Пленённый земным притяжением
Я жил по последнему слову моды -
Вечно на пафосе, вечно в смятении
Ломанных жизней. Чёрные воды
Швыряли по свалкам вселенских истин,
Тянули на дно, к пресловутой правде,
Смывали с рук кровь, но я не стал чистым;
Бросали, отчаявшись, в тихую заводь.
Я вставал, выжимая футболку версачи,
Доставал из кармана промокший парламент,
Такую же мокрую с тысячи сдачу
И шёл в направлении "псевдонормально".
Ступив на асфальт, я садился в такси,
Кричал на шофёра отчаянным матом,
Чтоб ехал быстрее. Когда привезли
Деньги швырнул, как какой-то собаке.
На лифт. Верхний пентхаус - высотки,
Пинком открывал ненавистную дверь,
Сбрасывал брендовые кроссовки;
О ноги тёрся отвратительный зверь.
Я бил его по слюнявой морде;
Поникнув, он громко скулил от боли.
Зверь убегал ежедневно в полдень,
Но возвращался, лишённый воли.
С рассветом, а может и в полвторого
Я вновь выходил в подыхающий мир.
Здесь - всё путём, ну а там, за забором
Каннибалы устроили снова свой пир.
Да почёму это снова? Так было всегда.
Люди друг друга жрали и трахали.
Кто-то без выбора, кто-то себя
Выставлял в магазине с розовым кафелем.
По собственной воле. Болтался на рынке
Суровой реальности для идиотов.
Я разглядел опарышей в маленькой дырке
забора.
Погрязший в куче собственных споров.
На неё же блевал чёрно-белой радугой;
Носом кровь, голова кругом.
Для меня все это было каторгой,
Когда им прожевывать меня стало трудно.
Я громко скулил, плакал от боли
Пока не выдрали мне глаза,
Но тут я очнулся. Ровно в полдень.
Снова нет рядом трусливого пса.
Я глянул в окно, а там... О боже!
неистов оскал - мёртвая рожа
Моей твари. В пасти блестело
ничтожно
ключ от дверей.
Изломан, скукожен!
С потолка заструились чёрные воды.
Бежать! Скорее! Оказался заперт!
Откуда же взялись эти уроды:
Соседи, начальник, паспорт?!
И стали топить в океане морали,
Что бушевал средь вопля немого
Я отключился. По пустой магистрали
Мчала скорая в полвторого...
