| Сторінки (1/28): | « | 1 | » |
Убежать от боли в голове,
Переждать толкучку у столов,
У тебя так много вкусных слов,
У меня нет истины на дне.
Я вцепился в почву, и расту,
Обрастая медленно корой.
Хрупкий купол прямо над тобой
В зимнем ботаническом саду.
Что мы можем? Растопить камин,
И сгорать , и грустно пить вино,
Сквозь цветное узкое окно
Мир однообразно нелюдим.
Я не знаю, стоит ли молчать,
Вылетая в черный дымоход…
Кто-то пьет за старый новый год,
Ну а я спокойно лягу спать.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=92448
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 12.09.2008
Будет холодно, будет достаточно сыро,
Будет осень, и, кажется, будет весна,
Поменяются курсы валют и ведущие телеэфиров,
Поменяюсь и я. Ты поймешь. Поменяюсь, наверно, и я.
Все проглотят наживку, а мне, как обычно, не хватит.
Я останусь один в замерзающей мутной воде.
Повезло – за меня никогда не заплатят,
Мне не жариться рядом с друзьями на сковороде.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=90354
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 26.08.2008
Я не многотомен, но и ты не леди…
Мы с тобой съедаем по утру соседей,
Новостные ванны для зарядки мозга,
И немного секса в интернетных постах.
Неороманисты спят на модных полках,
Злые кредиторы вечно на иголках,
Нам не много надо – только отпустите,
Но закрыт навечно чуть брезгливый Питер,
и закрыта Куба долгим перелетом,
а кафе напротив – толстым идиотом,
нам не много надо – чашку шоколада,
но играют скрипки, а на ляжках «Прада»,
и в угаре тесно, и обнять, и плакать…
А я уйду быстрее, притворясь собакой…
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=89681
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 21.08.2008
Я прекращаю писать стихи –
Скучно, больно, неосторожно,
Липкие ночи, чужие духи,
Стыдно, и также уверенно ложно.
Я оставляю все то, что умел
Тем, кто умеет быстрее и чище,
Я оставляю… И я не у дел…
Археология скоро отыщет
Под небоскребами в срезе пород
Два удивительных произведенья.
Не про меня, не мои…Новый год
Будет отмечен ненагражденьем.
Я продолжаю писать стихи.
В море, на жабрах тугой кефали,
Пусть попадется таким же, как я,
Злым и голодным. И тем, кто устали.
Затмение, 2008
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=86957
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 01.08.2008
Литературный конкурс «Крымское Возрождение»
Впервые в Крыму Социал-патриотическое движение «РУССКИЙ КРЫМ», издательство «Антиква» (г.Симферополь) и Сергей ЮХИН, писатель, член Союза русских, украинских писателей АРК начинают литературный конкурс «Крымское Возрождение», который задуман как гуманитарное некоммерческое мероприятие, нацеленное на поддержку крымских авторов, пишущих на русском языке, и дающее возможность читателям познакомиться с творчеством приверженцев классических традиций в русской литературе. Итогом конкурса будет издание и распространение сборника «Крымское Возрождение», в который войдут лучшие произведения крымских авторов. Сборник будет издан на средства организаторов конкурса. Начало приема произведений от авторов – 26.07.08г. Окончание – 30.10.08г. Издание сборника намечено на январь 2009г.
Условия участия авторов:
-предоставление авторских произведений: стихотворений (3-7 шт.), или коротких прозаических произведений (1-2 шт.);
-предоставление необходимых данных (заявление и анкета участника проекта), а также гарантий авторства (расписка);
-проживание на территории АР Крым или г.Севастополь.
Образцы заполнения документов, бланки документов, а также дополнительную информацию авторы могут получить, обратившись в оргкомитет конкурса.
Контакты с оргкомитетом:
konkurs_rk@mail.ru
95000, Симферополь, главпочтамт, а/я № 1547
тел. – 8-050-966-05-17
Вал «бульварного» и «трамвайно-туалетного» чтива заполонил книжные прилавки, в результате чего многие талантливые авторы не имеют возможности заявить о себе, получить публикацию, а читатели вынуждены часто выбирать меньшее из зол ширпотреба: женские романы, иронические детективы и тому подобный «литературный» товар.
Творчество русских классиков – Чехова, Пушкина, Достоевского, Толстого, Лермонтова, Волошина, Набокова и других – это не только наша история, но и основа нашего духовного развития в дальнейшем. Творчество классиков рождает продолжателей этой литературной традиции, в том числе и на крымской земле.
СПД «Русский Крым» считает, что и наше поколение должно «сохранить русскую речь» для потомков, поэтому и начинает Литературный конкурс «Крымское Возрождение», обогащая тем самым русскую духовность и классическую литературную традицию на крымской земле.
Литературный конкурс «Крымское Возрождение» :
1.Инициаторы конкурса:
СНД «Русский Крым», издательство «Антиква», Сергей Юхин, член Союза русских, украинских и белорусских писателей, дипломант Международного фестиваля «Мир книги».
2.Цели конкурса:
-презентация и развитие творческого потенциала жителей АР Крым;
-предоставление возможности публикации для талантливых крымских авторов
Главная идея проекта состоит в привлечении талантливых непрофессиональных крымских авторов, в том числе и таких, которые не считают себя поэтами или писателями, но имеют творческий опыт.
3.Ожидаемый результат конкурса:
-издание сборника произведений крымских авторов тиражом 3000 экз. (объем сборника до 500 стр.);
-распространение сборника среди читателей, издателей художественной литературы в Крыму и странах СНГ, творческой интеллигенции, а также среди всех людей, небезразличных к духовному возрождению Крыма и классическому направлению в литературе.
4.Стороны конкурса (в рамках конкурса):
-авторы (предоставляют свои произведения);
-экспертная комиссия - жюри (проводит экспертную оценку произведений авторов и отбор произведений для публикации в сборнике);
-партнеры (оказывают финансовую, информационную поддержку осуществлению конкурса);
-издатель (осуществляет допечатную подготовку и издание сборника);
-координационный совет (обеспечивает общее взаимодействие сторон конкурса, контролирует ход проекта и его реализацию).
5.Этапы и сроки реализации конкурса:
-июль 2008 – октябрь 2008 – работа с авторами; подготовка авторами необходимых документов; сбор произведений авторов;
-ноябрь 2008 - работа жюри по отбору представленных на конкурс произведений авторов;
-декабрь 2008 – январь 2009 – подготовка отобранного жюри материала, его допечатная подготовка, верстка;
-январь 2009г – издание и презентация сборника «Крымское Возрождение».
-февраль 2009 – май 2009 – распространение сборника среди читателей, издателей художественной литературы в Крыму и странах СНГ, творческой интеллигенции.
6.Условия участия авторов:
-предоставление авторских произведений: стихотворений (3-7 шт.), или коротких прозаических произведений (1-2 шт.);
-предоставление необходимых данных (заявление и анкета участника проекта), а также гарантий авторства (расписка);
-проживание на территории АР Крым или г.Севастополь.
7. Жюри конкурса:
- Мажарова Елена Викторовна, директор издательства «Антиква»
- Юхин Сергей Вячеславович, - писатель, член Союза русских, украинских и белорусских писателей АРК;
- Орехов Владимир Викторович, - кандидат филологических наук, старший преподаватель русской филологии КИПУ;
- Вита Перри (Великобритания) - переводчик, университет г.Бат, член Института переводчиков Великобритании
- Ефимов Александр – редактор, издательство «Святая Гора», Россия, Москва
- Пушкарев С.Н. – писатель, заслуженный работник культуры АРК
8.Дополнительная информация:
-публикации осуществляются за счет ресурсов инициаторов конкурса и являются для авторов бесплатными;
-рукописи не рецензируются и не возвращаются.
Контакты с оргкомитетом:
konkurs_rk@mail.ru
95000, Симферополь, главпочтамт, а/я № 1547
тел. – 8-050-966-05-17
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=85758
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 25.07.2008
Дырка в стене на карте,
Неровная, не от "нагана".
Крошили землю, как дети на парте
Царапали "С.+Оксана".
Делили, ели, собой удобряли,
Красные, синие стрелки
Обходят сзади, держат позиции...
Брод под обстрелом мелкий.
Но слишком много неугомонных
Пусть в феврале, пусть в марте -
Под барабаны на пулеметы
К дырке в стене на карте.
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=84660
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 18.07.2008
уходи. Помятый, нервно. Уходи и оглянись.
За тобой в недоуменье десять тысяч не твоих.
За тобой осталось много. За тобой осталось все-
То, что делал, то, что бросил. Полудикое зверье.
Не успел ни кто додумать. Ты успел уже забыть.
Не успели, не доели - торопились проглотить.
Все, что завтра - будет глупо, а сегодня - все равно.
Чары мудрости убогой и Вселенское говно.
19.02.06
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=84513
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 17.07.2008
Отступись, пока не поздно,
Руки чудные ломая.
Я не нужен в светлом завтра,
А сегодня - умираю.
Обо мне вчера забыли,
Размагнитились кассеты,
Удалили файлы, или
Сняли грифы на секреты.
Я - блуждающие токи.
Я - тепло ночной подсветки.
Я все то, о чем не знаешь-
Алгоритмы, точки, метки.
Я безденежная старость,
Я - возможность спеть в Ла Скала.
Если б ты ушла со мною,
Ты б об этом не узнала.
Прочитай об этом в сводках.
Вся история оттуда.
Нашу жизнь увековечат
На обертках из фаст-фуда.
Я - вчерашние плакаты,
Я - блуждание по краю.
Отступись, пока не поздно.
Я сегодня умираю.
24.08.06
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=84342
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 16.07.2008
кошки - непонятно...
антисобаки.
другое хвостоверченье,
желтые точки во мраке.
кошки тебя не забудут,
оперативная память,
кормишь их, кормишь их, кормишь...
острые лезвия в лапах.
будут любить клубочки
и молча тебя ненавидеть...
ты, вижу, еще согласен
желтые точки видеть...
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=84211
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 15.07.2008
ласковыми, нежными, нашими глазами
вытирают улицы, разрезают стали,
мы уже привыкли...и совсем не больно.
лишь саднит немного на дороге солью,
только натянуло в голове багрянец -
завтра будет снежно, тротуары в глянец,
у кого колено - будьте осторожны,
посидите дома, спрячьте "мышку" в ножны,
растворитесь в кофе, перестаньте слышать -
может быть затянет трещины на крыше....
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=84016
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 14.07.2008
Песня. Стихи, музыка и вокал - мои.)))
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83881
рубрика: Інше, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 13.07.2008
Сергей Юхин.
"Гостиная Алексеевых".
Действующие лица -
Константин Дмитриевич Алексеев, председатель Городской Думы лет 60-ти,
Дарья Семеновна, его жена, выглядит на 50, бледная и задумчивая,
Сергей, их сын 30-ти лет, офицер контрразведки Добровольческой армии,
Саша, 27 лет, младший сын Дарьи Семеновны и Константина Дмитриевича,
Елена - его жена, 25 лет,
Ксения - домработница, 20-22 лет, полная и розовощекая,
Федор Николаевич - друг семьи, грузный, страдает одышкой,
Денщик - казак.
Фридман - ювелир.
Священник.
Двое из похоронной конторы.
Доктор.
Командир красноармейцев
Красноармейцы
События происходит в Крыму в 20-м году. Место действия - гостиная дома Константина Дмитриевича Алексеева. На стене портрет Дарьи Семеновны, под ним большое зеркало в ажурной позолоченной раме. Справа - мягкий диван. Посредине гостиной - круглый обеденный стол, стулья. Слева - 4 двери (вероятно, спальни). Справа - входная дверь, возле нее корзина для зонтов, вешалка. Рядом на стене телефонный аппарат.
Акт первый.
Гостиная в доме Алексеевых. За столом сидят Дарья Семеновна и Константин Дмитриевич, читающий газету. Дарья Семеновна раскладывает пасьянс.
Дарья Семеновна. - Костя, ты опять не ходил на службу? Трефа...К чему бы?
Константин Дмитриевич - Я не служащий...(читает газету)
Дарья Семеновна. - Не придирайся к словам. Ты всегда придираешься к словам. Опять трефа...
Константин Дмитриевич - Я не придираюсь. Я читаю газету (демонстративно шуршит газетой).
Входит Ксения.
Ксения - Федор Николаевич пришел. Чай подавать?
Дарья Семеновна - Федор Николаевич! Заходи, дорогой! Ксения, неси самовар. И пирожки. Федя, присаживайся, будем пить чай с пирожками. Ксения напекла, замечательные пирожки, просто чудо. Что-то расклады сегодня непонятные (в сердцах сгребает карты и кидает их на край стола).
Входит Ф.Н., манерно целует руку Д.С. и присаживается за стол. К.Д. продолжает читать газету. Ксения уходит и возвращается с самоваром. Потом приносит блюдо с пирожками.
Федор Николаевич (обращаясь к К.Д.) - Что за манеры, Константин? Мог бы и поздороваться...
Константин Дмитриевич - Опять будешь спрашивать, почему я на заседание Думы не пришел? Ну, здравствуй.
Федор Николаевич - Здравствуй, Константин Дмитриевич. Так почему ты не пришел сегодня?
Константин Дмитриевич - Вот! Я же говорил! (как бы приглашая зрителей в свидетели). Болею я. Ксения, принеси шарф! Ксения! Шарф неси! Доктор сказал - постельный режим, микстуры принимать...чай с лимоном...этот...как его...хинин...
Федор Николаевич - Я телефонировал доктору. Он сказал, что не посещал тебя. А хинин - это от малярии.
Входит Ксения и приносит длинный вязаный шарф, который К.Д. демонстративно повязывает вокруг шеи.
Константин Дмитриевич (не растерявшись) - Вот видишь! Даже доктор не пришел...(кашляет) Вот, кашель. В груди что-то. (снова насильно кашляет, и продолжает подозрительно).А чего это ты с доктором разговаривал? Не доверяешь?
Федор Николаевич - Не говори глупости. Я волновался. Ты нужен городу. Вот и Главнокомандующий в своем приказе...
Константин Дмитриевич - А-а-а! И тут главнокомандующий!!! Везде главнокомандующий! Опять. Военные!! Везде военные! Зачем нужна эта Городская Дума? Иллюзия демократии. Бумажки какие-то...Марионетки. Клоуны! Я не нужен...И Дума не нужна. Я болею и точка!
Дарья Семеновна - Костик, не кричи. Тебе нельзя волноваться. Федор Николаевич, угощайтесь пирожками...Давайте говорить о чем-нибудь приятном.
Константин Дмитриевич (бурчит) - о Фрунзе, например...
Федор Николаевич (насторожившись) - о ком?
Входит Сергей в шинели, перетянутый портупеей. Стройный, с тонкими усиками. За ним следует денщик в парадной казачьей форме и несет тяжелый коричневый саквояж. Сергей жестом показывает денщику где поставить саквояж, скидывает шинель на стул. Денщик осторожно ставит саквояж в угол и тихо выходит. Сергей подходит к столу, берет пирожок и начинает его есть.
Сергей - Здравствуйте, мама. Папа, как здоровье? Здравствуйте, Федор Николаевич. Вы бодрячком.
Дарья Семеновна - ты не помыл руки, Сережа.
Федор Николаевич - Здравствуй, Сергей. Как служба?
Сергей (с укоризной) - Федор Николаевич, Федор Николаевич! Вы же знаете, где я служу. Контрразведка не любит рассказывать про свои дела. Даже друзьям семьи.
Константин Дмитриевич (в полголоса, усмехаясь) - тайны Полишинеля...(громче) Когда наступление на Москву?
Сергей - Какое наступление? Кто тебе сказал?
Дарья Семеновна - Сережа, вымой руки и садись за стол. И что за ужасный саквояж ты принес домой? Надеюсь, там не бомба?
Сергей - Нет, мама, там документы. Секретные.
Федор Николаевич - я, пожалуй, пойду.
Константин Дмитриевич - Сиди.
Сергей - Федор Николаевич, я чувствую, что у вас явно ко мне дело.
Федор Николаевич - Понимаете, Сережа... Лейбман...
Сергей - Ах, вот в чем дело! Лейбман! Лейбман - красный шпион...
Федор Николаевич - Но это же абсурд! Сережа, вы же интеллигентный молодой человек! Лейбман не красный шпион.
Сергей - Он во всем признался.
Федор Николаевич - Его, наверное, пытали...
Сергей - Поверьте, я его не пытал.
Дарья Семеновна - Какие ужасы вы тут обсуждаете! Сережа, прекрати брать пирожки грязными руками.
Федор Николаевич - Лейбману надо помочь. Сережа, я вас прошу...Мы все вас просим. От имени Городской Думы...Во имя справедливости...
Сергей - Поздно. Его расстреляли...
Федор Николаевич - Я пошел.
Константин Дмитриевич - Сиди.
Сергей - О какой справедливости вы говорите, Федор Николаевич? На Лейбмана донесли ваши сотоварищи из Думы...
Федор Николаевич - Этого не может быть, Сережа!
Константин Дмитриевич - Может, Федя, может. Я вполне могу допустить, что твой сладкоголосый Краснов и донес. Чтобы заграбастать поставки табаку в Добармию.
Федор Николаевич - Что вы! Краснов демократ, он ненавидит большевиков. Он, в конце концов - честный интеллигентный человек!
Сергей фыркнул, взял в руку саквояж и вышел, закрыв за собой дверь.
Дарья Семеновна - Мальчики, прекратите...
Константин Дмитриевич (язвительно) - "Демократ", "интеллигент"...Сейчас, дорогой мой, это анахронизмы...Нет таких слов. Их можно вычеркнуть из словаря. Эта война развязала руки красновым, всяким петровым... еще, там, всяким другим...Ты, кажется, задолжал мне три целковых в вист...Ага! Вот я завтра напишу на тебя в контрразведку. И все. Ну, ладно, я не донесу. Я ленивый. И ты мой друг. Да и с бумагой тяжело. А дворника своего помнишь? Помнишь дворника? Когда ты его перчаткой в морду, за то, что он навоз возле парадного утром поленился убрать? А? Забыл? Конечно, забыл. Это ж было, дай Бог памяти, в 15-ом, или 16-ом...Забыл...А он не забыл! Он помнит! И у каждого, заметь, у каждого, есть что вспомнить. И тебе вспомнят, и мне.
Дарья Семеновна - Господи, когда же это закончится?!
Константин Дмитриевич (повышая голос) - Когда?! Только кода одни не перебьют других. А потом не вычистят своих. Так вычистят, чтобы голову было страшно поднять, чтобы все строем, чтобы как один, чтоб никакой демократии, чтоб страшно, жутко и шепотом! Шепотом! Шепотом! Мы и сейчас говорим шепотом! "Врангель" - шепотом! "Троцкий" - шепотом! Слащев, Ленин, черт собачий...Все шепотом!
Дарья Семеновна - Я выпью капель. У меня от ваших разговоров мигрень разыгралась. (уходит).
Федор Николаевич - Костя, что делать?
Константин Дмитриевич (тихо) - Не знаю. Я предпочитаю ничего не делать. Нет сил. Что ни сделаешь, все кому-нибудь во вред...Вот буду сидеть и читать газету. И никуда не пойду.
Федор Николаевич - От Саши нет новостей?
Константин Дмитриевич - Нет. Ничего не слышно. Вот еще характер, достойный современного сумасшедшего дома! Что там у них с Еленой произошло? Она молчит. Я уже допытывался - молчит. Ну что за характер! Все характерные, прямо деваться некуда! Одни железяки вокруг. Паровозы какие-то, а не люди. И Саша...В мгновение развернулся и ушел. Вот уже два года ни слуху, ни духу...
Федор Николаевич - Удивительно, однако. Два брата. Сергей - знает что делать, всегда подтянут, офицер. А Саша...Саша...Он всегда был романтиком...
Константин Дмитриевич - Главное, чтобы его романтика к большевикам не занесла.
В проеме двери появился Сергей. Ворот мундира расстегнут. Без портупеи и сапог. В галифе и домашних тапочках.
Сергей - Что это вы тут митингуете? Леночка когда обещала вернуться?
Константин Дмитриевич (глядя на настенные часы) - Через час будет.
Сергей - Отлично. А мама где?
Константин Дмитриевич - Мигрень...
Сергей - Ясно. (скрывается за дверью)
Федор Николаевич - Я, пожалуй, пойду.
Константин Дмитриевич - Оставайся на обед. Сейчас Лена вернется со службы.
