| Сторінки (1/9): | « | 1 | » |
010
… Я уже не помню, кто из них первым посмотрел на меня, да еще и таким взглядом, как будто я им что-то должен и, при чем, уже давно, но вдруг что-то в голове у меня начало ворочаться. Я думаю, что карандашу было не так уж и тяжело лежать под семьюдесятью или восьмьюдесятью страницами, но он продолжал ковырять меня своим взглядом из одного единственного серого глаза. Что бы не ошибиться в количестве страниц, я специально решил проверить – их оказалось девяносто две; но даже это не так и много, и жалеть эту наглую зеленую тварь, по-моему, не стоит, тем более что лежит она там уже около месяца, а может быть и больше.
Может показаться, что я испытываю некую вражду к нему, но это далеко не так, просто именно в этот момент мне показалось, что я могу себе позволить некую вольность по отношению к нему. На самом же деле, я питаю к нему довольно таки теплые чувства и стараюсь делать вид, что не замечаю его уродливого единственного глазика; но это уже отступление, ведь довольно сложно себе представить карандаш с двумя глазами…
Ну да ладно о нем. Я долго делал вид, что не замечаю двух ног в клеточку, обрамленных в твердый зеленый (странное совпадение) переплет, которые уже несколько месяцев там болтались, не удостоенные внимания. Чтобы быть точным я вновь проверил – четыре месяца и одну неделю болтались нетронутые до сегодняшнего дня.
Только сейчас мне пришло в голову, что они, наверное, сильно отекли за это время, или это у меня в голове что-то отекло, а сейчас то ли разрослось и не удержалось, то ли само по себе отпало. По большому счету разницы то нет – отпало и ладно.
Прежде чем говорить, что от чего отпало, я думаю, на лишне будет упомянуть, чьи немытые ноги так долго свисали над моей головой, игрались моей пышной шевелюрой, а иногда и скользили по макушке. Я думаю, нет ничего удивительного в том, что эти самые ноги принадлежали никому иному, как тетради. Конечно же, я сказал неправду, бестактно заметив, что ноги у нее немытые, ведь ноги она моет регулярно, и мне не приходится ей об этом напоминать; более того: она состригает ногти два раза в неделю – каждый вторник и четверг. Конечно же, она могла бы делать это чаще, но я прощаю ей это, учитывая то, что лежит она на самом верху полки на десятках самых настоящих – я не побоюсь этого слова – грязнуль.
… и вот сейчас она лежит передо мною обнаженная, и я пытаюсь найти меру величины для того самого комка, что так неожиданно, но кстати, оторвался. Я пытаюсь завести с ним беседу, и, как ни стараюсь, не могу понять разговариваем мы или нет. Я насмеливаюсь бросать в его сторону кое-какие реплики и в ответ получаю что-то, что пытаюсь классифицировать как ответ. Тут у меня появилось желание сверить что-то, но что и как сверять я не мог сообразить и, по этому, быстро отложил в сторону эту идею.
Хотя мне все же есть что сверить, я не стану уведомлять об этом, исходя из причин, о которых упоминать не стоит… Вы, наверное, скажите про себя что-то типа: «Обманщик, он ведь пошел и сверил, а нам не сказал…» Поскольку я считаю себя человеком тактичным и воспитанным, то скрывать не стану – я действительно сверил, но, как я уже говорил - от дальнейших комментариев воздержусь.
Но вернемся же к моей нагой подруге и к комку, который наконец то отвалился. Как прекрасно воздержание, если оно когда-то заканчивается. Я возбужден; как прекрасно вести этот диалог, даже не диалог, а приятную беседу троих исполненную чувств и порывов страсти. Я хочу, чтоб мне завидовали, смотрели на нас и кусали локти до крови; хочу, чтоб мне пытались подражать; хочу сам кусать локти, ведь от этого воздержание становится еще прекрасней…
На этом – из-за боязни быть неправильно истолкованным – я прерву ход мыслей, а точнее сменю его немного в другую сторону.
