на сердце моем
якорь Холла
захлебнула тяжесть-тоска.
ты помнишь, братишка, с тобой мы
мечтали покорять далекие моря?
а что они нам?
рабство причалов,
крыс по палубам
в головах вшей?
и стоит
и гниет у бетона
целый флот боевых
кораблей.
и не помнят матросы
дерзкий крейсер "Очаков".
мы вкусив лишь по горло дерьма,
всем хвалились, что уж очень не сладка,
надводная наша тюрьма.
нас как крыс подпаёльных стравили,
научили друг друга давить,
а сами они пировали, кутили,
преуспев свою власть восхвалить.
развелось на борту крыс не мало,
главным стал этот крысий закон,
а еще - законы шакала:
выслужиться, унизить слабого, терпеть от командиров позор,
лизать жопу.
не оморяченным стадом сапог
не выйдя с бухты и в Черное море,
слушались крысы своих господ,
с "других" делая себе
изгоев.
Но склонившись о леер, на борт,
иль присев за бак, уронив только молчанье
я смотрю на этот подлейший флот,
и горю всей душёнкой печальною.
И мятежное сердце бьет!
Свищет шкафутами
брат-ветер, бродяга
вакцина от гнёта одна - пулемет,
трепет сердца - награда,
Пусть орудия еще забьют!
взлетит на мачту веселый Роджер,
курс взяв на свободы приют,
к сомалийским чужим просторам,
помчит наш мятежный корвет
под черным гюйсом свободным
630ки ураганом взревут
встречая плотным огневым заслоном
империалистическую свинью.
даря миру свободу.