Федор Николаевич - Она все служит?
Константин Дмитриевич - Не хочет сидеть дома. Ей так легче, среди людей, дел, суеты...Саша, конечно, подлец! Через неделю после свадьбы улизнуть. Что же произошло? Лена хотела уехать к матери, но я запретил. Она мне как дочь. Может, все еще уладится...Оставайся на обед.
Федор Николаевич - Я пойду. Мне еще на почту надо заглянуть.
Константин Дмитриевич - Ну, как знаешь. Прощай.
Федор Николаевич - До завтра.(уходит)
Константин Дмитриевич вновь разворачивает газету, пытается читать, и в сердцах кидает ее на стол.
Константин Дмитриевич - Бред!
Входит Сергей в накинутом поверх гимнастерки японском халате. Садится за стол и наливает себе чай из самовара.
Сергей - Ты сегодня какой-то напряженный...
Константин Дмитриевич - А каким мне быть? Умиротворенным? Мои друзья приходят ко мне не на обед, а с прошениями...
Сергей (попивая чай, равнодушно) - С какими прошениями?
Константин Дмитриевич - Не делай вид, что не понимаешь. Вот как сегодня. По поводу Лейбмана...
Сергей - С Лейбманом все решено.
Константин Дмитриевич - Сегодня решено с Лейбманом, вчера - с Усеиновым и Карповым, завтра, может, с Федором Николаевичем? А я с ним на рыбалку ходил...А теперь он мне в глаза заглядывает. Опасается. Я поэтому и в Думу не хожу. Думаешь - болею? Да я здоров как бык! Из-за этих взглядов не хожу, из-за опаски своих друзей. Мне стыдно.
Сергей - А мне не стыдно. Это мой долг. Я его выполняю, и, надо признать, хорошо. А когда победим...
Константин Дмитриевич - А вдруг, не победим...
Сергей - Отец! Как ты можешь! Русский солдат непобедим! Еще Суворов...
Константин Дмитриевич (перебивая) - Оставь Суворова! Я прошу, не трогай Суворова, Кутузова, Барклаев и всяких де-Толли...Пойми, красные, они тоже русские. Не менее русские, чем мы...
Сергей - Ну, это уже слишком!
Константин Дмитриевич - Это не слишком. Просто ты стал другим...
Сергей - Хуже?
Константин Дмитриевич - Мне трудно признавать, ведь ты мой сын. Но я сам тебя боюсь. Ты способен на ужасные вещи. Может быть, я даже о многом не догадываюсь, может, ты и совершаешь эти вещи. Саша бы никогда себе этого не позволил.
Сергей (вскакивает и начинает расхаживать по гостиной) - Саша, Саша, Саша!!! Всюду Саша! Только и слышу - "Саша"! А где Саша? Где заботливый сын, где милый мальчик? Убежал и бросил семью, Леночку бросил. Сразу после свадьбы. И все! Ни какой ответственности! Прекрасный, благородный Саша! Любимец семьи! А я, плохой, подлый, мерзкий тип, подписываю расстрельные приказы, читаю доносы, я, я, я сохранил семью, этот дом, кормлю всех многочисленных родственников и знакомых...
Константин Дмитриевич - Прекрати!
Сергей - Все вокруг хрустальные, чистюли...все...все...мать со своими мигренями постоянными, ты с газетами, Лена с аристократической гордостью...один я...я один (выбегает из гостиной).
Константин Дмитриевич опускает голову и бездумно шарит рукой по столу. Находит ложечку и начинает крутить ее в пальцах. Входит Елена в сером платье с зонтом в руках. Ставит зонт в корзину и долго стоит перед зеркалом.
Константин Дмитриевич - Здравствуй, Лена.
Елена (оборачивается, рассеяно) - Здравствуйте, Константин Дмитриевич. Вот, взяла зонт - а дождя и не было. А если дождь, обязательно бы вымокла. Никогда не могу угадать - брать зонт, или не брать...Вот сегодня, носила его бесполезно, цеплялась им за прохожих, неудобно...От Саши нет новостей?
Константин Дмитриевич неопределенно пожимает плечами.
Константин Дмитриевич - Ты присаживайся, Леночка. Выпей чаю. Скоро обедать будем.
Входит Ксения с подносом, на котором стакан воды и пузырьки с лекарствами. Направляется в комнату Дарьи Семеновны.
Елена (обращаясь к К.Д.) - Мигрень? (К.Д. утвердительно кивает головой) Сережа дома?
Константин Дмитриевич - Дома. Пришел уж как час назад. Ксения, спроси у Дарьи Семеновны, она к обеду выйдет?
Ксения - Хорошо, Константин Дмитриевич. (Скрывается в комнате Д.С.)
Елена - Константин Дмитриевич, я хотела с вами поговорить...Все не решалась...Понимаете, мое странное положение в доме...
Константин Дмитриевич - Это мой дом, и позволь мне решать, какое здесь будет положение. Странное или не странное. Ты жена моего сына, прежде всего...
Елена - Но ведь Саша...
Константин Дмитриевич - Саша, это Саша. А ты мне как дочь. Я люблю тебя не меньше этого оболтуса. И впредь прошу не заводить разговоры об уходе. Если с Сашей что-то...Если мы будем знать, что он...А пока ничего не известно, я прошу тебя оставаться в этом доме и...и...никаких разговоров! Достаточно того, что я позволил тебе ходить на эту дурацкую службу в архив. Если тебе так спокойнее - изволь. Но, сделай и мне одолжение - оставайся, живи здесь хозяйкой и радуй нас своим присутствием.
Елена - Спасибо, Константин Дмитриевич...Но...
Константин Дмитриевич - Никаких "но"!
Елена - Все, сдаюсь, сдаюсь. (Улыбается и целует К.Д. в щеку).
Выходит Ксения с подносом.
Ксения - Дарья Семеновна сказала, что ей легче, и через час можно обедать. Она выйдет. Если не хотите ждать - можете без нее начинать.
Константин Дмитриевич (вопросительно) - Мы пожалуй, подождем...Леночка, подождем Дарью Семеновну?
Елена - Конечно, подождем!
Константин Дмитриевич - Ксеня, дорогая, накрывай через час. А я пока пройдусь, подышу воздухом.
Ксения (с притворным участием) - Вы же болеете! Вам покой нужен.
Константин Дмитриевич (строго) - Ксения! (Ксения уходит) Вот еще болтушка. Леночка, я удаляюсь. Зонтик брать не буду. (Улыбается, берет с вешалки шляпу и скрывается за дверью).
Раздается телефонный звонок. Из своей комнаты выходит Сергей.
Сергей - О, Леночка, ты вернулась! (Мимоходом целует ее в лоб и подходит к телефонному аппарату) Алексеев слушает! Да. Возможно. Только десять минут. Хорошо. (вешает трубку и обращается к Елене) Леночка, а когда у нас обед? Проголодался жутко! И где все?
Елена - Константин Дмитриевич на прогулке. К обеду будет, через час. Дарье Семеновне лучше, она у себя.
Сергей (напевает) - Через час, через час, через час...Через час я озверею. Впрочем...Это хорошо, что через час. Сейчас ко мне придет человек по делу. Ненадолго. У меня с ним конфиденциальный разговор. Минутное дело...Леночка...
Елена - Понятно...Я пойду почитаю.
Сергей - Байрона?
Елена - Ну почему сразу Байрона? Глупости какие. Словно, кроме Байрона и читать нечего.
Пойду, почитаю Плеханова.
Сергей - Кого?!!!
Елена - Шучу, шучу, Чехова. (уходит)
Сергей - Ксения! (появляется Ксения). Слушай, сейчас придет господин ко мне. Фридман его фамилия. Проведи его в гостиную. Пусть подождет. Я пока переоденусь.
Ксения кивает, а Сергей идет в свою комнату, на ходу снимая халат. Раздается звонок. Входит Ксения и пожилой человек. Это Фридман. Он в черном сюртуке и широкополой шляпе. В руках бумажный пакет.
Ксения - Присаживайтесь. (Показывает рукой на стулья вокруг стола и уходит)
Фридман присаживается на край стула и кладет пакет на стол. Потом перекладывает пакет на колени. Потом пытается на него сесть, ему не удобно, он снова кладет его на колени и накрывает руками. Шляпу он не снимает. Входит Сергей. Он в форме, портупее, на ремне кобура, сапоги начищены, воротничок застегнут. Садится напротив Фридмана. Молчит.
Фридман (приподнявшись, неловко прижимая пакет к коленям) - Ваше благор...высококоблагород...Я Фридман, ювелир, вашевысокоблогородие...Фридман я...
Сергей (резко) - Сними шляпу!
Фридман быстро снимает шляпу и кладет на стол. Забирает ее со стола и кладет сверху пакета.
Сергей - Что тебе от меня надо? Коротко. Без предисловий.
Фридман - Я по поводу своего сына Семена Фридмана.
Сергей - Помню. Большевик. Арестован вчера.
Фридман (в ужасе) - Да что вы, что вы! Какой большевик! Он мальчик еще. Единственный наш сын. Добрый мальчик, безобидный.
Сергей - Его будут судить.
Фридман - За что, за что скажите мне? Он не сделал ничего. Он мне в магазине помогал. Стоял за прилавком. Даже на улицу редко выходил, я запрещал. Время смутное...
Сергей - А чем вам наше время не нравится?
Фридман ( еще больше пугаясь) - Нравится! Мне нравится! Всем нравится. И жене моей нравится. Она всегда говорит - прекрасное время, господа офицеры нас защищают от большевиков...
Сергей - Что вы хотите лично от меня?
Фридман - Я вас прошу, умоляю. И жена моя умоляет...Мы все что угодно сделаем, отпустите Сеню. Арестуйте меня. Сеню отпустите. Я понимаю, у вас отчетность. Отпустите одного Фридмана, возьмите другого...Ни кто не заметит. А я вас...отблагодарю...все, что угодно...(достает пакет и кладет на стол, подвигая к Сергею). Это все, что у нас есть, возьмите, не брезгуйте...
Сергей (морщась) - Что это?
Фридман - Это все наши сбережения, возьмите, умоляю, помогите нашему мальчику. Я всю жизнь за вас молить Бога буду.
Сергей - Это невозможно. Его допрашивают. Неизвестно, что он там наговорил уже.
Фридман (начиная плакать) - Умоляю, прошу, помогите...Тут золото. На пятьдесят тысяч. Все, что есть у Фридманов. Отпустите мальчика.
Сергей (удивленно) - Пятьдесят?...Хм...Так...Не все так просто. (Выходит в свою комнату и возвращается с желтой папкой). Вот дело вашего сына. Тут не много. Но, есть донос. От вашего единоверца, между прочим. Догадываетесь, от кого? Тоже, между прочим, ювелир...
Фридман (шепотом) - Будь он проклят.
Сергей (придвигает к себе пакет, а Фридману дает лист бумаги и карандаш) - Пиши. Я, такой-то, такой-то...сообщаю, что...Что? Он же донес на твоего сына!
Фридман (опуская голову) - Я не могу...
Сергей - Пиши... связан с красными бандами, скрывающимися...
Фридман (тверже) - Не могу...Он же не связан ни с какими бандами...
Сергей - Тогда я тебе скажу, что будет с твоим Сеней...Ему поломают все кости, а потом повесят на площади с табличкой "большевик". И будет он там висеть пока...
Фридман (быстро) - я пишу, пишу...(царапает карандашом по бумаге. Рука дрожит)Все. Вот, написал...
Сергей - Подпись поставил?
Фридман - Да.
Сергей - Забирай шляпу, и пошел вон.
Фридман - А Семен?
Сергей - Вечером будет дома. Убирайся.
Фридман уходит, сжимая шляпу в руках. Сергей надрывает пакет и достает крупную брошь. Разглядывает ее на свет, любуясь игрой камней, встает из-за стола, подходит к телефонному аппарату.
Сергей - Соедините с контрразведкой. Семенов? Это Алексеев говорит. Как там Фридман-младший? Сидит? Прекрасно. К вечеру отпусти. Документы я подготовлю. Вы его хоть не сильно...мордовали? (Вертит брошь перед глазами) Хорошо...Я говорю - хорошо. И еще, высылай наряд к Лейбману...Тфу ты, черт...Лейбмана уже...Высылай к Лисовскому, ювелиру. Да. На него бумага имеется. Все как положено. У меня. Пришли кого-нибудь забрать ее. Да. Дома. Слушай, чуть не забыл...Что там у тебя с этим лабазником? Кузнецовым. Молчит? Понятно. Чтоб завтра к вечеру...Это хорошо, что понимаешь...Все. Отбой.
Кладет трубку, медленно идет к столу, вальсируя. Садится, роется в пакете, рассматривает золотые изделия. Потом все, кроме броши, складывает обратно в пакет и накрывает сверху газетой.
Сергей - Леночка! Лена!
Из своей комнаты выглядывает Елена. Вопросительно смотрит на Сергея.
Сергей - Леночка, вам не надоел Чехов?
Елена - А твои секретные посетители уже разошлись?
Сергей - Я их разогнал.
Елена - Вы похожи на заговорщиков...
Сергей - А мы и есть заговорщики. Лена, подойди сюда, у меня есть сюрприз для тебя.
Елена подходит к столу.
Елена - Я боюсь сюрпризов. С недавних пор...
Сергей - Это хороший сюрприз. Не бойся. (Протягивает брошь)
Елена - Сережа, что это?
Сергей - Странный вопрос. Это подарок.
Елена - Мы же договаривались, я не могу принимать от тебя подарки...тем более - такие дорогие. (рассматривает брошь). У меня целая шкатулка твоих подарков. Мне их и надеть некуда...
Сергей - Я не могу дарить другие. Я не могу тебе дарить отрезы на платья или матрешки. Ты достойна самого...
Елена (перебивая, кладет брошь на стол) - Это невозможно. Откуда такие средства? В наше-то время. Эта брошь - целое состояние. Кроме того, это неприлично в моем положении.
Сергей (горячо) - Прилично, неприлично! Лена, мир рушится. Вернее, он уже рухнул. Мы можем только пытаться выбраться из его обломков. Я все беру на себя, я все подготовил. Нам надо бежать. Сначала в Турцию, потом в Европу...или Америку. Хоть куда-нибудь из этого ада. Средства я скопил. Я...откладывал...я...акции продал...удачно...(запинается) В общем - денег хватит на всю жизнь...
На мгновение в приоткрытую дверь появляется голова Ксении. Этого ни кто не замечает.
Елена (удивленно) - Как бежать? Зачем бежать? Что за ерунда?!
Сергей - Лена, не будь ребенком! Красных не остановить. Наше время кончилось. Надо спасаться, спасаться, бежать... Я все подготовил.
Елена - Как?...Как ехать...А родители? Константин Дмитриевич знает? А твоя мама? А Саша? Саша...
Сергей (Вскакивая) - Саша! Где Саша? Он бросил тебя, понимаешь, бросил. Я не могу на это смотреть, я терплю, терплю, но я не железный...Как он мог с тобой так поступить?! Ты достойна любви, самой высокой, ты прекрасна...Я все время молчал! Я молчал! Но, ты пойми, он не вернется...А я...
Елена (в слезах) - Он вернется...
Сергей (тихо, беря Елену за руку) - Послушай, я скрывал, я молчал, берег твои нервы...твои чувства...Он тебя бросил, убежал...Но...Не это самое главное...
Елена (рыдая) - А что, что самое главное?
Сергей - Мне трудно об этом говорить...Лена, послушай. Мне тут фронтовая разведка донесение прислала...Только ты не плачь...Вот...(из нагрудного кармана кителя достает сложенную вчетверо бумагу, разворачивает, читает) Вот...Докладываю...Алексеев Александр Константинович...убит в бою...так...село Вишняки...в составе большевицкого бандформирования Берестовского...полностью уничтожено...дальше не важно...
Е. (выхватывает бумагу, вскакивает) - Как? Как убит? Ты молчал! Этого не может быть...Он жив, жив, жив...Ты молчал...Ты...(переходит на крик) Ты не сказал! Ты знал! Я ждала, ждала...Я есть не могу...А он жив, это липовая бумага!!! Сколько можно пол года! Когда ты узнал? Когда?!
Сергей - Вчера...
Елена - Вчера?! Ты смеялся, чай пил, ты мне подарки даришь...А Саша...Ты...ты...Вчера!!!
Появляется Дарья Семеновна.
Дарья Семеновна - Что случилось, дети. Сережа, Леночка...Что случилось? Почему вы кричите?
Елена - Дарья Семеновна...Саша...
Дарья Семеновна (хватаясь за сердце) -Что? Что? Что с Сашей?
Елена - Саша...Саша...Вот (протягивает бумагу)
Подбегает Сергей и пытается забрать донесение.
Сергей - Мама, не надо, не нервничай...Мама!
Дарья Семеновна отводит руку Сергея и читает, шевеля губами, долго, словно не понимая.
Елена - Дарья Семеновна...
Дарья Семеновна - Сережа...Что ж это такое? Леночка...Что же это? Как Вишняки, какие Вишняки? Какие банды? Что это такое? Он ни в каких Вишняках не был...Он не бандит...Как убит? Это что за бумага? Откуда это? Он не мог быть ни в каких Вишняках...(начинает хватать воздух ртом и заваливается набок. Сергей и Лена подхватывают ее и относят на диван)
Елена - Ксеня! Ксеня! Капли неси! Ксеня...Сережа, врача, врача срочно...
Вбегает Ксения.
Елена - Капли быстро! Воды, полотенце мокрое, быстро.
Ксения выбегает и возвращается с подносом, на котором стакан с водой и бутылочки с лекарствами, Роняет поднос, начинает собирать осколки, выбегает, возвращается с новым стаканом, пытается напоить Дарью Семеновну. Елена сидит рядом с диваном на полу и держит Дарью Семеновну за руку. Сергей кричит в телефонную трубку.
Сергей - Квартира доктора Бахрева? Владимир Андреевич! Это Алексеев Сергей. Маме очень плохо. Я вас прошу...Машину высылаю...Умоляю, срочно...Очень. Да, очень...Я вас...Хорошо. Ждем. (начинает нервно ходить по гостиной, стараясь не смотреть на диван, где лежит мать. Замечает на полу донесение, поднимает его и кладет в карман) Где же доктор? Где доктор?
Елена - Тихо, ты только что ему сообщил...Сейчас приедет.
Ксения поставила стакан на пол и стала собирать остатки осколков.
Дарья Семеновна (хрипло) - Очень плохо...Доктор...
Сергей - Мама, доктор едет...
Дарья Семеновна - Очень...плохо...скорее...
Сергей (раздраженно) - Едет доктор. Едет. Где этот доктор?!
Дарья Семеновна - прошу...скорее...капли...(тяжело вздыхает и выгибается судорожно. Потом оседает и голова заваливается набок)
Елена выпускает ее руку и отодвигается.
Елена - Она...она...
Сергей - Что? Что?
Елена - Она, кажется...она умерла...
Ксения прекращает убирать осколки, подходит к дивану, прикрывая рот ладонью и с интересом смотрит на покойную.
Ксения - Умерла. (крестится)
Сергей тяжело садится на стул и обхватывает голову руками.
Входит Константин Дмитриевич.
Константин Дмитриевич (громко) - Ну, и когда мы будем обедать?! Я голодный, как...(оглядывает гостиную и все понимает)
Все остаются на своих местах, кроме Ксении. Начинается тихое церковное пение, постепенно нарастающее. На заднем плане слышится звук идущих часов. Сначала - тоже тихое, потом громче и увереннее, переплетаясь с пением. Сергей сидит на стуле, низко наклонив голову, Елена - на полу возле дивана. Константин Дмитриевич стоит возле вешалки, прислонившись к стене. Входит врач с саквояжем. Подходит к дивану. Смотрит на Дарью Семеновну. Щупает пульс, закрывает ей глаза, уходит. Входят двое в черном, подходят к покойной, что-то беззвучно обсуждают, словно примериваются, уходят. Ксения входит с черным покрывалом и завешивает зеркало. Пение и часы все громче. Входит священник, складывает руки Д.С. на груди, вставляет в пальцы свечку, зажигает. Шепчет беззвучно молитвы, размахивает кадилом. Свет становится глуше. Священник уходит. Ксения подходит к настенным часам и останавливает маятник. Стук часов прекращается. Свет полностью гаснет, только горит огонек свечки. Пение стихает. Только тонкий детский голосок сопровождает занавес.