Я не потерплю возражений от сомневающихся в том, что это общение между нами тремя не интеллектуально – некие аспекты его доступны и вызывают умственную активность, а это уже верный признак правильности моих слов. Интеллект штука важная, но что толку от него без иронии, насмешки или, точнее сказать, уважительной улыбки с примесью чувства юмора и немалой доли фантазии. Кстати, о ней любимой: преступники те, кто пытаются сдержать ее самые дикие выходки; несчастные те, кто делает это мимо воли; невежды те, кто не уважает ее капризы и, порабощенные логикой, отвергают их; близоруки те, кто плавают на мелководье…
Но оставим их. Вернемся в те дивные места, где над обнаженным телом и душою парит фантазия, где ручка, которую, на удивление, не долго пришлось ловить, усердно втирает в гладкий лист то, что своевременно однажды…
ОДНАЖДЫ… LOST 2005
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22731
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.03.2007
008
Всего две…
Оно со мною с самого моего рождения. Когда я был маленьким, это несоответствие не тревожило меня, поскольку я не был поглощен этим враждебным миром, который в состоянии нащупать малейший дефект и больно ударить в самое уязвимое место, а тут это…
Не могу сказать, что я совсем не ощущал своего уродства, но познание мира было на столько ограниченным, что позволяло спрятать эти чувства от самого себя с помощью высоты стен, которые отделяют детский мир от взрослого. Может по этому я иногда испытываю сильную ностальгию за этими временами, может по этому я и скучаю за спокойствием существующим в отсутствии слова “нужно”, может по этому иногда мне хочется, чтоб время остановилось примерно несколько десятков лет назад и больше никогда не шло вперед? Но разве это возможно?!
Конечно же нет и по этому мое несоответствие проникло тупой и грязной иглой в мое тело, причиняя боль. Вдвойне больно становилось от понимания того, что изменить в сущности ничего не возможно. Порой мое удрученное состояние доходило до крайности. Отчаяние на долгие дни, а иногда и месяца становилось моим мрачным спутником, который постоянно держал меня в своей тени, холодной и колючей; преследовал меня везде, где бы я не был, даже во сне стоял надо мной нерушимо, бесжалстно загоняя меня внутрь самого себя; а жалкие попытки избавиться от всего этого только усугубляли положение. Я ни с кем не общался, даже наедине с собой оставаться не хотелось – было противно.
Я даже не знаю: то ли отношение ко мне окружающего мира наводило меня на такие мысли, то ли это было результатом самовнушения, то ли и первое и второе вместе; но меня не покидали неприятные мысли о том, что я не принадлежу к обществу так как все остальные, так как того хотелось бы мне. Чувство собственной второстепенности было моим обыкновенным состоянием, моим тяжелым бременем, огромным каменеем, который я волок за собой по земле, оставляя на ней глубокую борозду. Я волок, а моя голова была низко опущена, глаза перебирали серую землю под ногами, а руки беспомощно обвисали вдоль сутулого туловища.
Я шел по жизни, подставляя солнцу лишь затылок. Я не смотрел на него, потому что знал – оно смеется надо мной что есть сил, молчаливо, но не менее злобно, чем это было бы вслух. Я так же не смотрел и на людей. За каждой радостной улыбкой я видел презрение, от каждого всплеска смеха я ловил лишь волны отвращения, наклоняющего мою головы еще ниже к земле. Даже в безмолвных стеклянных глазах и банальных жестах я читал лишь выражение ненависти. Она казалась на столько не прикрытой, иногда даже демонстративно-показной, что медленно, но уверенно начала вызывать во мне тоже самое.
Всего две…
Это число стало символом двусторонней ненависти: все ненавидели меня за то, что я не из их стада, а я ненавидел всех за ненависть ко мне. Я думал, что в этой ненависти будет заключаться моя месть, но, как бы сильно я их ни старался ненавидеть, легче мне от этого не становилось. Все разбивалось на мелкие осколки о безразличные лица, небрежные жесты и безучастные взгляды. От этого становилось только хуже..
