Расползлась по подъезде манной кашицей
Раненая собачка
Смиренная словно война
Кровоточащим мозолем столовой ложки
пытаются зачерпнуть её боль прохожие
поворачивают голову в её сторону
шаги их замедляются
эта тарелка не стоит и выеденного зерна их портфелей
но они останавливаются, на секунду, а потом идут далее
и рассказывают на работе о блондинке
что сидела рядом на сидении в маршрутке и печально смотрела в окно
так что и не помешать ей своей симпатизирующей словоохотливостью
подъезд открыт
и возвращаясь вечером домой тот кто видел печальный взгляд блондинки
и радугу над фонтаном
и по-дурацки одетого друга своего друга
протягивает руку к собаке, но потом берётся за перила
шаги учащаются
по охотничьи развитым движениям сухожилий собаки видно
что нет охоты жить
когда тебя забрасывают колбасой из жалости
и тянут руки чтоб напоследок закрыть глаза
я тоже смиренный словно война
мы похожи с ней – тем что присобачены
и на родину в охотничьи края уже не вернуться
вся овечья шкура изъедена молью
битой посудой расстелена дорога
выходит молодым месяцем на прогулку
заточенный топор
и мы с ней блаженно смотрим на его филигранность
и почёсывая загривки
поднимаем одновременно с ней рюмки
словно озябшие протезы военнопленного
и царицы диванных пружин скрипят в такт нашим ороговевшим зубам
когда мы выдавливаем весь аквафрэш своего великодушия
трагического и смешного
словно вернувшегося ветерана к внукам, в виде наглядного пособия…
и я аплодирую каждый раз стоя,
пытаясь убить комара
в очередном обсасывающем свою трубку фюрере
и когда столовые ложки моих мозолей ударяются друг о дружку
получается чудесная музыка
ведра, в котором топят щенков и котят, словно достают грязь из-под ногтей
а потом одевают на грудь стетоскоп
чтоб послушать стук гвоздей, какие ты забиваешь в помеченные крестиком места на теле
думая о тёплой мочалке, что затирает шрамы и швы
о спокойном и тихом поле
меж рваной одеждой чучел
о непорочности запаха хлора в общественном туалете
о седле, которое одевают на себя деревянные лошадки
и на своих полых спинах
увозят тебя в Трою
где ты можешь спать и видеть во сне
входящего во врата Ахиллеса
который на миг останавливается, смотрит снисходительно вниз
потом берётся рукой за перила и быстрым шагом поднимается в царские покои