второй акт здесь - http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/alekseev.shtml
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83876
рубрика: Інше, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 13.07.2008
***
Ты увидишь и расскажешь
про информационный голод,
я засну на третьей строчке,
под разбитый старый "Rolland"
под уныние шаманов,
под открытые каналы...
Это слишком много весит.
Это мне для счастья мало
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83846
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 13.07.2008
Сергей Юхин
«Чужие. Истории»
«А знаешь, не поможет даже Ив Роша,
Знаешь, не поможет даже Кевин Кляйн..»
Д. Арбенина
Таксисты знают все и обо всем. Они переполнены информацией. Контакты с внеземными цивилизациями, сколько украдено на ремонте городских дорог, чей это дом под красной крышей, имя водителя министра образования и вес щуки, пойманной соседом в ближайшем пруду. Их распирают знания. Одни с удовольствием насилуют своих пассажиров безостановочными рассказами, отвлекаясь от управления машиной, бросая в горячке повествования руль, и с хрустом переключают передачи на перекрестках. Другим тоже есть что сказать. Но они брезгливо молчат, цедят сквозь зубы презрительные матюки в адрес других водителей, и тоже отвратительно ведут свои колымаги. Мне попался первый тип, говорливый…
Как только в обновленном, мраморно-алюминиевом зале аэропорта приятный женский голос объявил, что заканчивается регистрация на рейс в Анталию, родители покорно прошли не строгий контроль и исчезли в зале ожидания. Отец несколько раз испуганно оглядывался, а мать на ходу суетливо рылась в сумочке. Они первый раз летели за границу. Это была моя идея. Вся семья ее мусолила несколько месяцев, летели, не летели, снова летели, потом – окончательное «нет», потом я пошел в турагенство и взял путевки. На этом споры закончились, и началась великая подготовка к путешествию. Сборы были похожи на пожар. Только пожар меньше наносит ущерба психике, все перессорились, купили новые чемоданы, бегали на рынок за панамами, резиновыми тапочками, полотенцами, хотя этих полотенец был полный шкаф, вспомнили, что нужны кремы от загара, купили для загара, мотались менять, не поменяли, в конце концов, купили все что нужно, паниковали, составляли списки, теряли списки, внимательно вникали в сводки погоды на курортах мира, и вот, наконец, получили в новые загранпаспорта штампы, и скрылись в стеклянной прохладе путанных залов и переходов, а я вышел под палящее июньское солнце. Тут он меня и поймал. Подкатил к бордюру на новеньком «Опеле» и услужливо выскочил из автомобиля.
- Ялта, Алушта, Судак, Партенит…
- Спасибо, я на машине, - мне было лень вступать с таксистом в переговоры, и я покачал перед его носом брелком сигнализации «нисcана».
- Ну, зачем же париться за рулем? – расстроился таксист, - довезем-привезем, кондиционер, кожаный салон…Вы же явно хотите отдохнуть, выпить сто…сто пятьдесят…Какой же может быть руль?
«Психолог» - в моей голове мелькнуло удивление. «Машина может и на стоянке аэропорта постоять…» - вяло начал складываться новый план выходных дней.
- А машина может заночевать на стоянке. Здесь охрана хорошая…
«Телепат» - я улыбнулся, и уже решительно, обгоняя оформление мысли, отрываясь вперед, плюнув на логику и всю оставшуюся в жизни стабильность, отдаваясь стечению обстоятельств, вперед, вперед, неизвестно, бездумно, предвкушая возможность, сомнительно, но - твердо:
- В Феодосию.
Мысленно проверил, пока таксист радостно садился за руль – наличие документов, денег, мобильного, холщевой сумки с двумя самими ценными предметами – все на месте, можно ехать. И мы поехали. Начался путь, начались рассказы о жизни, открылся невидимый в городе горизонт, он был тонкой линией между зеленым и голубым, горы задымились в знойном воздухе, кондиционер отделил меня от неудобств, все возможно, и все будет, и эти выходные мои, только мои, все разъехались, разлетелись, только я и сумка, и два предмета в сумке, тяжелые от своей значимости, и таксист жует бесконечную резину о политике, дочках и несправедливости.
- Да, - отвечал я всегда, когда этого требовала интонация собеседника.
- Нет, - это для случая, когда надо было улизнуть от многосложного ответа.
- Ужас! – когда драматические нотки повествования привлекали внимание.
Мозг был отключен. Он лежал в сумке между револьвером системы Нагана и бутылкой Хеннесси «Эллипс». Приятное соседство для усталых нервных клеток. Драгоценные предметы окружали кору головного мозга, ласкали ее своей уверенностью, ничего лишнего, идеальное сочетание качества и функциональности, просто и совершенно. Но и это не поможет. Все совершенное грустно, как Париж, как французское кино, неотесанное, странное и непредсказуемое; мимо летели машины, раскаленные солнцем, с охлажденными внутри пассажирами, пупырчатыми под ветром кондиционеров и газированными минералкой по самое горло.
- … «не приходи»! Так и сказала! Представляете? – таксист продолжал очередную историю.
- Так и сказала? Ужас.
- А я ей говорю – или будет так, или…
Голос таксиста проваливался, выплывал снова, доходил, не доходил, точил беззлобно мое настроение под себя, под свою жизнь.
- И дочь с ней заодно…
- Не может быть, - я равнодушен в окружении изумительных пистолетов и коньяков.
- А этот гад…Еще родственником считается! Ну, вы можете такое понять?!
- Да уж…Ужас.
«Наган» был прекрасен. Мне его показал Сашка Алферов. По большому секрету. У него все по большому секрету. О любой мелочи Сашка говорит загадочно, и надув губы. Словно ему лень посвящать в великие свои тайны незначительных людишек, суетящихся вокруг. Глаза чуть в сторону, часто посматривать на часы, время - деньги, не мешайте, не отвлекайте, я спешу, вы не в теме, ах, вы не знаете, меня ждут, мне звонят, не обращайтесь ко мне с этими мелочами. Вот такой он, Сашка Алферов. И у него был револьвер. Представляю, как его распирало похвастаться, сделать самый важный вид, какой только возможно, раздуться, нависнуть над дрожащим собеседником, и таинственно, полунамеками рассказывать, как было добыто оружие. Нужен был человек, который бы оценил вещь. Таким человеком был я, ошарашено смотрящий на вороненую сталь, на выбитую надпись «Тульскiй Импер. Петра Велик оруж. заводъ», на год выпуска «1917», меня не интересовали комментарии Алферова, заведомо лживые, меня интересовал наган.
- Продай, - хрипло выдавил я.
- Не смеши, - отозвался довольный Сашка, - он не продается. Это раритет. Ты год видел? А? Год посмотри…
- Штука баксов.
- Неее.
- Полторы.
- Не продается. Их единицы остались в боевом состоянии. К нему еще полторы пачки патронов....
- Две тысячи, - в моей голове неслась конница, и человек в потертой кожанке спешно бинтовал раненую руку.
- Ра-ри-тет! Я его и за сто штук не продам.
- Две с половиной тысячи, - на лужайке затарахтел пулемет, и редкая пехотная цепь залегла в желтом пшеничном поле.
- Ладно, брат, мне пора. Люди приехали, надо встретить…
- Три, - шрапнельные снаряды зловеще лопались прямо над головой в раскаленном душном воздухе.
- Нет. Даже если голодать буду.
- Пять. Зачем он тебе? – кто-то с пыльным и измученным лицом закричал и поднял взвод в атаку.
- А тебе? Все, разговор закончен. Не продается. Давай, давай…Меня ждут.
- Семь тысяч, - пули поднимали маленькие земляные фонтанчики вокруг бруствера. Деньги не имели значения.
- Все. Аукцион закрыт, - Сашка получил максимум удовольствия, и выставил меня за дверь.
Потом Алферов пропал на год, занятый вечно, в поездках и делах, не звонил, а если звонил, то взвинченный, напоминал мне о нагане, и твердил, что не продаст его ни в коем случае. Общие знакомые говорили, что он подсел на иглу, я не то, чтобы не верил, просто равнодушно слушал, и думал о нагане. Потом Саня вообще перестал звонить. Я немного успокоился, и стал думать, что револьвер мне приснился во всей своей красе. Ведь не бывает на свете таких прекрасных боевых вещей, еще и выпущенных в знаменательном семнадцатом. А однажды…Однажды вечером он пришел без предварительного звонка, ко мне домой, и я понял, что слухи про героин, вовсе не слухи. Саня принес револьвер, завернутый в старое полотенце. На мгновение подумалось, что он запросто может в меня выстрелить - так измученно выглядел, и тоска, тоска, рубашка странная, словно не его, худой, руки какие-то желтые, развернул дикое полотенце, положил со стуком оружие на стол и сказал:
- Покупай.
Я взял наган в руки и почувствовал холод в животе.
- Патронов нет, - губы пересохли, и, казалось, потрескались.
- Патроны привезу.
«Не привезет» - подумал я.
- Сколько?
- Ты хотел за семь тысяч взять, - Саня пытался заглянуть мне в глаза, - помнишь?
- Триста долларов.
И вдруг он взорвался.
- Да на рынке его за пятьсот сейчас заберут! Только выйди. Ты смеешься? Какие триста долларов?!!!
- На рынке тебя заберут. Надолго. Триста пятьдесят, но с патронами.
- Пятьсот. Давай пятьсот. Я тебя прошу. Я бы никогда…Очень надо.
- Хорошо. Пятьсот. Где патроны?
- Дома, дома. Привезу, вечером, - Саня засуетился и побледнел.
Я забрал со стола револьвер, отнес его в комнату, и взял из шкатулки пятьсот долларов.
- Смотри, - я показал Сане купюры, - вот деньги. Сейчас едем за патронами, и я отдаю деньги тебе.
- Давай деньги. Я завезу патроны. Вечером. Вечером, я же сказал. Ты что, не веришь мне? Не веришь? Ты же знаешь меня. Я сейчас спешу. Очень надо.
- Поехали. Ты сам тянешь время, - я был непреклонен. Мне нужны были патроны. Если сейчас Саня уйдет с деньгами, я его больше не увижу.
- Давай вечером, а? Ну, давай. Что за срочность? Привезу, сказал же.
- Поехали.
И Саня замолчал. Он молчал всю дорогу, пока мы ехали, не к нему домой, а в какое-то общежитие, молча вынес патроны, неполную пачку, молча взял деньги и исчез.
Я не спрашивал, где его жена, почему он живет не дома, куда он дел остальные патроны, свою роскошную «Тойоту», я все понял, и только молил Бога, чтобы он не застрелил кого-нибудь из моего, теперь уже, револьвера…
...- и бензин подорожал! Все дорожает. А знаете почему? - таксист возбужденно закурил, не спрашивая моего согласия.
Нет, не знаю, - оставил я ему пространство для повествования.
Это заговор.
- Я так и думал.
ОНИ все уже поделили...
На встречу по дороге ехала стайка измученных велотуристов. Они так были озабочены здоровым образом жизни, что на них было страшно смотреть. Плоские скелеты с огромными заплечными рюкзаками промелькнули мимо, блеснули на солнце никелированные органы велосипедов, потные безрадостные лица, фанатизм в бесцветных глазах – я поежился, словно увидел препарированный труп.
...сколько можно народ испытывать? А им ничего. У НИХ столько денег – все равно откупятся...Миллиарды! А страна развалилась...
Феодосия началась неожиданно – тянулась безжизненная трасса, скучала в поле, и превратилась в городскую улицу с шеренгой симпатичных, якобы старинных, фонарей.
В какую гостиницу? - таксист сбавил скорость и снова закурил.
В хорошую. Поближе к морю, - если в сумке коньяк за несколько тысяч евро, нельзя останавливаться в плохой гостинице. Это унижает не только коньяк, но и тебя. Это унижает людей, которые прислали коньяк из буржуазной Германии - добрые русские немцы, так и не ставшие скупыми бюргерами, ностальгирующие ужасно, слишком гордые, чтобы вернуться, присылающие коньяк, который им не по карману, и страдающие от того, что их дети не чувствуют к оставленной родителями развалившейся стране ничего нежного и печального. Я не мог подвести этих людей.
- В хорошую, - повторил я, - но, чтобы народу было мало.
Есть такая. Очень дорогая. Но, завтраки там прекрасные. И бассейн.
Годится.
Очень дорогая...
Вези.
Фасад мраморный, мраморные же лестницы, укутанный в мрамор бассейн, мраморные улыбки на лицах персонала – в такой гостинице не задают лишних вопросов и хорошо кормят. Мне понравилось, и я выбрал большой номер с панорамными окнами, выходящими прямо на море, лазурное, как на китайских плакатах.
- Оставайся, - предложил я внезапно таксисту, - оставайся, завтра меня отвезешь обратно в Симферополь.
Мне захотелось, чтобы кто-то был рядом, на расстоянии нескольких минут езды, в этом городе с изумительным морем и тысячами незнакомых людей.
- Хорошо, - быстро согласился таксист, - запишите номер моего мобильного…Если что…Ну, что-нибудь понадобится…Звоните. В любое время. Хоть ночью.
- Спасибо.
- Я остановлюсь у друга, он недалеко живет, - и улыбнулся, - пить не буду. Мало ли что…
- Спасибо, - повторил я.
Гостиничный номер был прохладным, и, словно, хрустящим от свежести. Я открыл бутылку, намеренно небрежно плеснул в стакан янтарной жидкости, и подошел к окну. Рядом с гостиницей ютилась автобусная остановка, белая от жары, вокруг все было белое, кроме водной глади. На остановке плавились ожидающие, бесцветные, наверное, загорелые, но бесцветные, как пустынные призраки, бесплотное марево, духи, занесенные сюда рекламой отелей и рассказами очевидцев. Коньяк слегка оживил окружающую действительность. Зажужжал мобильный телефон, и на дисплее высветилось «ЛЕНА».
- Да
- Привет, дорогой! До тебя не дозвониться…Уф. Ну, с Днем рождения,, счастья там, здоровья и всего-всего…А я в Феодосии сейчас со своим…
- Марио, - подсказал я.
- Прекрати. Я же говорила сто раз, что его не Марио зовут, а…
- Не важно. Я тоже в Феодосии.
- Здрасти-мордасти! – Ленка была ошарашена, - Ну ты даешь, Горев ….Я тут итальянца целый год окучиваю, тот мне предложение приехал делать, с родителями познакомился…А он в Феодосии, видите ли! Как ты можешь?!
- Так ты приедешь? Я в гостинице «Лидо»
- Наглец! Ты же мне всю жизнь испортил! В каком ты номере?
Я посмотрел на брелок.
- В тридцать шестом.
- Сейчас буду.
- А как же Марио?
- Не твое дело. И не Марио он, - Ленка отключилась, переполненная святым гневом.
Я несколько минут бездумно шатался по номеру, и позвонил на ресепшн.
- Гостиница «Лидо», - ответила телефонная трубка мягким женским голосом.
- Это из номера «36». Ко мне должна прийти гостья. Проводите ее, пожалуйста, ко мне.
- Да, конечно.
- И еще…Когда она придет, сделайте эспрессо и принесите в номер. И…Сыр…и фруктов каких-нибудь, икры, и вина сухого. Лучше итальянского.
- Какого именно?
- Я не разбираюсь. Какого-нибудь. Хорошего.
- Сыр, фрукты, икра и сухое итальянское вино. Я ничего не забыла?
- Нет, все правильно.
- Спасибо за заказ. Вам все доставят.
- И вам спасибо.
Коньяк начал согревать изнутри, мягко и незаметно. Я открыл замок входной двери, чтобы Лена могла войти без стука, и залез под душ со стаканом в руках. Вода подавалась толчками, жесткими струями, словно пулемет осыпал тело не смертельными холодно-горячими пулями, в стакан попала чужая жидкость, и коньяк помутнел, стал вонять сивухой – я брезгливо выплеснул его в сливное отверстие. Сквозь шум воды доносилось бормотание телевизора, невнятно, потом что-то грохнуло, раздались шаги, и в проеме двери ванной комнаты появилась загоревшая до шоколадного цвета Ленка, с насупленными бровями, и молниями в сумасшедших глазах.
- Принимаем водные процедуры, - язвительно заявила она вместо приветствия.
- Привет, дорогая. Я заканчиваю.
- Найди в себе силы, - буркнула Ленка и скрылась из моего поля зрения.
Я накинул розовый гостиничный халат на мокрое тело, и посмотрел в зеркало. Халат был коротким, еле доставал до колен, пушистым и каким-то женским. Может он и был женским, но другого я не нашел. В гостиной за накрытым столом сидела Ленка и курила.
- О, отличный халатик, - похвалила она меня, - розовая идея овладевает миром.
- И я рад тебя видеть. Хочешь вина? Итальянского.
- Издеваешься?
- Нет. Ты же хвалила итальянские вина.
- А ты что пьешь?
- Коньяк.
- В такую жару? Я лучше вина. А что, банкет намечается? – она махнула рукой в сторону сырно-икорных тарелок, очень мило сервированных.
- Тебя ждал.
- Горев, ты невыносим. Я же здесь не одна. Зачем ты меня терзаешь?
- Я не терзаю, - в Ленкин стакан белого вина, в свой – Хеннеси, - я не терзаю…Я не знаю, зачем приехал, поверь, даже не собирался тебе звонить.
Молча выпили и погрустнели сразу, словно закончился Ленкин запас язвительности, исчерпался до дна, она сидела, понурившись, и пила белое вино, родная такая, красивая и чужая, пила итальянское вино, потому, что бедующий муж приучил ее к этому вину, а я вдыхал пары коньяка и смотрел на нее, не знал, что сказать, сказать, что без нее ни как, без нее край, без нее все не имеет смысла, можно найти красивее, чем она, это не важно, ее звонкий голос настраивали под меня, она читала те же книги, я злюсь на нее за эту похожесть, за ее злой язык, но не могу, не могу отпустить.
- Горев…
- Лен…выходи за меня.
- Нет, Горев, ты же знаешь…
- Я ничего не знаю.
- Я тебя люблю, Горев, - Ленка снова закурила, достав тонкую сигарету из пачки.
- Так почему, черт побери, если ты меня любишь, почему ты выходишь за этого Марио?
- Он не Марио…
- Мне плевать, Марио он, или не Марио! Скажи почему?
- Потому, что ты псих, Горев. Ты псих ненормальный.
- Я не псих. Я даже не кричу на людей…Почти никогда…Я даже не могу человека ударить, если он подлец…Я…
- Вот именно потому, что ты не кричишь, ты и есть самый настоящий псих. Надо кричать, Горев. Ты же как бомба, все равно взорвешься. Лежишь, ржавеешь, никого не трогаешь, а все равно взорвешься. Я боюсь тебя. Люблю. И боюсь. В тебе энергия разрушения кипит, а ты стихи пишешь.
- При чем тут стихи?
- А при том, что такие стихи нельзя писать. Это же диагноз. Пиши про облака, там, про море, черт его знает, про сиськи пиши. Вот! Пиши про сиськи! Это будет понятно. А ты пишешь так, что хочется отравиться, и не просто, а с мучениями…Разве так можно жить?
- Я ж не только стихи пишу…
- Да, я знаю, ты работаешь, заколачиваешь деньги, все понятно, машины, рестораны…В этом вся и проблема. Тебе это не надо. Тебе хочется сочинять стихи и умирать. А деньги и люди тебе не нужны. Деньги – это для окружающих…
- Ты мне нужна.
- Я знаю. Я тебя люблю. Я тебя за все люблю. Но, это не жизнь. Это страдание.
- Я люблю тебя.
- И я тебя люблю. Если бы ты знал…Ты единственный…
Мне хотелось поломать ее тело, но она была гуттаперчевая, рычала только, царапалась, целовала меня в шею, кусала губы, и бутылка с вином опрокинулась, разлилась липким пятном по полу, но это не волновало, я знал, что этот раз последний, мне не уговорить, не удержать, она уйдет, а потом улетит в Милан, будет вспоминать, может – напишет или позвонит, с каждым днем удаляясь, вытекая из памяти, как вино, оставляя только липкое неопрятное пятно. И мне захотелось заорать, и ударить ее, Ленка открыла глаза, словно почувствовала мое желание, и с надеждой ожидала этого крика, и этого удара, впилась ногтями мне в плечо, потянула к себе, но я выскользнул, сел голый и опустошенный на кресло возле огромного окна и почувствовал, как горло сжалось всеми не выплеснувшимися криками.