Злоба разъедала меня изнутри. Она превратилась в ужасное чудовище, которое я сам ненароком вырастил, и которое медленно становилось мною самим; проникать не только в мое тело, а пускать корни глубоко в мою душу. Оно паразитировало. Брало силы из моей ненависти, что бы ее же и приумножить. Я ненавидел и себя за то, что ненавижу и ненавидел их за ненависть…
Я получал неописуемое удовольствие от того, как вода дождем уродует землю, превращая ее в грязь, бесформенную, бесполезную… Редкие минуты удовлетворения я получал, когда выходил на улицу в тяжелых ботинках и топтал ими грязь, слушая ее жалобный стон у ног; с искренней радостью придавал ей форму своей обуви, заставлял ее быть покорной. Я покупал букеты роз, лотосов, других цветов и безжалостно уничтожал их дерзкий внешний вид под ногами, втаптывая в грязь их надменность. Я топтал траву, вскапывал землю, где она росла и забрасывал гравием. Я жег костры и смотрел, как пламя превращает все в обугленные трупы то, что называют красотой, слушал ее предсмертный треск и злобно скалился от того, что приложил к этому свою руку…
...Я никогда не считал сколько цветов я сжег, сколько костров подогревали мою злобу, но в один миг, все это вдруг перестало иметь значение. Я не убил красоту, а просто решил, что это слово не имеет ко мне никакого отношения. Она стала параллельной линией, что никогда со мной не пересекается. Она летела мимо меня, меняя лица и формы, но при этом оставалась безликой и бесформенной. Она перестала бросаться мне в глаза и разъедать их – я привык к ней, как привыкают к тому, что эпитет “нормальный” ко мне не относится.
Две!
… и это делало меня особенным, больше того – неповторимым. Я уже не старался причислить себя к их рядам; я придумал новую расу, состоящую из одного человека – меня. Она была, может, и низшей, но вполне самодостаточной, со своими правилами и законами, а главное – нормами…
Меня уже не волновали ни взгляды, ни улыбки, ни, тем более, то, что за ними скрывалось. Теперь все это у меня было свое, оно было оригинальным и имело свое особое значение, свой понятный только мне смысл. Эта безразличность дала мне возможность усомниться в том, что на самом деле и как должно быть. Неужели количество означает качество?! А даже если и так – то неужели качество означает идеальность?! Я позволяю себе в этом сомневаться и думаю, что имею на это право, даже если ошибаюсь, ведь эта ошибка дала мне возможность переживать спокойно ту мысль, что у меня всего две руки
НОРМЫ ЛОСТ 2004
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22730
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.03.2007
007
Яркий свет утреннего солнца медленно выкатился из-за стены и уставил свою наглую рожу прямо в комнату, буквально за несколько секунд заливши ее желтой отравой. Все в ней внезапно съежилось и поменяло свой нормальный внешний вид, став колючим и враждебным. Костлявые пальцы солнечных лучей что есть силы вцепились в мои слабые, беспомощные ресницы, заливая в глаза ядовитую жидкость наступившего утра. Машинально я сжал что было силы глаза, пытаясь восстановить счастливое спокойствие темноты, но было уже поздно: пробуждение уже оглушительно громко стучалось в тонкие фанерные двери моего сознания. Последние сладкие капли дремоты покидали меня так быстро, что промежуток между сном и бодрствованием казался ничтожно маленьким, и кислый вкус утра пришел на смену медовой ночи слишком быстро. Может это даже лучше: вот так сразу глотнуть горькую пилюлю, чем долго убеждать свое сознание в том, что ты проснулся и вытягивать его за волосы из сна; чем медленно впитывать в себя едкую жидкость надвигающегося дня, с такой неохотой оставляя тот мир, где чувствуешь редкое спокойствие и удовлетворение. И нельзя точно сказать чувствуешь ли ты это на самом деле, ведь когда спишь – не можешь ничего осознать… Вот если б проснуться так, чтоб на самом деле не просыпаться и насладиться тем, что спишь, но это не реально, даже звучит глупо.
