многих жителей Франкфурта напугать, особенно людей постарше.
А мне не было ни весело, ни страшно той ночью во Франкфурте, когда в ночи над городом звучала когда-то лучшая для меня песня на свете - гимн родины моего детства. Я не слышал фальши и разноплеменных акцентов, слова торжественно плыли над уснувшей рекой, а рядом со мной шли не немцы и испанцы, а Дима из Кишинева, Толик из Донецка, Саша из Инты, Рома из Москвы и все те, с кем я по-братски делил одну шестую часть суши...
Нет-нет, да и напомнит о себе «Европа-«А» такими нежданными обобщениями. А вот горло судорожно сжимается только от тех счастливых детских воспоминаний – о ярком солнце и теплом ветре на берегу большой пресной воды, между Херсоном и Николаевом.
...Иногда сильное желание пожалеть себя, любимого, заставляет думать, что между моими детскими мечтами и моей взрослой действительностью пролегла настоящая пропасть, и пропасть эта непреодолима, и жизнь не удалась, и «где мои шестнадцать лет»... Но это не так, над пропастью протянута надежная лестница – мои счастливые детские воспоминания. Они согревают и расцвечивают серые будни – ведь для маленького мальчика, воображение которого легко трансформировало привычный мир то в арктическую пустыню, то в сибирскую тайгу, все это было по-настоящему. Поэтому свидания со стерильным цивилизованным миром меня не слишком не тяготят – ведь я уже побывал там, где не ступала нога человека.
2011 г, для Отрок.UA
ID:
527482
Рубрика: Проза
дата надходження: 03.10.2014 07:00:30
© дата внесення змiн: 03.10.2014 07:00:30
автор: Максим Тарасівський
Вкажіть причину вашої скарги
|