Она одевалась за моей спиной, молча, иногда чертыхаясь, потом подошла сзади и шепнула в ухо, щекоча сухими губами:
- Я люблю тебя, Горев. Мне пора.
И ушла осторожно, закрыв дверь.
Надо было спешить. Бомба внутри подала признаки жизни, толкнула мягко в сердце, дрожащими руками я набрал на мобильном номер таксиста.
- Андрей? Это клиент, которого ты привез в Феодосию, - я пытался не выдавать своего состояния, тщательно подбирая слова, - у меня тут бутылка очень хорошего коньяка, приезжай. Да, все нормально…Да, прямо сейчас…И еще. Слушай, у тебя нет тут знакомых девочек. Есть? Отлично. Приезжай…Нет, не надо за ними заезжать. Приезжай сам, а они пускай на такси…Да, оплатим. Все как положено. Жду.
Время вдруг побежало слишком быстро, обгоняя меня, цепляя острыми углами мое вялое тело на поворотах, таксист Андрей уже садился в машину где-то в этом курортном городе, но он не успеет. Я почувствовал, что слишком поздно. Горлышко бутылки зазвенело, отплясывая на краю стакана нервно, коньяк шлепнулся на дно, словно бы ртутный, и так же в горло – слегка обжигая. Из сумки вынырнул наган, проверенный, с уверенным калибром 7,62, не слишком большим, как у глупых американских револьверов, все в меру – в меру удобный, в меру красивый, слегка потертый и явно знающий не только фанерные мишени. Обломав ноготь, я вытащил барабан, посмотрел на семейство патронов с утопленными в гильзе пулями, вставил барабан на место, несколько раз прокрутил его, ощущая пальцами щелчки, вспомнил, что Саня умер, бывший хозяин нагана умер от передозировки, глупо умер бывший хозяин прекрасного черного пистолета; я сел на диван, пытаясь вспомнить Ленкино лицо, но вспомнил, как она мне показывала фотографию Марио, который совсем не Марио, с которым она уезжает в Италию, кажется в Милан, вспомнил, что сейчас приедет Андрей, потом приедут его подруги, увидел высыхающее пятно от вина на полу, посмотрел на входную дверь, и выстрелил себе в висок. Бомба внутри облегченно разнесла в пыль напряжение и ожидание, скопившиеся за все мое земное существование. Рядом нервно вибрировал мобильный телефон.
В холл гостиницы вошла Лена с двумя большими дорожными сумками, и устало улыбнулась администратору.
- Я к вам. В тридцать шестой.
- К господину Гореву? Решили остаться?
- Да, к Гореву…Решила…Уже давно решила. Вот звоню, чтобы он вышел, помог донести сумки…А он не отвечает…
- Сейчас вам помогут. Константин! Помогите донести багаж.
- Вы слышали? Что это был за звук? – Лена испуганно вздрогнула, - это что, выстрел?!
- Не может быть, - ласково улыбнулся администратор, ухоженная, уже не молодая женщина, - у нас прекрасный отель. Спокойный и тихий. У нас не стреляют. Сейчас вас проведут в номер, и багаж донесут.
- Да, да…Спасибо…Спасибо большое.
Июль 2008. Симферополь.
http://zhurnal.lib.ru/editors/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83822
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 13.07.2008
***
Мы обоюдоострые рабы,
Как грустно и не надо притворяться,
Что у тебя изюминка внутри,
А у меня несметные богатства...
Все делается силами врачей
И ловкими руками монтажеров -
Нет ни кого... нет солнечных лучей...
А Джоли - просто толстый боров.
Есть только спутники, дающие сигнал,
И ретрансляторы, и пара сотен камер...
Не удивительно, что письма не пришли -
Их не писали. Тупо не писали...
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83791
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 13.07.2008
С.Юхин мл.
Операция выбор "Ы".
Моим дорогим Юхиным, посвящается.
Оглавление.
-- Три дня назад
-- Позавчера (утро, день)
-- Два года назад. Лето.
-- Полтора года назад. Зима.
-- Прошлый год. Зима.
-- Прошлый год. Весна.
-- Прошлый год. Лето.
-- Вчера и позавчера (вечер)
-- Сегодня
-- Из Средств Массовой Информации
Патриоты скажут, что я дал слабину,
Практически продал родную страну.
Им легко, а я иду ко дну. Я гляжу, как истончается нить.
Я не валял дурака. Тридцать пять лет от звонка до звонка.
Но, мне не вытравить из себя чужака. Мама, я не могу больше пить.
(Борис Гребенщиков)
Все цены указаны в долларах, для удобства читателей из разных республик СССР.
.Все совпадения, которые вам покажутся случайными, вполне могут оказаться случайными.
1.
Три дня назад.
"А жизнь как зебра полосатая, юность волосатая.
И наколка на руке с именем любви..."
(Чиж)
Я сделал последнюю затяжку и выкинул окурок в приоткрытое окно, заметив боковым зрением причудливую и короткую траекторию полета искр в темноте; прожужжал стеклоподъемник, ограждая салон от осеннего ветра и чувства скорости. Мир сжался до размеров салона "десятки", которая ночью могла сойти за более дорогой автомобиль ,вполне респектабельно отсвечивая внутри приборной доской, СД-проигрывателем и, не известно зачем поставленным бортовым компьютером. И пластик на ровной междугородней дороге не сильно скрипит, руль в руках не вибрирует, а сама машина похожа на бутерброд с дорогой колбасой, вполне съедобной, и красители удобоваримые, и стабилизаторы не сильно ядовитые, даже икрой можно полакомиться. Не той торжественной икрой, по великим праздникам, а так, среди недели, потому, что хочется, но не на крекерах и с шампанским, а на куске хлеба с маслом, не по протоколу вечеринки, но и, не содрогаясь от величия акта поедания. И то, что машине нет и года, гарантия еще 15000 км, и я в любой момент могу от нее избавиться, не потеряв при этом значительной суммы, и ровная дорога, и секунду назад выкуренная сигарета, и плотный день, слава Богу, подходящий к концу - все это на секунду вселило в меня теплую уверенность в справедливость мира. Андрюха, видимо, этой справедливости не ощутил. Теперь он шарил рукой по торпеде в поисках пачки "Мальборо", возился с зажигалкой и пытался отрегулировать щель, поднимая и опуская боковое стекло.
- Вот я и думаю, что важнее,... машина...или ремонт закончить? - речь его прерывалась частыми затяжками, пепел сыпался на теплый серый свитер. Он его ладонью сбивал на джинсы, а с джинсов на резиновый коврик под ногами. Разговор начался еще утром в офисе, потом прервался, возобновился пять минут назад и был связан с глобальной катастрофой, постигшей моего друга. И имя этой катастрофы - Ремонт. Это чудище уже заставило Андрея пересесть с новой "десятки" на "Судзуки", которая стоила вполовину дешевле , а выглядела еще хуже. Разница в цене ушла на кафель и полупьяных маляров, денег все равно не хватило, кантоваться "временно" у родителей стало не совместимо с жизнью, электрик требовал расчета, все кредиты иссякли, небо и жена стали давить на череп...Оставалось одно - пересесть на еще более дешевый автомобиль. Или остановить ремонт.
И тут меня прорвало:
- Ну я понимаю, ответственность перед родными, в сортир через весь двор бегать надоело, теплые полы, там, гипсокартон, ребенку нужен уют, чтоб все как у людей, блядь, ты мужик:сказал-сделал, хозяин семьи, все такое... А когда ты свитер новый покупал себе? Представь, ты в "копейке" и в засаленных спортивках встретишь одноклассника, тот тебе: "Как дела?". А ты...типа.. "Все в порядке. Дела идут хорошо".
(Я почувствовал, что Андрюха покрывается пигментными пятнами. Я смотрел только на дорогу, но ставлю рубль за сто, что так и было).
- Это можно выдержать, может все только понты... Но завтра ты будешь бить себя в грудь: "Я тут для вас стараюсь, из кожи вон.. А сам...в обносках. А вы меня ни в хуй не ставите..."
Я быстро повернулся и взглянул на Андрея. Он вжался в пассажирское сиденье и смотрел на талон техосмотра, приклеенный изнутри скотчем к лобовому стеклу. Понятно было, что он меня слышит и слушает. Поэтому я продолжал:
- Скажи, ну может такое быть?
- Уже началось, - Андрей опять искал сигареты.
- Понятно... А теперь скажи, из чего состоит жизнь? Нет, на фиг... как ты понимаешь - хорошо ты живешь или плохо? Вот из этих мелочей: Маня сказала, Вася посмотрел, сосед хмыкнул, кто-то пальцем ткнул, кто-то по плечу похлопал - "Молодец!"... Вот из этой фигни и складывается твое ощущение качества жизни. Не из самих вещей, которыми обладаешь, а из долбанной реакции окружающих на твое обладание этими вещами. Эти взгляды, улыбки и разговоры доведут тебя до ручки... Ну, ладно, я -похуист... Могу в шортах к заказчику запереться, и то... А ты себя сожрешь...
- Ну, ты же знаешь мои обстоятельства. Ребенок...
- Я все знаю, все обстоятельства. Я не об обстоятельствах, я о тебе. Сможешь ли ты? Не получится ли, что ты всех потом будешь попрекать своим самоотречением, героизмом и, блядь, любовью? Можно ведь пожить и в бардаке немного... Не обязательно жилы из себя тянуть... Твоей домашней разрухи ни кто не увидит. А как ты из своей колымаги вылезаешь, видят все каждый день...Да ладно, чего это я тебя агитирую. Тебе решать. Но ты мое мнение спросил, я и завелся.
- Да правильно все, правильно...
Разговор затих, а я поймал себя на мысли, что моя убедительность основывается на той отстраненности от проблемы, которая придает особый энтузиазм в раздаче советов. Такой легкости не бывает, когда действительно сочувствуешь и сопереживаешь. Особенно сладко вещать, когда есть надежда, что тебя минет чаша сия.
Остаток дороги мы слушали "Дайр Стрейтс", иногда перекидываясь фразами по поводу дел нашей общей фирмы, нового офис-менеджера по имени Юля, ее несомненных достоинств, некоторых недостатков фигуры, плохих дорог, установки в офисе новых телефонов, дерьмового качества мобильной связи, сауны в которой мы не были сто лет, знакомых проституток, моего желания приобрести форд "Фокус", плохих дорог, новых заказов, возможных перевыборов мэра, плохих дорог, бросания курить и проблемы накопления первого миллиона долларов.
К концу поездки Андрюха повеселел, ремонт отодвинулся в завтрашний день, продажа машины перестала довлеть своей неизбежностью, а зависть от возможной покупки мною нового автомобиля на время утихла. Дождь, начинавший моросить, прекратился. Я не стал даже включать "дворники" и мелкие капли на лобовом стекле искрились, попадая в свет встречных машин, фонарей и светофоров. Мы въехали в город. Загадочный, цветной и мокрый. Дома меня ждали жена, две собаки, интернет-друзья , чай и телевизор. Второй раз за день я ощутил радостное спокойствие за свою жизнь.
Пора обратиться к доктору Г!
а Хрустальные березы разбросали ворох листьев.
Листьев бархатных и влажных не похожих ни на что.
Пахнет грустными грибами и надеждами на счастье,
Что так быстро умирают, если только будет дождь.
Если только будет слякоть - все попрячутся в витрины
Лужи разожгут неоном. И закурят. И запьют.
Только нас с тобой не пустят. Будем мы шататься мимо.
Разбивать цветные капли и вдыхать сырой бензин.
Я подвез Андрюху к его "Судзучке" и отправился домой. Заезжая во внутренний двор, где оставлял на ночь машину, не смотря на дорогие диски и предупреждения страхового агента; по лобовому стеклу хлестнули висящие на растянутой поперек двора проволоке шерстяные панталоны страшного голубого цвета - собственность сумасшедшей соседки - с многозначительными пятнами. Они тут висели и в дождь и в зной, и иногда, неделями, пугая прохожих своими размерами. Периодически, к ним присоединялись бесформенный лифчик и бывшая майка. При дневном свете натюрморт свом натурализмом напоминал послевоенный дворик, изображенный сильно пьющим художником-соцреалистом, которого бьет жена за нехватку в семье денег .
В подъезде было темно и я начал судорожно набирать на двух мобильниках номер жены, пытаясь сообщить, что я уже под дверью, пора открывать. Звонок не работал со времен Ремонта в моей квартире, ключи я забыл в офисе, жена дверь открывать не торопилась, собаки в коридоре выказывали свою преданность скачками и лаем, я уронил телефон (слава, Богу, тот, что похуже!), нашел его в темноте на лестнице, и отлетевшую заднюю крышку, и батарею, и старый окурок, клочья кошачьей шерсти. Дверь открылась, собаки бросились на встречу, по красным глазам жены я понял, что последние несколько часов она провела возле компьютера.
- Не могла телефон найти, закинула куда-то, - объяснила она задержку.
Я кивнул, занятый экипировкой питбуля в прогулочную сбрую.
- Я не голодный, поел с Андрюхой в Севастополе. Сделай мне, пожалуйста, чай с мятой. И вылезай из Интернета. Моя очередь.
Вторая собака - русский спаниель - грустно смотрела на нашу суету.
Когда с собаками гуляет жена, первым выходит именно спаниель, когда я - питбуль. Недавно я нашел в этом великую справедливость и великий же - смысл.
Я делал это подсознательно, назло всему американскому феминизму (американский питбультерьер - сука, а русский спаниель - кобель), всем этим засушенным бизнес-леди, зря тратящим деньги на депиляцию и операции по омоложению, готовым отдать все за крепкого дееспособного мужика, а убивающим время на судебные заседания (кто там кого вперед пропустил, или за зад ущипнул!) и скучные немноголюдные демонстрации, а ночью - слезы в подушку, а утром, перед зеркалом - еще хуже, но волю в кулак, туфли на низком каблуке, в глазах дамасская сталь, и вообще, мужики - скоты. А их мужчины давно превратились в задроченых роботов-карьеристов, невыносимо лояльных к тем, кто выше по иерархической лестнице, и несносных по отношению к более мелким роботам-лузерам. А кто роботом не стал (лузер!) - эволюционировал в биомассу, отрыгивающую пивную вонь и назойливый аромат соуса, придающего котлете вкус настоящей, приготовленной на открытом огне. Особо ловкие ударились в педерастию, делая вид, что все окружающее их не касается, они эстеты и пошли все на хуй! И все вместе - роботы-лузеры, роботы-миллионеры, неебаные феминистки, гамбургеропоклонники, педерасты-эстеты, псевдопассионарная молодежь, престарелые хиппи - верят, что наличие зеленых бумажек и есть подтверждение существования личной свободы.
И русский спаниель не скулит, он мужик, он понимает, что даму надо пропускать вперед, даже если лопается мочевой пузырь, даже если она не заслуживает внимания и подаст на тебя в суд за это. Его предки охотились на уток в поместьях своих господ, а эти господа знали о женщинах все, и любили их, иногда уважали, стрелялись из за них на дуэлях и в бархатных кабинетах, проматывали казенные деньги, пили шампанское до свинячьего визга, а утром - как огурец!. И собаки видели это, и запомнили лучше людей, и теперь они носители этой информации. Я люблю этих злых породистых дворян.
Пока я выгуливал зверей, супруга, кроме чая, заставила стол котлетами, супами и салатами ( когда только успела?!). Не будучи голодным (севастопольская пицца переварится дня через три), я попробовал все, что было приготовлено, параллельно проверяя электронную почту, выслушивая от жены последние новости, подкармливал собак, рассказывал о делах на работе и пытался втолковать по телефону новому менеджеру, что завтра рабочий день.
На интернетовском проекте "ОТВЕТЫ" царила вечерняя суета. Пришли большой толпой суицидники, одни призывая следовать за собой, другие - демонстрировали налет обреченности на своих малоинтересных фигурах. Нескольких подростков интересовали смысл жизни, вероятность встречи с пришельцами и жизнь на Марсе. Старожилы проекта лениво отписывались, новички - активно отвечали. Я поискал знакомых, нашел., и мы обменялись любезностями. Сегодня мне было лень строить из себя циника-интеллектуала, и я углубился в общение с людьми, которые мне были приятны и интересны. Диалоговые окна тренькали и мигали, я стучал по клавиатуре, Касперский отбивал хакерские атаки, провайдер потирал руки, считая прибыль, а я завис при мысли о том, что год назад смеялся над живущими в Сети, считая их закомплексованными неудачниками, компьютерными маньяками и бесполезными насекомыми. Виртуальный мир засосал меня с победным наслаждением. С таким чувством в средние века католики сжигали непокорных. Теперь меня тоже лизали языки адского вселенского разума, я был в экстазе. Иногда, закрыв глаза, я представляю себя этаким сфинксом в центре красной пустыни, миллионы моих Интернет-знакомых кварцевыми песчинками проносит мимо меня мегабайтный ветер по выделенной линии. Сфинксу кажется, что его не меняет этот ветер и этот песок, что он вечен, что время не властно, что мир - пыль, щекочущая ноздри. Но каждая молекула потока, соприкасаясь с каменным ликом, вносит свои художественные коррективы в облик, песчинки поселяются в щелях между блоками, заводят семью, пишут манифесты, распадаются на атомы, расширяют жизненное пространство, ведут войны... И будь у Сфинкса зеркало, или водоем рядом с постаментом, куда можно глянуть, увидел бы он не великое творение культуры, а безносого истукана, потерявшего важность и красоту благодаря своей наивной доверчивости к людям.
Ответив на несколько заинтересовавших меня вопросов, я попрощался с друзьями, находившимися в разных концах света и разных часовых поясах, выключил ноутбук и решительно отправился спать (жена меня не дождалась и сопела уютно в окружении собак), зная заранее, что уснуть, не получится.
Действительно, пора обратиться к доктору Г!
Очередная бессонная ночь. Маленькая однокомнатная квартира в маленьком уютном городе. Тридцать пять лет... Мне тридцать пять лет. Менялись квартиры, города, жены, появлялись рыбки в аквариуме, дохли, на их месте появлялись хомяки в клетках, умирали хомяки, росли и жухли кактусы на подоконниках, в меня влюблялись, вычеркивали из жизни, со мной воевали и пили коньяк, я любил и обманывал. Родители старели, безнадежно отставали от жизни - верный признак моих собственных изменений, я старался этого не замечать днем, за рулем машины, в кафе, за частыми ритмами сердца, за стеклами дорогих очков...Ночью все апгрейды жизни переставали успокоительно действовать - умирали телефоны, остывали двигатели внутреннего сгорания, размягчалась защитная броня фирменных джинсов. Голый директор маленькой фирмы. Что тебе надо? Вот уже несколько лет ты не знаешь, что такое безденежье...Хорошо, не в них счастье...А надежный, как скала, компаньон Андрюха? А веселый прожигатель жизни Саня Квакин? И этого мало? А беспокойная и красивая Люся? Сестра милосердия, сестра, друг, брат, любовница, вечная нервотрепка и успокоительная инъекция? Почему тебе мало машин, квартир, друзей, денег и любви? Почему?
Я создавал этот мир по атомам, голодал, напивался, работал, не верил, верил, терял надежду, сдавал бутылки, находил друзей, ждал, ждал, ждал, искал женщин, пророчествовал, впадал в ярость, ездил в плацкартных вагонах; мир рос, становился устойчивым, комфортным, сытым, жадным, нервным и трусливым. Я успокаивался, на время, чтобы отдышаться, понежиться, полакомиться отсутствием боли, чтобы с новыми силами полосовать себя каждую ночь сомнениями, запустить в правый висок боль и не спать...
Два часа ночи. Я курил на преобразившейся, после ремонта, кухне, работал вентилятор, вытягивая дым, уютный, успокаивающий шум.
Я включил ноутбук и проверил электронную почту. Не то... Спам и два малоинтересных письма, а я ждал ответ с сайта поиска потерявшихся людей. Месяц назад защемило сердце, внезапно, захотелось увидеть своего друга, с которым заканчивали военное училище, Юрку "Доцента", он выплыл из отдаленных чуланов памяти, упал с полки пыльной книгой под ноги, путал мысли, снился, демонстрировал картинки двадцатилетней давности, кричал в ухо чем-то важном, забытом, стоял в нелепой полевой форме, перетянутой ремнями, пилотка на бок...Я рылся в старых бумагах, блокнотах, искал номера телефонов, адреса, звонил всем подряд, слал телеграммы, находил желтые фотографии...Безответно, бесполезно и раздражающе. Растворился. Исчез. Раньше он жил с родителями и старшим братом в Латвии. В провинциальном и тихом Салдусе. Теперь уже заграница, дальше чем Америка. Я был в этом Салдусе один раз, на его день рождения, в свой первый отпуск из военного училища - дикий, подтянутый строевой подготовкой, девственный и легкий на подъем...
1989 год. Я вышел из междугороднего автобуса...
Маленькая станция. Маленький городишко. Приятный, солнечный, похожий на сказочный замок. В таких не страшно умирать на рыцарских турнирах. Аккуратное прибалтийское небо. Следуя Юркиным инструкциям, я шел по древней брусчатке, сворачивал, где надо было сворачивать, пересекал улицы в нужных направлениях, заходил в правильные дворы и, наконец, уперся в трехэтажный дом. Номер пять. Все совпадает. Третий этаж. Коричневая, обитая дерматином, дверь. Звонок.
В просторной трехкомнатной квартире был предпраздничный ад. Что-то готовилось, шипело на плите, накрывались столы, женщины в передниках, невозмутимый отец с папиросой и русской газетой среди всеобщего бедлама.
- Это мой друг, Сергей. Я вам о нем рассказывал, - представил меня Юрка обществу. На секунду все замерли и, кинулись меня обнимать, жать руки, выспрашивать, как я добрался и успокаивать, что они уйдут, как только молодежь соберется за столом. Мешать, короче, не будут...
Мне было приятно в этом оживленном доме, среди веселых Юркиных родственников: мы чинно пили кофе с его отцом, сестра и мама подкармливали меня пирожками, старший брат собирался забрать с собой в гараж и показать новый мотоцикл.
- Сейчас старики свалят - повеселимся, - шепнул Юрка.
Кривоногий, в празднично наглаженной белой рубашке, он был рад моему приезду. Не верил, что я приеду и, от этого, вдвойне рад.
- Все будет нормалёк, - подмигивал возбужденно, бегая из кухни к столу, перенося блюда с салатами, шампанское и вилки.
Я не сомневался.
-... увидишь моих одноклассниц...Они тебя быстренько "Камасутре" обучат...
"Очень на это надеюсь!"
- ...жаль, что у меня правило... Со школьными подругами - ни-ни...
"Так я тебе и поверил!"
Звонок в дверь.
- О! Начинают прибывать!
Меня приняли, как своего. Ни каких шероховатостей, неловкого молчания и косых, заинтересованных взглядов . Крепкие рукопожатия новых друзей, кокетливые улыбки возможных подруг...Когда все разместились за столом в самой большой комнате - праздничные, лакированные девчонки, торжественные ребята, втиснутые в парадно-выходные туфли - зашла Юркина мама сообщить, что они уходят к знакомым и квартира в нашем распоряжении.
- У вас есть шампанское...Юра, надеюсь, вы баловаться не будете...
Все зашумели - "Как вы могли подумать такое, Антонина Сергеевна! Все будет культурно!"
Я почти им поверил. Антонина Сергеевна, видимо, тоже...
Когда хлопнула входная дверь, на секунду, повисла тишина.
- Убирай этот кисляк! - скомандовал Васька Сидоров, футболист и заводила.
Бутылки с шампанским были отставлены в угол стола. На их местах появились водочные флаконы.
- Совсем другое дело, - удовлетворенно произнесла Ирка, бледная красотка с рыжей копной волос.
Я похолодел. Я не пил водку ни разу. Признаться, я и шампанское не пил. Что делать? Подписаться под своей девственностью в восемнадцать лет?...Лучше погибнуть...Долбанное воспитание! Любимые родители, могли бы на праздники дать попробовать хоть глоток!
В прихожей заверещал звонок.
- Быстро - шампанское на место, водку убрать, родители, наверное, что-то забыли! - скомандовал Юрка и побежал открывать дверь.
Я судорожно придумывал причины для отказа пить огненную воду. Язва? Не годится! Сердце? Рановато для сердца...Голова? А что с головой? Желтуха? Не похоже...Ноги, руки? Что? Что? Вяло, неубедительно...Выпью - потеряю контроль, последствия не ясны... Да и не водку я приехал сюда пить...
- Что, бляди, не ждали?- хрипловатый, бархатный женский голос.
Я вздрогнул. Сидя спиной к двери я не мог видеть, кто вошел в комнату.
- Инка! Дура! Народ пугаешь! - облегченно зашевелились гости, доставая из-под столов бутылки.
Я обернулся и понял, что пропал. Я буду пить водку, шампанское, шампанское с водкой, пиво и все что есть... Пусть она меня попросит, я буду!
- Всем привет! А этого мальчика я не знаю... Юра, это тот самый Сережа, твой военный друг? - произнесла Инна, глядя мне в глаза, откровенно, видя мое падение, смакуя его, разглядывая изуродованный ударом о землю труп, - подвиньтесь. Я сяду рядом с Сережей. Ты не против?
Она села рядом, взрослая, девочка, ледяная, игривая, красивая, грубая, требовательная, слабая и родная...Мне стало жарко, больно и страшно. Это была она. Я понял. Все, что я знал о женщинах, все, что я о них намечтал, все, что я и подумать не мог...
- Сережа, давай выпьем...Они все дураки... Ты симпатичный, - шепот на ухо. Щекотно, я полюбил свое имя, Сережа, говори, Инна, не убирай губы...
Она учила меня пить водку. Рюмками. Стаканами. Из горлышка. С пивом. Она целовала меня влажными губами в пьяные глаза, увела меня во двор, на скамейку под дерево, порвала на мне рубашку, целовала до обморока, кусала мои губы, шею, рыжая Ирка нам мешала, звала к столу, пришел Васька Сидоров, предложил идти воевать, мыс ним вдвоем ушли на дискотеку за подвигами, дрались с латышами, нам здорово накостылял под песни CC Catch и , мы вернулись на праздник, в крови, обнимаясь, предложили нанести ответный удар по врагу, но нас усадили за стол, Инка лечила мои раны, просила больше не пить, но меня несло, я был на вершине мира...
Проснулся я в старом рейсовом автобусе. Вероятно, меня посадили в него Юркины друзья. Но, как и когда? За окном шел мелкий дождь, солнце выглядывало из-за горизонта... "Сейчас вечер" - понял я. "Уже завтра" - это была вторая мысль. Голова болела страшно, волнообразными приступами, тело затекло в неудобном кресле. Жутко хотелось в туалет. Я вышел на первой станции, попросив водителя дождаться моего возвращения. Он дико на меня посмотрел, но промолчал.
"Видимо, у меня ужасный вид" - подумал я. Это было мое первое похмелье, сегодня мир был явно не предназначен для жизни, а я сам себе казался падшим чудовищем.
В поисках туалета я пересек станционную площадь, на меня все оглядывались, недоброжелательно, показывали пальцами, хмурились... "Да что такое!" - в голове кислыми волнами перекатывалось возмущение - ну помятый русский парень, ну синяки после дискотеки, великое дело!
Зайдя в туалет, первым делом посмотрел в зеркало. И обмер... Меня поразили не кровоподтеки на лице, не порванная рубашка в коричневых пятнах, а чужая джинсовая куртка, увешанная медалями времен Великой Отечественной Войны! "За взятие Берлина", " За отвагу" и еще десяток золотистых кружочков. Посреди враждебной перестроечной Латвии, перед самым развалом Союза, с мутными глазами стоял курсант Высшего военно-политического училища, увешанный ненавистными, для местных жителей, наградами, вспоминал сегодняшнее число, и свое имя... СЕРЕЖА...
Я в сотый раз перебирал бумаги, пытаясь найти зацепку, намек, потерянные координаты... Ничего... Куда делись сотни писем от Инки? Я писал ей два года. Я любил ее, не увидев больше ни разу. Эта иссушающая, неудовлетворенная любовь мешала мне в общении с женщинами. Они мне были безразличны долгие, долгие два года. Сладкие и ужасные времена...Потом все утихло. Но, когда мне в руки попадали старые училищные фотографии, я вспоминал не караулы, марш-броски и стрельбы, а шепот, щекочущий ухо - Сережа...
Пора обратиться к доктору Г!
полностью, здесь - http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/oper.shtml
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83697
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 12.07.2008
а Хрустальные березы разбросали ворох листьев.
Листьев бархатных и влажных не похожих ни на что.
Пахнет грустными грибами и надеждами на счастье,
Что так быстро умирают, если только будет дождь.
Если только будет слякоть - все попрячутся в витрины
Лужи разожгут неоном. И закурят. И запьют.
Только нас с тобой не пустят. Будем мы шататься мимо.
Разбивать цветные капли и вдыхать сырой бензин.
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83637
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 12.07.2008
Быть великим, быть убогим,
Странным, добрым и больным,
Щедрым, бедным, одноногим,
Прозорливым и святым,
Незаметным, трезвым, вечным,
Полубогом и глухим,
Одиноким, первым встречным,
Сильным, старым и слепым,
Забывающим, забытым,
Скромным, стильным, дорогим,
Затерявшимся, пологим,
Рьяным, пьяным и крутым,
Многоликим, однобоким,
Верным, дельным, никаким,
Стукачом, убийцей, голым,
Отщепенцем, голубым,
Биллом Гейтцом, Мата Хари,
И другим, другим, другим,
Быть друидом, обезьяной,
Тлёй, Гераклом и травой,
Не разгаданной задачей-
просто быть самим собой.
14.01.05
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83565
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 11.07.2008
3.
Два года назад.Лето.
...воздух толчками и пульс на три счета...
(Арбенина)
А я, брат, боюсь, а ты, брат, не бойся...
(БГ)
Суббота.17-00. Саня Квакин появился, как всегда, внезапно, вернувшись из очередной заграницы, розовый, полный впечатлений и красочных историй.
- Как Прага? - поинтересовался я. Он всегда был то в Праге, то в Будапеште, то еще в каком-нибудь месте, куда необходимо ездить людям со стабильными доходами и достаточным количеством свободного времени, для того, чтобы своими рассказами о прагахбудапештаххургадах вызывать в слушателях ощущение бесконечности и разнообразии мира.
- Прага - хорошо! Прага - это гуд! Все подробности - потом. Собирайся, едем прыгать с парашютом.
- С каким парашютом? Уже поздно, - у меня ухнуло сердце. О прыжках мы мечтали года два, геройствовали друг перед другом, рассказывали друзьям, как мы к этому готовы, но реальных шагов по направлению к аэроклубу не предпринимали.
- Я договорился, сегодня инструктаж, завтра прыжок, - продолжал Саня, притаптывая от нетерпения в коридоре.
- У меня денег нет, - нашелся я быстро.
- Я заплачу! - это уже было серьезно. Я сразу поверил, что инструкторы ждут, самолеты заправлены топливом, снаряжение подготовлено и деваться не куда. Летчик в кожаных крагах, галифе и очках времен Первой мировой стоит, опершись на фанерный фюзеляж "Ньюпорта". Я так живо себе это представил, что мочевой пузырь переполнился впечатлениями.
- У меня голова болит, - вспомнил я об обеденной пятиминутной боли, которая прошла легко, без таблетки.
Саня выпучил на меня глаза, как лейтенант подразделения "СМЕРШ!" на дезертира. Я пошел одеваться. " Инструктаж ни чего не значит" - убеждал я себя - "послушаю наставления. Повишу на лямках, подергаю кольцо. Завтра на аэродром не поеду. Ну, вас на фиг!"
Всю дорогу до аэроклуба мы резвились, я тем более, решив, что прыгать не буду. Квакин испытывающее на меня поглядывал, но мое лицо подозрений не вызывало.
В клубе царила деловая беготня. Нас встретили радушно, но парашютисты - это клан, и мы это почувствовали, клан делал сдержанный книксен, клан принимал наличные от чужаков, клан хлопал тебя по плечу, объяснял, как разблокировать запасной, советовал не пытаться удержаться на ногах при приземлении и не скрывал, что он - клан. А мы - прохожие и бензин для "кукурузника". Мы - новый купол. Мы - поездка на соревнования. Чтобы попасть в клан, надо не перестать бояться, надо желать этот страх. Надо разучиться без него жить.
Для начала мы заплатили положенную таксу, страховку, подписали подозрительные бумажки про отказ от претензий к клубу (у Сани дрожала рука) и выслушали теоретическую часть. Вкратце она звучала так: не бойтесь, все под контролем, если что-то не так, есть запасной парашют, но это редко, практически никогда, все отработано, если парашютист погибнет - на девяносто процентов это его вина. Это - купол, это - стропы, шаг, ноги не разводить!, сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три, кольцо, осмотреть купол и стропы, вытащить этот шнурок из этой петельки, не бойся звука высотомера!, ветер в лицо, поворот влево, чуть вправо, колени и стопы вместе!, валимся на бок, гасим купол...Аллилуйя! Получаем сертификат. Фото на память (не надо делать идиотские улыбки!).
Мне понравилась девушка-инструктор по имени Лена, ее спокойные объяснения, улыбка и стройные ноги. В нашей группе "перворазников" было еще три парня и две девушки. Итого семь человек, включая меня и Квакина.
- А часто парашют не открывается? - задала интересующий всех вопрос одна из девушек.
- Почти всегда открывается, - Лена безмятежно улыбалась.
- Ну, а процент-то, какой?
- Почти сто процентов, - ничего не может нарушить добродушие человека, совершившего двести пятьдесят прыжков.
- Но не сто? Не сто процентов?
- Почти сто. Система надежная. Армейская.
- У вас в клубе разбивались люди?
- Последний раз в 92-ом. (это обнадеживало!)
- А кто купола складывает? - подал голос Квакин.
- Мастера. Спортсмены. Вот, посмотрите - уже укладывают. Через двадцать минут вы САМИ выберете себе уложенный купол. Мы запишем номер, завтра утром вы его получите на складе.
- А почему - САМИ? - спросил я, содрогаясь в предчувствии ответа.
- Чтобы ваша судьба зависела от вас, - я так и думал! Право выбора меня всегда пугало. Лучше бы мне сказали: "Держи. Это - твой".
- А пока купола укладывают, - улыбнулась Лена, - пройдем к самолету и потренируем выход и действия при посадке и размещении.
Мы потянулись за Леной на летное поле. Перед бескрылым бипланом (очень символично!) она нас выстроила в шеренгу по одному, распределив по росту и весу. Я оказался первым. Мне это крайне не понравилось.
- По команде руководителя вы заходите в самолет, в колонну по одному, начиная с самых легких (заходим!), рассаживаемся. Колени вместе, в сторону выхода под углом сорок пять градусов (это чтобы не мешать друг другу и оставить проход для выпускающего, салон узкий), плотнее друг к другу, еще плотнее. Смотрим на выпускающего инструктора...
Пока Лена рассказывала об алгоритме наших действий, я, сидящий в неудобном кресле и в не удобном положении ближе всех к страшной двери, понял, что из самолета есть только один выход.
- ...если кто-то почувствует себя плохо или не сможет совершить прыжок, инструктор переводит его в кабину пилота, где он и остается до приземления...
Самолет садится на поле, розовые от пережитых ощущений, мои друзья сдают купола, обмениваются впечатлениями, меня выводит пилот...Я вспотел от этой живописной картины, которую только что сам и нарисовал. Нет, только один выход! Я даже забыл, что решил завтра не прыгать!
-...ждете звукового сигнала. Но действия производите только по команде инструктора...
- а если я не услышу сигнала или команды? - Квакин был глух на одно ухо, отит - последствие рыбалки или охоты.
- Услышите, - Лена хитро прищурилась, - услышите.
Потом мы старательно прыгали из мертвого самолета на пожелтевшую за лето траву, держа при этом ноги строго по инструкции вместе, правую руку на воображаемом кольце, а левую - на такой же, воображаемой, лямке. Стукаясь подошвами кроссовок об грунт, я решал, пить завтра с утра "феназепам", или нет, поможет, или нет. Решил не пить - вдруг лекарство притупит внимание, и я наделаю роковых ошибок. Я забыл, что завтра не хочу прыгать!
- Молодцы! - похвалила нас Лена, - а теперь - получать шлемы, ботинки, купола и подгонять снаряжение.
Когда меня навьючили парашютными мешками, натянули каску, передавив горло ремешком и, затянули все лямки, центр переживаний переместился в область солнечного сплетения, кроме нарастающего страха появилась боязнь асфиксии, я тяжело дышал, потел, криво скалился братьям и сестрам по добровольному несчастью.
- Они еще за это деньги берут! - прошипел кто-то из нашей группы.
- а мы, дураки, даем, - добавил Квакин, пытаясь без ущерба для равновесия поднять с пола жуткие ботинки, выданные на складе. В двух парашютах (запасной на животе, основной - за спиной) он напоминал ниндзю-черепашку из одноименного мультика. Только не такого ловкого. Маленький шлем выдавил его упитанные щеки в сторону носа. Я невольно засмеялся.
- Ты чё, не боишься? - удивленно спросил он.
- Боюсь. Очень. - признался я.
- По тебе не скажешь.
- По тебе тоже.
- Я ночью буду бояться. Меня уже сейчас колбасит.
- Я не засну, - я представил эту ночь перед прыжком, тишину, один на один с собой. И безразличные теплые собаки. И Люся посапывает мирно. На что я это променял! Легче не уходить из клуба до утра.
Номер моего парашюта - 4212. При всем желании, ничего кармического я в этих цифрах не нашел.
Ночь прошла еще хуже, чем я предполагал. Прыжки были назначены на шесть утра, и к этому времени я стал похож на свой труп недельной давности. Часов до двенадцати ночи мы еще перезванивались с Квакиным, подбадривая друг друга, а потом я остался в одиночестве.
- Тебе это надо? - спросила сонная Люся.
- Надо! - убеждал я больше себя, чем ее, - мне надоело быть рахитом. Мне надоело, что я не могу. Мне страшно. Страшно прыгать и страшно отказаться. Я потом не смогу жить...
- Но Андрюха отказался...
- Он по телефону отказался. А я уже там был. Меня записали. Утром скажут, что еще один испугался...Даже не скажут, улыбнутся.
- Вот проблема! Не надо ехать и все. Кто там о тебе думать будет...
- Я поеду.
- Выпей феню, - так мы называли дома "фенозепам".
- Да, можно наколдыриться в хлам, наширяться и колес наглотаться. Тебя выкинут как мешок. И вспомнить не о чем. Да и не испытание это...
- Я не буду считать тебя трусом.
- Сука, Квакин... Он меня будет трусом считать. И я сам. И не в трусости дело, а том, что все могут, а я - нет. Давление там, нервы, блядь, всякая херня... Я только боюсь сознание потерять, но поеду, - я вышагивал по квартире и курил одну сигарету за другой. Собаки с кровати следили за моими хаотичными перемещениями.
- Я люблю тебя, кися. Если ты не поедешь, я тебя меньше любить не буду.
- Спи. Завтра в пять меня разбудишь.
- Хорошо, любимый, - Люся заснула через несколько секунд, а на меня обрушился липкий ужас.
К четырем утра я докурился до рвоты, пытался читать, но не смог понять ни одного слова, лег в кровать, обнял питбуля и попытался согреться. Меня бил озноб. Внезапно меня озарило - завтра в 6-30 я буду героем! Как бы я не переживал, не боялся, после прыжка все будет по-другому. Боятся все. Ни кто не увидит мои холодные, дрожащие руки, мою бессонницу, не подсчитает, сколько раз я бегал в туалет, я перейду в разряд тех, кто смог. Я буду одним из...Ухватившись за эти мысли, я успокоился, согрелся и размечтался о светлом послезавтра.
Пора заняться спортом!
Незаметно, я заснул...
Разбудил меня настойчивый телефонный звонок. Еще не открыв глаза, я понял - это Квакин. Меня, нежного и сонного, кто-то злой и спокойный окатил ледяной водой, но я не вскочил с кровати, меня парализовало, а он - стоял и смотрел, как я задыхаюсь от бешенного пульса, как лопаются сосуды у меня в глазах, как я судорожно вожу руками по простыне в поисках телефонной трубки: "я не поеду, я не поеду!!!" Звонок замолчал, я нашел трубку, неотвеченный вызов - КВАКИН, 5-10 АМ. Пропади все пропадом! Мобильник снова ожил, на дисплее - КВАКИН. Как я его ненавидел в этот момент, розовощекого, желающего не только быть Матросовым, но и пытающегося, за компанию, меня затащить на амбразуру!
- Да, - ответил я голосом безнадежно больного.
- Спишь, старая лошадь? Одевайся, через пятнадцать минут буду, - Саня сам был на взводе.
- Я не поеду, голова болит сильно. Таблетки глотаю.
- Не выдумывай. Одевайся быстро. Еду, - и положил трубку.
Я натянул одеяло до подбородка и решил не вставать.
- Не поедешь? - Люся спросонья еле выговаривала слова.
- Нет, давление долбит.
- Правильно, спи. Квакин трезвонил?
- Мг.
- Вот неугомонный!
-Спи.
Я зарылся носом в Люсиных волосах, пытаясь спрятаться от Сани и от парашютистов. Они собрались возле кровати и жгли мне спину презрительными взглядами. Опять звонок!
- Сань, я же сказал...
- Выходи. Я под подъездом. Через две минуты начну сигналить. Тебя соседи без парашюта из самолета выкинут.
- Сейчас выйду.
- Не в трусах выходи, а готовый! Две минуты. Конец связи...
Я напялил на себя первую попавшуюся одежду, влез в тапочки и поплелся успокаивать Квакина. Он стал бы сигналить, если бы я не вышел, он разбудил бы весь квартал, он орал бы под окнами и кидал бы камни в стекло. Он такой - ему плевать. Деваться было не куда. Тапочки были свинцовыми и еле отрывались от земли. Ноги заплетались, а в груди закипала спасительная злость. Я готов был обидеться на Саню и разругаться с ним в прах. Только бы не ехать, только не ожидание самолета! По пути я закурил. Голодный желудок не протестовал. Он умер. Умерли трицепсы и жевательные мускулы лица. Умер поэт и бродячий философ. Остались спортивные штаны и футболка, не плотно набитые соломенным хламом.
- Ты чё, одурел! Мы же опаздываем! - Саня был бледен и собран.
Все наспех придуманные отговорки стали не актуальны, как только возле машины я увидел молодых саниных племянников, этаких экстрималов Интернет-поколения, смышленых как сеттеры и равнодушных, как гепарды после обеда. Они меня хорошо знали, я их знал много лет, деваться было не куда, мои первые слова должны были решить, какое клеймо будет отныне красоваться у меня на лбу. Все напряглись, свора молодых квакиных с интересом рассматривала мою домашнюю обувь.
- Ну, проспал я, чего шум поднимать, - заворчал я, - пять минут. Я быстро. Не орите под окнами. Мне тут жить еще.
-Оптимист! Жить ему здесь! Пусть парашют откроется сначала, - Квакин не мог сдержать облегчения.
Лица у всех потеплели, мы пожали друг другу руки, Квакин вытащил из багажника какие-то ботинки ("Дорогие! Американские! На Интернет-аукционе купил!"), все уважительно закивали головами, пощупали пупырчатую кожу американцев, меня опять поторопили, и, я пошел экипироваться.
Пока я натыкался на все углы в квартире в поисках подходящей одежды, проснулась Люся.
-Едешь?
-Да, - ответил я шепотом.
- А чего ты тихо так? Я уже проснулась. Вещи ищешь? Я тебе вчера все сложила в коридоре. Там "комуфляж" твой, кроссовки, футболка синяя, бейсболку мою возьми, а то голову напечет...
- А почему синяя? - удивился я не тому, что жена все приготовила вчера, а цвету выбранной футболки.
- Ты знала, что я поеду?
- Поедешь, поедешь. Одевай синюю, она глаженая.
- Зачем гладить футболку на прыжки? И кроссовки не нужны, нам ботинки дадут.
- А на аэродром ты босиком пойдешь?
Внизу коротко просигналила машина. Собаки навострили уши, готовые залаять.
- Вот, блядь! - зашипел я,- соседи с ума сойдут. Квакин, сука, неймется ему, убью, просил же, как человека. Не сигналь! Не сигналь!
- Иди уже, а то и правда всех разбудит.
Продолжая ругаться сквозь зубы, я вылетел на улицу. Квакин, сидя на капоте, курил, а один из пацанов коротко нажимал на сигнал. Второй развалился на заднем сиденье машины.
- Вы что, охуели совсем! Я же просил! Дебилы, бля, шило в жопе...
Все заржали, как молодые кони перед боем. Я тоже, невольно, рассмеялся. Мы разместились в салоне, Квакин рванул машину так, что резина на колесах завизжала от ужаса, вычерчивая черные косые полосы на асфальте и оставляя клубы сизого дыма в воздухе.
Взлетное поле блестело утренней тишиной. По этой дорогой медовой полировке кто-то водил дрожащей гравировальной машинкой, поганя ее безнадежно и бесстрашно. Самолет. Деловитые механики запускали и глушили двигатель. Он трещал, срывался на вой, глох - этот далекий игрушечный самолетик - пускал густые выхлопные облака, был неказист и, временно, не вызывал опасений. Если бы не звук. Он напоминал, что ЭТО может летать. Может поднять тебя в воздух и выплюнуть на землю с высоты тысячи метров. Я заставил себя оторвать взгляд от самолета. Поле залатали выгоревшими от солнца брезентовыми простынями. На них неровно разбросали парашютные мешки, каски и пары уродливых ботинок. Кто-то серьезный ходил с планшеткой и ручкой, заставляя всех расписываться, два "перворазника" тащили стол, полосатый конус повис на мачте (ветра нет), пилот торопился в сторону здания диспетчерской - идеальная картинка утренней здоровой суеты. Если смотреть с другой стороны забора. Если смотреть по телевизору. Если думать об этом дома.
- Перворазники, подойдите ко мне! - Лена махала рукой возле одного из брезентовых полотнищ, - всем к врачу на осмотр.
ВРАЧ! Вот, кто может меня спасти. Он сразу заметит мою тахикардию, повышенное давление и бледность. Он не допустит меня к прыжкам! Я спешил к врачу, я был рад встрече с ним, первый раз в жизни был искренне рад встрече с человеком в белом халате.
- Как самочувствие? - равнодушно спросил эскулап. Он не сжимал мое запястье тонкими пальцами, не разглядывал, пытливо, зрачки и не пытал тонометром. Просто спросил: "Как самочувствие?"! А что я мог ответить, когда за спиной симпатичные девчонки, друзья и просто, малознакомые люди? Что я, дрожащий, мог ответить? Что я умираю? Что сердце колотится, как у кролика? Что я сейчас грохнусь в обморок?
- Замечательное самочувствие, - подписал я себе приговор, поражаясь своему голосу и звенящей в голове пустоте.
- Прекрасно! Следующий.
Все. Точка. Приличные отмазки закончились. Остались подвиг и позор. Ничего лишнего. Ничего сверх этих двух путей. Все просто и обнажено, как хлеб, как штыковая атака, как выкурить сигарету, родиться и умереть, как "Хэннесси ХО", как собственное имя, как "Старик и море", как...Господи, помоги!
В прекрасном, забытом детстве, я мечтал об этих переживаниях со своими друзьями, я воевал с фашистами, взрывал вражеские поезда, ходил в разведку, терпел пытки гестаповцев, я желал этого больше, чем увидеть голую учительницу химии... Но сейчас... Я так полюбил жизнь, ее приятные мелочи, тревоги и обломы, что любая опасность для нее, вызывала временный паралич, стремление забиться под кровать и, сидеть тихо-тихо. И не дышать. Пока не уйдут злые дядьки, пока мамины шаги не зазвучат на лестнице, не звякнут, успокоительно, ключи...Стрелки часов замерли, убивая движение воздуха и мысли, нет ни вчера, ни сегодня. И завтра не будет.
Толстый - мой школьный друг - сидел на полу своей комнаты, старательно разглядывая план космического корабля, который мы разрабатывали целую неделю. Нам по четырнадцать лет, мы безнадежно таинственны и счастливы. Я прочитал много научно-фантастических книг и разбирался в фотонных и плазменных ракетных двигателях не хуже какого-нибудь Айзека Азимова.
- Тут надо разместить баки для топлива, - Толстый тыкал карандашом в чертеж, - а тут - люк.
- Баки не нужны. Главное - стартовать. Плазменный двигатель работает на чем угодно. Хоть на старых газетах и мусоре. Из космоса будем ловить молекулы, и превращать в плазму...Ну, и все отходы пойдут в дело, и куски астероидов.
Толстый уважительно на меня смотрел, но, видимо, сомнения его не покинули окончательно.
- Скорость должна быть световая. - надул он щеки, густо усыпанные веснушками.
- Будет световая, - авторитетно заявил я, - мощности хватит. А вот, посмотри, тут - скафандры, тут - кислородные запасы...
- Слышь, если мы полетим на всю жизнь, нам нужно больше людей взять... И девчонок...
Я и сам об этом думал, но хотел, чтобы Толстый первым начал разговор.
- Согласен! Нужна команда. Давай составим список.
- Наташку возьмем? - быстро спросил Толстый.
Я густо покраснел. Весь мой энтузиазм черпался из надежды взять с собой Наташку.
- Подумаем, - спокойно сказал я, - может, пригодится. Она надежная.
- Будет помощником капитана, - он сам был в нее влюблен. Как, впрочем, и половина нашего класса, - капитану необходим помощник...
Толстый осекся. Вопрос с капитаном долгое время оставался открытым. По сути, претендентов было два - Толстый и я. Но официально, ни кто еще не вступил в должность. И тут меня осенило:
- Такому кораблю нужны два капитана. Один не справится.
- Правильно, - его конопатое лицо просияло, - правильно! Такой громадный кораблище. Мало ли, что случится.
Щекотливый вопрос был решен к обоюдному удовольствию. Список кандидатов на полет быстро рос. Герметичный мир космического корабля окружил нас своим титановым корпусом, защищая от алчного империализма, будущих революций, инфляций, неверных жен и триппера. Лазерные пушки уничтожали метеориты и врагов. Запасов кислорода и воды хватит на всю жизнь. До отъезда Толстого в Грецию оставалось 12 лет. До прыжка оставалось двадцать лет. До убийства...Нет, все по порядку.
- Все на поле! Последний инструктаж и подгонка снаряжения! - Лена пыталась выстроить наши непослушные тела в шеренгу.
Господи! Где ты? Где Толстый, где Люся, мама, папа, Андрюха, соседи и друзья? Почему я один стою на этом поле в неудобном снаряжении и задыхаюсь. Кто эти чужие люди? Где милый Квакин? Это не он. Его подменили. Я одинок в этом узком пространстве между твердым небом и желтой землей! Мне тут тесно. Выпустите меня! Я все понял, довольно. Я знаю, теперь, почему люди покорно идут на казнь, почему не рвут зубами горло конвоира, у них свело челюсти, у них слабые руки, у них нет времени на мелочи, надо успокоить сердце, надо подумать о чем-то важном... А вдруг, казнь отменят?!!! Самолет поломается, не дадут коридор...? Мотор гудит, щелкает затвор, посылая патрон в последний путь, цепочка обреченных втискивается в брюхо аэроплана, тесно, очень тесно, я не выдержу, быстрей бы, да взлетай ты, сука, каска давит, дайте воздуха, зачем открыли дверь?!!! Пристрелочный парашют, хочу на землю, неужели сейчас, СИГНАЛ, я его услышал, его невозможно не услышать, приготовиться, я сам, без рук, что я ТУТ делаю?! - там пустота... Облака!!! Я смогу, я смогу, ясмогуясмогу, я смогу, ГОТОВ? "Готов!" ПОШЕЛ! Я....Ххыы...
Трава. Я видел каждую травинку. Я улавливал все запахи земли. Земли. ЗЕМЛИ! ЗЕМЛИ!!! Вокруг меня приземлялись парашютисты и начинали перекрикиваться, сворачивали снаряжение, торопились уйти с поля. Непослушными руками я быстро комкал шелк, толкал его в мешок, меня шатало от адреналинового опьянения, сквозь вату только что пережитого до меня доносился радостные возгласы Квакина, я кричал в ответ, он радостно орал, не понимая меня, только индейские гортанные звуки победы, без слов, жесты счастливых друзей, смешные каски можно снять, огромное, далекое небо, мы там были, мы спустились с него, это наше небо, наша рыжая трава, наши женщины, я скальпировал свой ужас, он оживет, потом, обрастет щетиной, раскрасит лицо боевой краской, но я буду готов. Спасибо, Саня, спасибо, брат
остальное - здесь http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/oper.shtml
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83517
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 11.07.2008
Мы неуязвимые, странные, бессильные,
и себе не добрые, и другим не милые...
в стёкла улыбаемся, не выходим затемно,
лица утомленные покрывает патина.
Растворилась винами проза на папирусах,
мертвые поэмы прорастают в ирисах,
красными кружочками в групповых портретах
все друзья отмечены. Но меня здесь нету.
Потеряли, выцвели, город обесточили.
Нецензурной лексикой множим многоточия...
25.02.08
Симферополь, 17.10 рм
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83511
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 11.07.2008
Сергей ЮХИН мл.
"МИГРЕНЬ"
Утро было насыщено запахами вчерашних окурков, нитрокраски и еще целой гаммой страшных и навязчивых ароматов. Гудел компрессор в аквариуме, создавая ощущение раздражающего присутствия в комнате чего-то лишнего и неизбежного. Так начиналась мигрень. Еще в черепе не поселилось ядовитое большое солнце, а в висок не начали вкручивать длинный шуруп...Но, скоро, очень скоро... Всегда быстро и неожиданно. Пока только предчувствие неизбежного, нехорошо и холодно в животе, мелко подрагивают нервные веки. Кто пережил, тот знает. Кто нет - будет смеяться. Пусть смеется. Пусть никогда не ощутит этой сладкой и ужасной волны. Это не лечится. С этим живут. Есть два пути. Первый - глубокая оборона. Не поднимаясь с кровати объявить себя больным. И срочно принять меры к спасению - ноги в таз с горячей водой, глотнуть таблетку с каким-нибудь анестетиком, виски намазать вьетнамской "Звездочкой, окна настежь, телевизор в половину громкости, телефон отключить, "корвалол"...И ждать. Пока накроет со всей силой. Ты уже подготовлен - лекарства действуют, в комнате свежо, родные в напряженном ожидании...Это просто и выматывающее долго.
Или другой - улизнуть, уйти из-под обстрела. Это не всегда удается. Надо быстро встать с кровати, душ, завтрак, таблетка, пряный одеколон, машина, работа, мобильный телефон...Не думать о том, что может случиться. Не думать. Говорить, говорить, говорить, отдавать команды, суетиться, много звонить друзьям, строить планы, заказывать билеты в Гавану, заигрывать с длинноногими девчонками, купить часы за тысячу долларов; волна нависла сзади, удивленная твоей суетой, а ты прохаживаешься по песчаной полоске вдоль моря и слушаешь чаек.
Я выбрал второй вариант. Седой и печальный дратхаар весело застучал когтями по паркетному полу, заметив мои движения.
- Сейчас покормлю, - успокоил я его, - обжора!
Пес знал, что "обжора" - про него. И радостно завилял обрубком хвоста, и затанцевал, и подпрыгнул, и присел, и снова подпрыгнул, и заскулил, вечно голодный с глазами профессионального попрошайки. "Клац" - электрический чайник, зашумел, возбуждаясь от своей важности по утрам. Стекла душевой кабинки запотели и прослезились. Быстро, быстро! Шампунь, "жиллет", фен...Чай. Кусочек сыра. Что-то не то! Волна угрожающе нависла над причесанной головой...Ах, да! Поверх сыра таблетку и сверху еще сыра. Так лучше. Пока на поводке собака, нюхающая столбы, быстрые распоряжения в офис. Подготовить. Напечатать. Принять. Отправить. Скоро буду. Кажется, я оторвался от преследования. Сердце - "ух"! Рано радуюсь. Нырнуть в поток машин, радио. СД не к месту. Нужны новости, жизнь, люди, разговоры, тупые шутки, дикие поздравления, нужны доказательства, что мигрень не всесильная. В мире есть те, кто о ней ничего не знает. День до обеда завертелся. Обед - легкий и осторожный. Рыба. Опять чай. Звонки, звонки, звонки...Страшно остановиться. Нельзя думать, помни - нельзя думать! Но вечер неизбежен. Вечер подозрителен и одинок. Диск со старым фильмом, чтобы не включать ноутбук. В сети мертвые люди. Если им сказать про мигрень, они заставят тебя делать дыхательные упражнения. Глупости. Не помогают эти упражнения. Бесполезные чужие советы незнакомых людей. Ни кто не знает, что помогает. У каждого свой рецепт. Более или менее. Результат многолетней борьбы и ужаса. Не включать ноутбук!
Я заехал в огромный супермаркет, чтобы купить соленых кальмаров. Жестких и несъедобных. Это мой способ. Один из способов. В огромном холле возле фонтана расположились столики кофейни. Я сел за один из них и ощутил свои гудящие ноги, жуткие огромные ноги. В нескольких метрах от меня стояло пианино, и старенькая женщина играла что-то хрустальное. Опрятная старенькая женщина. Наверное, учитель музыки. Большой супермаркет купил ее, для придания европейской атмосферы своему балагану. И она играла. Мне показалось, что она закончит сеанс и уйдет, кутаясь в кофту, одинокая, в свой одинокий дом. Глупости, конечно. Может, дом ее полон внуков, она принесет им конфеты из этого супермаркета, они сядут пить чай большой дружной семьей, а потом будут рисовать слона. Или жирафа. Но мне хотелось кого-нибудь пожалеть. Когда жалеешь, боль отступает, а спина старушки выглядит подходяще уныло, и мелодия печальная до слез. Фонтан синхронно и вразнобой выплевывал толстые водяные колбаски по точно выверенной траектории, они летели, плотные, и ныряли в водяное зеркало бассейна. И шли мимо с сумками, кульками и тележками, такие же мертвые как в Интернете, равнодушные к моей грусти, и к этому фонтану, и к пианистке в кофте, мне принесли английский чай, надежный и безвкусный как далекая Великобритания, со всеми своими потерянными колониями и сферами влияния. Я выпил половину чашки, расплатился и ушел сквозь внезапное похолодание к машине, забыв кальмаров, потому, что голова болела тупо, но не сильно, долго выбирал на СД-чейнжере песню, нашел Земфиру, и поехал домой выгуливать собаку, искать повод грустить перед телевизором и надеяться на лучшее.
Пес радовался мне и прогулке. И скорой кормежке. У собак не болит голова. Или болит, но мы об этом не знаем. И рыбки в аквариуме засуетились - пришло время включить им свет и насыпать сухих гранул. Круглая емкость с китайскими рыбами осветилась лунным молочным светом, дратхар прильнул носом к стеклу и пустил слюну. Ему нравились рыбки. Они не претендовали на его кость и не занимали много места. Компактные друзья за стеклом. Молчат и пучат глаза. В левом виске стрельнуло, и влажный нос собаки сместился в сторону, рыбки увеличились в размере, и пропали из поля зрения - рано, слишком рано я расслабился. Уже не будет плохо. Просто тошно. Сегодня я избежал. Завтра, надеюсь, будет не больно. Ничего нельзя сказать заранее. Может, следующим утром не получится проснуться. Может, все будет хорошо. Может, может, может...Так и буду жить, ждать спазмов, увиливать, бояться, ходить вдоль стен, бояться, как и все, всего - смерти, мигреней, пьяных водителей, цунами и мелких предательств милых друзей. Я включил телевизор и обнял собаку. Рыбки в лунном шаре боролись за корм, пуская пузыри. Пес лизнул меня в щеку и зажмурил глаза. Он ничего не боялся.
Симферополь.
Май, 2008.
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83383
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 10.07.2008
Под окнами вырос цементный завод -
Десяток шершавых устойчивых труб.
И все продолжают уверенный ход
Вверх, вниз, поперек, к посинению губ,
К продажным ларькам и случайной игре,
Кардиограммам, ромашкам в вине,
Пробитым талонам и ржавым ножам,
Так, словно когда-то прописано нам –
Болтаться в веревках, кусать языки,
Сдаваться в салонах, брать под козырьки,
Шептать, углубляться, патроны считать,
И как-то совсем невпопад умирать…
Июль.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83370
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 10.07.2008
Спивается каждый - шахтер в белом фраке,
Бездомный профессор в застиранном свитере,
А ты засиделся со старыми страхами,
И трафаретами мух на стене зло убитыми.
Сегодня за мутными складками дерева,
Вчера не замеченном, вчера только выросшем,
Возникла фонарная правда восстания...
И каждая будет твоей, только выгляни.
В углу очень ласково. Чайник посвистывал,
И девочка шла по дороге нечаянно...
Но все это там - за стеклом водок выпитых,
И тошнотворных ликерных отчаяний.
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83364
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 10.07.2008
Сергей ЮХИН мл. (http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/)
"Лида"
***
Костя что-то буркнул, и я нехотя оторвался от чтения.
-Что?
- Я говорю, глаза сломаешь, - ему было скучно вести огромный черный "Сабурбан" по раскаленной крымской дороге..
- Не сломаю, - я снова уткнулся в книгу. Глупо брать на рыбалку книги. Но сегодня, покупая батарейки к фонарикам и консервы, я вдруг увидел на одной из полок целую выставку одинаково одетых, словно карточная колода, томиков. Это были разные книги, странная серия, непонятно чем объединенная, Чехов и Хэммингуэй, Пелевин и Ахматова, я соображал, рассматривая это общество в зеленых рубашках, и купил рассказы Довлатова. Потом вернулся и взял Аксенова. Не то, что бы я любил Аксенова, но это была повесть "Апельсины из Марокко", кольнуло, мимоходом, читали ее родители в модном некогда журнале "Юность", миллион лет назад, в другой галактике, я тоже пытался, но не смог. Тогда мной владел безраздельно Конан-Дойл. Мне было 10 лет. А сейчас, среди продуктового супермаркета, в колбасно-сырном воздухе этот неожиданный привет из детства. Я даже почувствовал аромат цитрусовых, надеюсь, его принесло не из фруктово-овощного отдела, стукнуло в висок волнующе и, захотелось кому-нибудь срочно позвонить. И я позвонил отцу...
- Поговори хоть со мной...Что читаешь-то? - Костя насупился, сердито сжимая руль.
- Книгу.
- Остряк. Может, ты поведешь машину?
- Давай лучше поговорим, - я улыбнулся и закрыл книгу.
- Мне кажется, погода - швах. Зря мы сегодня затеяли поездку. Смотри, затягивает небо.
- Какая разница, - я был благодушно настроен, в голове еще смеялись довлатовские рассказы - возможный дождь меня не пугал, - отдохнем.
- Промокнем, - возразил Костя.
- Коньяку выпьем...
- Заболеем...
- У костра погреемся...
- Ни черта не поймаем...
- Поймаем...
- Лучше бы в баню пошли...
- В июне в Крыму...романтика...
- Да ну тебя.
- Не нуди.
- Читай лучше.
- Не хочу.
- Точно, дождь будет!
- Не будет. Поморосит и пройдет. Утречком нырнем - крабы, рыба...Красота!
Машина неслась вдоль берега, заполненного плотно палатками и автомобилями.
- Народу понаехало. Жуть. Кажется, море спокойное, - Костя поглядывал в боковое окно.
- Я же говорю - все будет хорошо. Не лети, дай посмотреть...Точно, спокойное. Как зеркало. Рули на наше место.
"Наше место" было в десяти километрах от Евпатории - тихо, безлюдно и рыбно. От ближайших людских строений этот дикий пляж был отделен многокилометровым, твердым, как стол степным участком, поросшим жесткой проволочной травой с проплешинами коварных солончаков.
- Так что читаешь? - спросил Костя, сворачивая с асфальта на грунтовку.
- Довлатова. Купил сегодня.
- Мм...Ну и как тебе?
- Хорошо. Даже не завидно, настолько хорошо.
- А чего завидовать, ты тоже хорошо пишешь...
- Вот именно - тоже, - пробурчал я.
- Что?
- Спасибо, говорю.
- А. Не за что. А сейчас пишешь?
- Потихоньку.
На душе было легко и надежно. Небо начало затягивать непрозрачной серостью, это не страшно, пройдет. Начал накрапывать мелочный, но плотный дождик. Ничего. Поморосит и перестанет. Раскисли солончаки, превратившись в ловушки. Ничего, "Сабурбан" с новыми тракторообразными колесами пролезет где угодно.
- Черт, - Костя досадливо поморщился и включил "дворники", - я же говорил...
- Сейчас пройдет. Главное - шторма нет.
- Смотри..Завязли, турысты.
В нескольких метрах справа от условной дороги, прямо в грязной жиже солончака стоял синий минивэн. Возле него суетились парень в шортах. И девушка в джинсах и желтой короткой футболке
- Номера русские. Надо помочь.
- Тормози, - скомандовал я.
- Не командуй.
Пока я шел к минивэну, смотрел на девушку. Она была не то, что красивая. Она была неземная. Воплощение эротических фантазий плюс умные усталые глаза. Меня обогнал Костя и крикнул:
- Помощь нужна?
- Справимся, - парень был упитанный, с клеймом московской надменности на невыразительном лице.
- Нужна, - девушка, высоко поднимая ноги из свинцовой грязи солончака, шагнула нам на встречу, - мы совсем застряли.
Костя уставился на ее мокрую желтую футболку, под которой без труда угадывалась замечательных размеров и форм грудь.
- Поможем, - его голос стал внезапно хриплым.
Я стоял и млел. Такие красотки попадают под дождь только в рекламных роликах. Машины у них вязнут в солончаках только на экране кино. Я понимал, что не приветливый парень - ее спутник, может быть, муж. Мне было все равно.
- У вас трос буксировочный есть? - тем не менее, я обратился именно к нему.
В ответ он пожал плечами.
- У нас нет троса. А у вас есть трос? - девушка ладонью смахнула со лба капли дождя.
- Кость, у нас же есть трос? - отвлечь Костю от созерцания груди не удалось.
- Посмотри в багажнике, - буркнул он, не поворачиваясь.
Я развернулся, и пошел искать трос.
- Не беспокойтесь, мы вас вытащим, - продолжал Костя уже совсем другим тоном. Слова были направлены в мокрую желтую футболку, - я - Костя.
- Лида. А это мой муж - Саша. А ваш товарищ...?
- "Хорошая девушка Лида...", - продекламировал Костя, - Товарищ? Ах, товарищ...Андрей его зовут...
- Очень приятно.
- Очень приятно.
Трос, естественно, оказался в самом низу, под грудой вещей - гидрокостюмами, одеялами, котелком, мешком древесного угля и шампурами. Тихо чертыхаясь, я перекладывал с места на место не нужные в данный конкретный момент времени, предметы, пока не вытащил оранжевый, похожий на плоскую экзотическую змею, буксировочный трос.
- Привет, скотина, - сказал я тросу. Тот звякнул в ответ железным карабином и упал в лужу.
- Сволочь, - прошипел я.
- Нашел? - закричал Костя.
- Нашел!
- Так неси, чего ты возишься?! Мы уже вымокли совсем.
- Несу, несу. Садись в машину, подгоняй задом, я зацеплю трос.
Это была моя маленькая месть. Костя не хотел садиться за руль, он желал быть на передовой, по пояс в грязи. Наверняка, он даже мечтал о какой-нибудь не тяжелой трудовой травме, может быть - порезе пальца. Порезанный палец вызывает жалость у чувствительных женщин. Вселенская жалость и внимание женщин всегда концентрируется на порезанных пальцах. Обладатели этих пальцев монополизируют право на женскую нежность и заботу. Костя оторвал взгляд от Лидиной груди и, поплелся к "Сабурбану".
- Сильно не газуй, - кинул я ему вслед.
- Включи полный привод, - добавил я.
- Не дергай, - не унимался я.
- Жди моего сигнала!
Лида улыбнулась.
- Ему только вчера права на день рождения подарили, - пояснил я.
Лида засмеялась.
- Ничего, он быстро схватывает. Буквально, на лету.
- Ой, спасибо вам! Чтобы мы делали?! Не представляю...
Москвич Саша надул тонкие губы и залез в минивэн. Я посмотрел, как он брезгливо садится за руль, мокрый, по колено в противной, скользкой слизи.
- А вы не сами? - спросил я, увидев сквозь запотевшее стекло силуэты.
- С нами друзья. Семейная пара.
- Они стесняются?
Лида опять улыбнулась и, мне на секунду показалось, что я сейчас смогу поцеловать ее в мокрые смешливые губы. И в грустные яркие глаза.
- Нет, они злятся, что не поехали в Египет. Это я их уговорила в Крым.
- А я думал, что стесняются.
- Вы веселый.
- Можно на "ты". Пулицировскую премию я только на следующей неделе получу.
- Вы писатель?
Я неопределенно пожал плечами. Сзади раздался нервный сигнал "Сабурбана".
- Скажите вашему мужу, чтобы заводил машину. И сами садитесь в салон. Я зацеплю трос, и мы отбуксируем вас на прекрасное место.
- Я не буду садиться в машину. Я грязная. Ваше прекрасное место далеко?
- Метров четыреста.
- Я пойду пешком.
- Садитесь к нам в машину.
- Спасибо, я пройду. Все равно дождь закончился. Возле костра согреюсь.
- Я вас провожу. А то заблудитесь, - я соединил машины тросом и сказал Косте в приоткрытое окно, - тащи их на наше место. Я грязный, пройдусь с Лидой. Она тоже грязнуля. Ее не пускают в машину.
- Садитесь в нашу.
- Я вся в грязи, - извиняющимся тоном произнесла Лида.
- Ладно, тяни. Мы пройдемся.
Мимо нас прокатился минивэн с безобразными котлетами из грязи и травы вместо колес. За седыми стеклами были видны силуэты, суровый - Саши, и бесформенные - пассажиров на заднем сидении.
- Ваши друзья на вас злятся.
- Это я их сюда затянула.
- В солончак?
- Нет, в Крым. Но, это одно и то же, в данном случае.
- Нельзя обижаться на девушку, которая летом ходит в валенках.
Лида посмотрела на свои ноги и засмеялась.
- Не смешите меня.
- Вам нельзя смеяться?
- Можно...Надо отмыть этот ужас в море.
- Сейчас отмоем.
- Вы так и не ответили, вы - писатель?
- Если задают вопрос "Вы писатель?", а потом - "О чем ваши книги?", значит - книгу твою не читали, и вообще, писатель ты неизвестный...
- Ну, писателей сейчас много...
- Очень много. Если раньше немного печатали хороших, и тех, кто писал по заказу, то теперь - немного хороших, и тех, у кого есть деньги на собственную книгу.
- А у вас есть деньги?
Пришла моя очередь смеяться.
- Меньше, чем хотелось бы. А у вас хорошая реакция.
Заросли алюминиевых трав закончились, уступив место песчаной полоске, тонувшей в зеркальном тяжелом море. Серую завесу облаков начали пробивать одинокие лучики солнца, они устремлялись вниз, на землю, и на воду, чтобы отразиться от поверхности, разбиться на миллиард бутылочных осколков и попасть в глаза, вызывать учащенное моргание и маскировать промокший и взъерошенный мир.
Мы с Лидой смывали грязь, стоя по щиколотку в воде, она часто наклонялась, зачерпывала воду ладошками, а я смотрел на нее и тосковал по всему, что не случится уже, что могло бы случиться лет десять назад, когда я пил, когда мир был легким и дружелюбным, и времени было навалом, а теперь - нет, все пристроены, нет бесшабашности, встречи с женщинами напоминают походы в музей, заранее предусмотренные, хорошо организованные, "Предъявите абонемент!", вот абонемент, скучные пыльные залы, мало действий, много рассказов, я не могу ее отпустить, она должна знать, кто я такой, я все объясню, я все объясню...
- Андрей, а вы сюда отдыхать приехали?
- На рыбалку.
- Вы рыбак?
- Скорее - охотник...
- И на кого вы охотитесь.
- Мммм, - хотелось сказать - "на тебя". Но я сказал, - На рыбу. И крабов.
- Вы не уверены?
- Ммм. Почти уверен, - мысли с трудом оформлялись. Страх парализовал. Она сейчас уйдет. Уедет вместе с со своим мужем в другое место, в Москву, в Египет, куда угодно...А я не спрошу ее номер телефона. Потому, что я боюсь. Жизнь уходит. И она уйдет, - я дам вам книгу. Может быть, вы ее прочитаете. И если захотите поделиться впечатлениями, напишите мне на имэйл...
- Как быстро вы меняете тему! Давайте книгу.
- Это, чтобы не забыть. Я всегда все забываю. А по поводу рыбы - тут ее полно. И крабов. Я вас угощу.
- Спасибо. Ловлю на слове. Ну, кажется, я чистая...Я чистая?
- Абсолютно...
- Ну, тогда - идем?
- Идем...
- Так о чем, говорите, ваша книга?
***
Солнце вкрадчиво наполняло автомобиль, щекотало нос и согревало правую щеку. Я не открывая глаз, повернулся под одеялом набок и начал шарить рукой по железному полу "Сабурбана" в поисках термоса. Мне хотелось, чтобы чай в термосе был горячим. Я очень хотел, чтобы первым сильным ощущениями этого утра был вкус чая с мятой. Пальцы поймали металлическую колбу, я осторожно отвинтил крышку, вдавил кнопку шершавую кнопку и открыл глаза. Из термоса шел густой пар.
- Отлично, - прошептал я.
- Что ты там бормочешь? - прохрипел Костя из своего спального мешка, - Что ты пьешь?
- Водку.
- Мммм...Мы вчера напились?
- Напились, - успокоил я его.
- Это хорошо.
Костя покрутился в спальнике несколько секунд и снова засопел ровно и безмятежно.
Я обманул Костю. Вчера, конечно, напились. Но не все. Я не напился. Мы помогли москвичам установить палатку, погода наладилась, и Саша перестал дуться на весь свет. Он вытащил мангал и стал жарить сосиски. Лида ему помогала - путалась под ногами и наступила на упаковку с кетчупом. Дима с Леной, молчаливые путешественники с заднего сидения, спрятались в машину и, судя по свету, читали книги.
- Образованные, - заметил Костик. Он любил строить из себя малограмотного люмпена. Приятно строить из себя люмпена, имея за плечами два высших образования.
Нас с Костей угостили сосисками, а мы в ответ пообещали угостить ухой. Влезли в гидрокостюмы, взяли подводные фонари, ружья и погрузились в темную воду. Ночь наступила быстро. Небо очистилось, и появились яркие крымские звезды. Сейчас было понятно, что небо - это плотная сфера, ясно, что нас не много на свете. Я, Костик, Лида, ее муж и Дима с Леной. Но они спрятались в машине. Наверное, их можно вычеркнуть. Их нет.
- Ты видишь, небо становится ближе с каждым днем, - запела Лида, помогая нам донести ласты к воде. Я вздрогнул оттого, что эта песня целый день крутилась у меня в голове.
- Эдита Пьеха? - поинтересовался Костик с очень серьезным видом, и Лида засмеялась.
- Что-то я много сегодня смеюсь.
Первые минуты в темной воде почти не дышишь, точнее - вдыхаешь очень часто, но воздух не заполняет легкие, его мало, он влетает через трубку, сквозь зубы, сжимающие силиконовый загубник, в трахею, в бронхи, в какие-то альвиолы, и не питает мозг, судорожный, удивленный мозг, пожирающий мегапиксели подводного царства в белом конусе фонаря. Чуть позже дыхание выравнивается, и человек на некоторое время становится своим в этом живом космосе. Ради этих коротких минут я готов проделывать долгий путь на машине, ночевать на берегу и не смотреть телевизор. Два десятка крабов и рыба - ерши, парочка крупных бычков, серебристая плотная кефаль - достаточно для ночного пира. Саша вытащил из багажника машины бутылку кристалловской водки. Костя понимающе кивнул, и появилась бутылка его любимого "Хеннесси". Я варил уху, а Лида разносила пластиковые стаканы с выпивкой и бутерброды с сыром. Уха получилась обжигающей и выбивала слезу.
- Под такую уху нужна водка, - заметил Костя, - все остальное - нарушение вековых традиций.
Саша печально посмотрел на опустевшие бутылки и снова полез в багажник. Я тоже выпил пол стакана кристалловской под уху. Потом Костя ушел к машине, долго рылся в вещах. Вернулся он с гитарой и бутылкой "Канадиан Клаб".
Лида захлопала в ладоши, а Саша обреченно улыбнулся. Все выпили, а я взял гитару. "Темная ночь...". Мы пели военные песни и "Воскресенье". Снова выпили и пели Цоя. Я закрывал глаза, чтобы не смотреть на Лиду, чтобы не гипнотизироваться ее карими хитрыми звездами, Саша громко и красиво подпевал, иногда - слишком громко, Костя бросал крабов на угли. Они краснели и поджимали лапы.
- Давай "Чайф", - предлагал Костя.
- А Макаревича, эту, про марионеток, знаешь? - спрашивал Саша.
- Давайте Арбенину, - просила Лида, разукрашенная пламенными отблесками костра.
Мы пели Арбенину и пили виски. Я пропускал, чтобы не напиться и не натворить чего-нибудь. Я был готов что-нибудь натворить. Все, что угодно. Например, жениться еще раз. На Лиде. Или уехать в Питер навсегда. Почему в Питер? Не знаю. Тогда мне казалось это логичным. Из машины выползли Дима с Леной, принесли огромную бутылку мартини, маслины и уселись у костра на маленькие складные стульчики. Их встретили громкими криками, Костя налил им две миски ухи, Саша два раза падал со своей алюминиевой табуреточки, а Лида смеялась и смотрела на меня. Я закрывал глаза и пел Гребенщикова. Костя ушел надолго и вернулся с бутылкой водки.
- Где ты был? - спросила Лида. Мы уже все были на "ты".
- Ходил в поход за водкой. У нас кончилась. Тут на берегу люди отдыхают. В паре километров от нас. Угостили.
- У нас полно водки! Почему ты уходил? Почему ты не взял меня с собой? - возмущался Саша.
- Пошли, они нас ждут. Милые люди. Им скучно.
- Идем, - согласился Саша.
- Куда вы пойдете? - поинтересовался Дима. Это были его первые слова за весь вечер.
- Действительно, куда? - возмутилась Лида.
- Визит вежливости. Нас угостили. Мы тоже обязаны их угостить, - сказал Костя, набирая печеных крабов в котелок.
- Визит вежливости, - подтвердил Саша.
- Мы быстро. Туда и обратно.
- Мы быстро, - Саша кивнул и опять свалился с табуретки.
И они ушли в сторону маяка, ночь скрыла их силуэты, только громкий смех долго раздавался в степной тишине. Видимо они падали и роняли котелок с крабами. Наш костер бесновался, пожирая дрова, потом утихал, превращаясь в угли, небесная плотная сфера уменьшалась, сжалась, касаясь наших холодных спин, а лица пылали, Лида пылала, Дима оживился, Лена перестала быть бледной селедкой и увлеченно потрошила печеных крабов...
Я стоял на берегу и пил сладкий мятный чай. Солнце за моей спиной надувалось, словно волшебный воздушный шар, нагревало затылок и медленно, раскаляясь и бледнея, устремлялось вверх. Я не видел этого, просто кожей чувствовал метаморфозы, происходящие с ним.
- Доброе утро.
Из покрытой росой палатки появилась свежая Лида в клетчатой рубашке, завязанной узлом на животе и джинсовых шортах.
- Доброе утро, - улыбнулся я, - ты словно не ложилась.
- Весело было вчера.
- Сегодня. Мы пару часов назад разошлись.
- На самом деле мне плохо. У вас нет лимонада?
- Есть чай. С мятой.
- Годится.
Я долил из термоса душистой жидкости в кружку и протянул ей.
- Спасибо. А ты говорил, что утром наловишь еще крабов. Ой, кто-то едет..
К нашему лагерю приближалась серая "восьмерка". Она остановилась метрах в десяти от "Сабурбана" и водитель помахал нам рукой в открытое боковое окно.
- Ты его знаешь? - спросила Лида.
- Знаю. Местный браконьер, - ответил я подошел к "восьмерке", - привет, Леха.
- Привет, братан. Отдыхаешь? Будь осторожен - рыбнадзор лютует. Вчера одного на въезде в город поймали.
Пять лет, которые я знаю Леху, он мне рассказывает про зверства рыбнадзора, про спецоперации и сроки, которые дали его знакомым за браконьерство.
- Будь осторожен. Они с гаишниками сейчас работают. Перекрывают дороги.
Месяц назад, по его словам, были перекрыты все дороги, включая грунтовки и тропинки в лесу. При этом, ни одного представителя власти я не видел здесь ни разу.
- Спасибо, Леха. Я буду осторожен.
- Ну, держись, я поехал. А это что за мадам?
- Знакомая.
- Понятно. Ну, удачи.
- Пока.
Машина рванула с места, подняв густое облако пыли. Мне показалось, что она сейчас развалится.
Костюм еще был сырым после ночного погружения. Костя спал, а Лида вернулась в палатку. Содрогаясь, я влез в неопреновую кожу, застегнулся и зашел воду. Звуковая дорожка суши отключилась, шумы, производимые человеком, исчезли - гудение далеких машин, самолеты, обрывки радиопередач, громкие переговоры мамы со своими малышами за соседним мысом, я был одинок и счастлив, особенно счастлив потому, что одинок. На земле Лида прижалась к своему еще пьяному мужу, Костя внезапно проснулся и захотел кофе, контрабандисты на "восьмерке" начали распутывать сети, берег удалялся и приближался - ноги в ластах произвольно шевелились, создавая сложную траекторию заплыва. Рыбы радостно поблескивали в лучах раннего солнца, а крабы прятались между камней, почувствовав мое приближение. Лида, Лида, Лида-Лида...Что-то должно произойти, что-то произойдет, Лида, пусть что-то произойдет, Лида, пусть ты будешь одинока на пару дней, я понимаю, что на всю жизнь - это долго, но сейчас, сейчас...
"Сабурбана" не было. Вещи беспорядочно валялись прямо на траве. Лида, Дима и Лена жарили на костре куски белого хлеба, нанизав его на веточки.
- Где машина? Где Костя? - поинтересовался я, бросив сетку с уловом на плоский камень.
- Они с Сашей уехали в Евпаторию, - Лена подула на обгоревший хлеб и начала увлеченно его грызть.
- Куда?
- В Евпаторию. Саша захотел пива...
- Не продолжайте, я знаю. Саша захотел пива, а мой друг предложил "быстренько смотаться. Туда и обратно"...
- Типа того...
- Ясно, - я снял костюм и разложил его на земле, - а вы, почему не купаетесь? Вода теплая.
Дима покраснел.
- Мы хотели, - Лена сосредоточенно смотрела на хлеб.
- Что мешает?
- Мы хотели...ммм...без одежды.
- Тут никого нет.
Лена закашлялась.
- Аааа, - я начал понимать их смущение, - Лида, хочешь посмотреть маяк? Русский, между прочим. Обязуюсь провести недорогую часовую экскурсию.
Лида зло посмотрела на своих друзей.
- Пойдем. Это далеко?
- Не далеко. Подожди, я шорты одену.
- Шлепанцы брать?
- Не надо. Пойдем по песку, вдоль берега.
- Хорошо.
Мы шли по мокрому, твердому, как дерево песку. Солнце уверенно карабкалось к зениту, начинало припекать.
- Смешные у тебя друзья.
- Идиоты.
- Согласен, - быстро ответил я.
- Да?
- Ты сама сказала.
- Ну, что за чушь, что за чушь? Выгнали нас...
- Чушь не в том, что выгнали.
- А в чем?
- А в том, что они не любят друг друга...
- Ты думаешь?
- Знаю. Трахнуться на пляже это не порыв. Иначе бы они никого не стеснялись. Это программа на уик-энд. Печальное зрелище.
- Они женаты пять лет...
- Тем более. Лучше бы они стеснялись после, чем до...
Мы подошли к маяку, огороженному колючей проволокой. На здании караульного помещения повис трехцветный флаг. Часовой на вышке был в черной морской форме и зеленой каске.
- Бедняжка. Ему, наверное, жарко, - сказала Лида и помахала приветственно рукой.
Часовой вытянулся по стойке "смирно". Лида присела в реверансе, а часовой наклонил голову, словно приглашая ее на танец.
- Бедняжка, - повторила Лида, и мы пошли дальше, в сторону небольшого коттеджного поселка.
- Кофе хочешь? - спросил я. Мы приблизились к роскошному трехэтажному дому, стоящему в двадцати метрах от берега. Это была гостиница, недавно построенная, свежая, и аккуратная, как торт. На первом этаже были распахнуты широкие стеклянные двери с прозрачной надписью "Ресторан "Малибу"".
- "Малибу", - усмехнулась Лида, - хочу. Но я же босиком. И ноги в песке. Неудобно.
- Удобно. Мы отдыхаем. Нам все можно. А песок стряхнем.
Мраморный пол приятно холодил ступни. Официант подплыл к столику и чуть наклонил корпус в нашу сторону.
- Кофе девушке. А мне чай. Черный. Цейлонский.
- Что-нибудь к кофе? Или к чаю?
Я вопросительно посмотрел на Лиду.
- Может, пирожное, - задумчиво произнесла она, пряча голые ноги под стол.
- Есть вкусная шарлотка. Рекомендую.
- Давайте шарлотку. А вино крымское? Какое-нибудь сладкое.
- "Мускат".
- Есть семьдесят первого года? - поинтересовался я.
Официант с уважением на меня посмотрел и утвердительно кивнул
- Почему семьдесят первого? - спросила Лида.
- Год моего рождения. Я почти старик.
- Старик, - фыркнула Лида, - не напрашивайся на комплимент.
- Вам, молодым, хорошо, - скрипучим голосом затянул я, пожевал губы и продолжил, - вся жизнь впереди. Наше время ушло. За вами будущее. Будьте достойны...Не балуйтесь...
Лида засмеялась, а официант напрягся всем телом, чтобы не захохотать.
Вино было прохладное. Сначала его принесли в бутылке и показали нам. Потом официант унес бутылку и вернулся с графином, полным янтарной густой жидкости.
- С ума сойти, - Лида поднесла бокал к губам и закрыла глаза.
- Мне тоже нравится, - согласился я, запоминая каждое ее движение, вдыхая ее всю вместе с ароматом вина, - не зря мы сюда шли.
- Ой, - спохватилась Лида, - надо позвонить. Узнать, как там Саша. И Костя. А я телефон забыла.
Я достал телефон и набрал костькин номер.
- Аллллло! - в трубке гремела музыка, и слышались посторонние шумы.
- Привет. Вы где там пропадаете? Все нормально?
- Все отлично, старик! Мы тут с Саней по пивку дали...Немного разморило...Будем не скоро...
- Почему не скоро?
- Сейчас, отойду от машины...Магнитофон орет...Не слышно ни фига...
Музыка стихла.
- Тут такие дела, старик...Мы тут немного развлекаемся...Понимаешь?
- Нет.
- Девчонки тут из Минска. Хорошенькие. Саня их окучивает...Ясно?
- Да.
- А ты чё такой серьезный?
- Хорошо, Костя.
- А! Ты говорить не можешь! Лида рядом?
- Да.
- Ясно, - Костя засмеялся, - удачи. Мы очухаемся и приедем.
- Пошел к черту, - сказал я и отключил телефон.
- Что случилось? - Лида взволнованно смотрела на меня.
- Он немного...того...Пива выпили.
- Напились?
- Немного...
- "Немного". Знаю я это "немного"!
- Не беспокойся, они сейчас проветрятся и вернуться. Не думаю, что очень скоро. Но, через несколько часов - точно. Не могут же они пьяные ехать.
- Я не беспокоюсь. Дураки какие-то.
Официант наполнил бокалы, а Лида отвернулась куда-то в сторону и смотрела не отрываясь.
- Не переживай.
- Я не переживаю.
- О чем задумалась?
- Так...О том, что нам вечно чего-то не хватает.
- Это точно.
- Тебе чего не хватает? - она повернулась и посмотрела мне в глаза.
- Ну...не знаю...Может, Интернета...
- У тебя интернет-зависимось?
- У меня полно зависимостей. Я буквально от всего зависим...А Интернет...Это же письма, внимание...
- Тебе много пишут?
- Много. Но, это не раздражает.
- Понимаю. Поклонницы?
- Бывает, что поклонницы.
- Ты их помнишь? Различаешь? - Лида прикрыла глаза, и сквозь ресницы озорно поблескивали звездочки, которых я так боялся.
- Некоторых очень даже различаю.
- Например?
- Ну, что тебе сказать, - я рассмеялся, - это может быть, вовсе не поклонницы. Откуда я знаю. Это же "сетка". Но, надеюсь, что некоторые из них, именно то, что я о них думаю.
- Ты о них думаешь?
- Думаю. О некоторых.
- А сейчас думаешь?
- Нет, сейчас не думаю.
- А о ком ты думаешь?
- О тебе, - вдруг сказал я, и мраморный пол начал уплывать из-под ног.
- Ты клеишься ко мне, - она распахнула глаза, а по губам пробежала чуть заметная улыбка.
- Да, - признался я.
- Ты хочешь со мной переспать?
- Это в первую очередь.
- А во вторую? - она не ожидала такого оборота.
- Жениться на тебе.
- Ты ведь женат.
- Женат.
- И я замужем.
- Да.
- А почему, в первую очередь - переспать, а не жениться.
- До свадьбы далеко, сначала развестись надо...А хочется...
- Не продолжай. Так нельзя. Это не честно.
- Честно, ты сама знаешь.
- Знаю.
- Ты давно поняла, что я не притворяюсь, - я не знал, что еще сказать. Это было глупо.
- Ты в меня влюбился? - в ее голосе была тревога.
- Ты сама знаешь.
- Знаю.
- Я пропал, - мне, вдруг, стало легко и спокойно.
- Что мне делать?
- Скажи что-нибудь...
- Я тоже пропала.
- Правда? - я закурил. Руки слегка дрожали. Это было заметно, но абсолютно не важно.
- Да. Только скажи, ты специально меня сюда привел? Ну, ты понимаешь, - она надеялась, что я скажу "нет".
- Нет. Не специально, - это была правда.
- Спасибо.
- Не специально, честное слово.
- Я поняла. Что делать?
- Не знаю. Мне кажется, что я умру.
- Ты не умрешь.
- Все умирают.
- А ты не умрешь. Иди, возьми номер в гостинице.
- Ты уверена?
- Да.
- Сезон. Номера могут быть заняты.
- Возьми. А я еще кофе выпью.
- Хорошо, - у меня вспотели ладони.
- И не думай ничего такого.
- Я давно не думаю.
- Вот и хорошо...
Я лежал на животе поперек кровати и смотрел, как июньский день пытается пробраться в гостиничный номер сквозь плотные шторы. Кондиционер создавал легкие локальные катаклизмы, вызывая потоки холодного воздуха и шевеля какие-то бумажки на светлой полировке стола. Лида сидела рядом, горячая и белая. Вчера это казалось томящим и несбыточным. Сегодня - вошло в жизнь, обосновалось, не хотело пропадать и вызывать отвращение. Завтра этого не будет. Не верилось, но, не будет. Я уеду. Она с Сашей останется. Это правильно. В этом нет ничего естественного. Но, это правильно. Все равно, что умирать, защищая чужую жизнь. Очень благородно. Я не хотел быть благородным. Я хотел лежать на животе в гостиничном номере и чувствовать кожей Лиду. Сейчас позвонит Костя и скажет, что они возвращаются. Под сердцем сладко кольнуло.
- Не молчи.
Что я мог сказать? Что я изменился, стал верить в невозможное, мечтаю еще пожить, написать книгу, хочу ее, не хочу возвращаться? Я молчал.
- Ты любишь жену? - ее не портили даже глупые вопросы.
- Люблю.
- А сейчас, - сухая ладонь легла на плечо.
- И сейчас.
- А я? - спокойный голос без издевки.
- А ты, - я захлебнулся кондиционированным воздухом, вскочил и заговорил прямо в глаза, твердые как морская галька, без искр и жизни, - а ты... Я не знаю. Мог бы рассказать, но ты не поверишь. Или устанешь слушать...Почему, почему, почему у меня такое чувство, что ты родная? Так бывает, я знаю. Так редко бывает. Это горе, потому, что хочется все сломать. Все, что было. Взять и выкинуть. Не обращая внимание на обиженных. Закрыть глаза и наслаждаться, пока не возненавидишь себя за это счастье. Я этого хочу. Я не знаю, хочешь ли ты. Но, я готов. Мне страшно.
- Я готова, но ты завтра уедешь.
- Уеду, - день за шторами на секунду померк, - уеду.
- Скоро вернутся ребята из Евпатории. Нам пора.
- Тебе пора.
- А ты остаешься?
- Скажешь, что я пошел к другу-браконьеру. Пить водку.
- Боишься?
- Наверное...
- Я тебя понимаю, - Лида подняла с пола свои шорты и зашла в ванную комнату. Из-за плохо прикрытой двери раздался шум воды. Я смотрел на телефон и молился, чтобы не позвонил Костя. Не сейчас...
Я все помню, кроме того, как я вернулся. Я все очень хорошо помню - Леха, костер, Лехины друзья, водка, Костя позвонил, потом шашлыки из твердого мяса, я позвонил Косте и сказал, что не вернусь, кто-то заснул у костра и сжег шлепанцы, поехали за пивом, возвратились с вином, пришел Костя...И все. Мне, кажется, что я сам шел. Но, тогда почему песок на зубах и в ушах. Наверное, меня волокли. Наверное, Костя. Он бодрый и делает зарядку возле "Сабурбана". Я вспомнил! Нет, не как я добрался. Звонила Лида. Костя тогда еще не пришел. Или пришел? Пришел. Это он дал Лиде мой номер. Я ел скользкую жареную курицу, а она позвонила. Она позвонила и извинилась, что втянула меня. Я спросил - во что? Ей стыдно. А я сказал, что мне не стыдно, а больно, и я ее люблю. Она заплакала. Я ей сказал, что сейчас приду. "Не надо". "Почему?". Она сказала, что специально приехала сюда. Ради меня. "Не говори глупости!". " Я - Лиза Лизина", кажется, я уронил телефон. И рвало меня не от водки с вином. Жизнь - говно. Конечно, не я это понял первым, и не вчера. Но, глубину этого изречения не постичь, пока не начинаешь рвать желчью на холодный песок. "Лиза Лизина". Я знал, кто такая Лиза Лизина. Мы переписывались целый год. Без фотографий, просто треп. Она мне слала стихи, а я ей - куски книги, которую писал. Она мне рассказывала про Москву, а я про подводную охоту. Очень подробно. В деталях. Лиза Лизина приехала. Не трудно приехать, если знаешь место и дни, по которым мы с Костей посещали наше место. Теперь это не наше место. Чье угодно, только не наше. Костя приседал, улыбаясь восходящему солнцу, а меня выворачивало на железный пол машины. Не было чуда. Был четкий холодный план. Мужчины не способны на такую детализацию. Почему я ее не презираю? Почему мне так плохо?
Я выполз из машины и стал закидывать разбросанные вещи в багажник. Меня шатало.
- Доброе утро, - Костя выполнял наклоны вперед.
- Едем.
- Зачем спешить? Можем еще понырять.
- Едем. Прошу, едем.
- Как скажешь, начальник. Ты неважно выглядишь...
- Устал.
- Да. Хорошо ты вчера накусался водочки.
- Не надо.
- Хорошо. Может, попрощаемся с москвичами?
- Поехали.
- Я за руль?
- Нет, я, - кривая улыбка разорвала губы.
- Ладно, ладно. Я пошутил. Я за рулем.
"Сабурбан" летел в сторону Симферополя вдоль бесконечного песчаного пляжа, мимо спящих палаток и любителей раннего купания.
- Слушай, Андрюха, как тебе эта Лида? Интересный экземпляр...Вполне можно было...ммм...
- Если ты скажешь, что специально отвез этого тюленя Сашу в Евпаторию, я тебя убью.
- Ты о чем? - удивился Костя.
- Забудь...
- Она так на тебя смотрела!
- Прекрати.
- Надо было...
- Как раз не надо было...
- Что?!! Не может быть, старик!
- Заткнись. Мне плохо.
- Красавчик!
- Говорю, заткнись. Это все гораздо серьезнее. Я ее люблю.
- Ладно трепаться. Ты ее не знаешь.
- Я ее знаю. Уже целый год.
- Кого, Лиду? - Костя округлил глаза.
- Нет, черт побери, Сашу!
- Сашу?
- Господи, Лиду, Лиду!
- Откуда?
- Не важно. Все не важно.
- Даже не знаю что сказать. Может, вернемся?
- Нет. Едем. Хочешь, я тебе буду читать "Апельсины из Марокко"?
- Валяй, - Костя был ошарашен.
Я открыл книгу и, морщась от боли в висках, стал ловить прыгающие строчки, они складывались в мозаику, крутились, щекотали и давили на грудь. Здорово написано. Даже не завидно. Все настоящее, все это я знал и любил. В салоне расцвел цитрусовый аромат, а за окнами машины пошел голубоватый снег. Исчезло море, завалило сугробами палатки, небо потемнело и отдалилось, закрутило перед капотом белыми водоворотами. Как хорошо. Как хорошо, что с нами что-то происходит. Как хорошо, что кто-то приезжает и убивает нас, выворачивает из гидрокостюмов, погибает вместе с нами, целует наши брезгливые губы, плачет, заставляет плакать нас, не дает спать ночами, хлещет по щекам, если закрываются сонные глаза. Как хорошо. Я прекратил читать и отвернулся к окну.
- Супер. Давай дальше, - Костя хотел продолжения.
Я закусил губу и смотрел на быстро тающий снег. Море растопило лед и заблестело, заколыхалось живо и тепло. Солнце летело вровень с "Сабурбаном", не отставая, похожее на голографическую наклейку, близкую и яркую. Шлепнули наклейку прямо на стекло, на уровне глаз, чтобы не было страшно, чтобы согревать покрытую холодным похмельным потом кожу.
- Ну... Дальше, - потребовал Костя.
Я улыбнулся и уткнулся больным лбом в солнце.
Апрель 2008, Симферополь
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83306
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 10.07.2008
переезжая из кирпичного центра
в новые большие квадратные метры
зашивая в стекло убогий балкон,
мы умираем - таков закон.
мы умираем от новых соседей,
гипсокартона...вчерашние дети
становятся непослушно-красивыми,
мы обустраиваем себе могилы
сложной мозаикой, мрамором, фресками,
в позе зародыша в джакузи, хилые,
в бетоне царапаем себе убежища,
мы ниоткуда, мы сами не местные...
20.01.08, 3-51 pm, Симферополь
http://zhurnal.lib.ru/j/juhin_s_w/
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=83164
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 09.07.2008
Мы тянулись, шли, топтались,
Разбивали лбы, стрелялись,
Уходили, возвращались,
Пели, пили и спивались.
Улетали, огрызались,
Застревали в пробках, мчались,
Сердце билось, сердце рвалось,
Мы вставали и шатались.
И, из этого навоза,
Из вокзалов, паровозов,
Дымных кляпов,
спешных истин,
полных вен,
объедков жизни,
коньяков,
сухих истерик,
бреда,
устарелых метрик-
поднимались мы, молили и,
любили. И - любили.
Март 2007
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=82986
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 08.07.2008
по холодным зимним трассам, по каткам и снегопадам,
по мобильным интернетам, по огромным гулким классам,
по великому НЕ ЗНАЮ, по вчерашнему ответу -
ты увидишь, как я вышел, доставая сигарету.
Ты увидишь карту трещин на асфальте под ногами,
Две машины у бордюра, лужи, рельсы, ямы, сваи...
Ты услышишь - шум машины, и куски знакомых песен.
Это мир, который ясен. Это мир - который тесен.
Задыхаясь от покоя, я замучил зажигалку.
На заборах две листовки про гастроли. Приезжают...
Всё не то... Не те приедут. Мало красок всей палитры.
Растянулась сигарета. Кончен мульт. Спокойно! Титры...
Январь 2007
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=82931
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.07.2008
Твой мозг из воска и иголок,
А я клубок, я размотался.
Напрасно стекла запотели -
Я за рулем...Не накатался,
дурак...Вернуться, извиниться,
в "Массандре" утонуть на вечер.
Но, даже полу-полу-пьяный,
я слишком честный. Не до встречи.
Не до истерик-откровений,
Не до царапин и укусов,
Мы выльем двадцать тысяч мнений,
Наставим минусов и плюсов.
Мы развратимся до безумства,
Порвем, и снова будем штопать.
Ты - скользко на краю балкона,
Я - слишком громко дверью хлопать.
И в пустоте, под бой фарфора,
Под страх некормленой собаки,
Я, вдруг, пойму - не так уж долго
Нам расставлять по тексту знаки...
2008
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=82930
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.07.2008