Отбрасывая с глаз утренний свет, я, скорее машинально, чем осознанно, укутываю голову в одеяло и что есть силы упираюсь в оклеенную обоями стену, как будто желая слиться с ней и стремясь сгустить и так полный мрак в своих глазах, вернуть сон. Но как я не стараюсь убедить свое сознание не пробуждаться, как не пытаюсь загнать его в темный мягкий угол сна – все бесполезно. Та невидимая мышца, что так ловко держала меня спящим еще пару часов назад, теперь полностью ослабла, и ей понадобиться как минимум часов 10-12 для того, чтобы она опять смогла затащить меня в идеальный мир сна , имеющего всего один единственный недостаток: способность превращать часы в секунды…
Я почувствовал, что солнечный яд, проникнув через щель моих ресниц в глаза, выдернув меня из сна, просочился уже в мое сознание, закрывая перед ним все возможные пути возвращения ко сну. Ковыряться лбом в стене и пытаться заснуть было уже так же бесполезно, как биться о нее пытаясь проделать в ней проход из беспокойного бодрствования в полный умиротворения сон. Я уже не спал, а просто лежал в гробнице своей кровати с закрытыми глазами. Это всего лишь имитация, жалкая подделка, видная лишь снаружи и полностью абсурдная с моей стороны.
Нехотя, я открыл глаза, позволяя тем самым утру заполнить меня до краев и наконец-то добиться своего. Оно пробиралось в мое сознание, во все щели заливая противный солнечный свет ; и вот одержало победу: те маленькие частицы меня, что принадлежали сну сейчас уже бесследно растворились а кислой среде утра как впрочем и потолок, зеленые обои, мебель – все в комнате. С ужасным отвращением я ощутил себя неотъемлемой частью происходящего, причем происходящего со мною.
Я оглядел свое тело – оно, как и вся комната, оказалось измазанным в желтый, утренний свет. Это сливало меня с комнатой, делало нас одним целым. Теперь отравленным оказался и я , потому что утреннюю краску нечем вымыть, она сама выгорит на дневном солнце ( то есть можно сказать сама на себе) . Самое главное проследить , чтобы пятна сошли не только с тела, но и из сознания – это и есть самое страшное проявление дневной болезни.
Прямые солнечные лучи, с разгону падая в окно, корчили рожи, искривляясь на узорах шрамов моей спины, которые оставила измятая простынь, что извивалась подомной, как змея , которую пытаются раздавить, каждый раз . когда я ворочался. Похоже, я не мог найти себе места из-за сна, детали которого начали постепенно всплывать на поверхность моего сознания.
Мне снилось, что я среди людей, больной непонятной, но очень мешающей болезнью. Хожу, хочу спросить у людей как мне вылечиться, но не знаю, что конкретно спрашивать, потому, как не знаю чем болен. Вдруг ко мне подходит человек, которого я вижу впервые ( но почему-то он показался мне очень знакомым) и предлагает мне поменять глаза… На этом то ли сон, то ли мои воспоминания о нем обрываются.
Мои глаза устремлены на зеленые обои, но их не видят, потому что мысли заняты этим странным сном, смысл которого мне не известен, но был явно не хорошим. Похоже, он снился мне уже утром, как раз перед самым пробуждением и был то ли предупреждением о наступающем утре, то ли его прелюдией. В любом случае – ничего хорошего он мне не принес, а лишь добавил новых симптомов к утренней болезни, поражающей пока не ясно какой орган.
Как только воспоминания о сне стали медленно отползать куда-то в тень моего рассудка, все внимание занял густой зеленый лес обоев моей комнаты, выросший в моем сознании за считанные секунды не знаю откуда, но у меня появилось непоколебимое чувство того, что я стою в самом центре этих сырых неприветных дебрей, причем нахожусь я уже здесь настолько долго , что не могу вспомнить как сюда попал. Немногочисленные, но неприятные ощущения дополнялись чувством сильной усталости от долгого и бессмысленного блуждания по этим зарослям и почти реальной физической болью ног от пройденного пути, из неоткуда в никуда; да и путем это глупое топтание на месте стыдно назвать. Куда бы я здесь не пошел – кругом одно и тоже – большие , темно-зеленые, липкие листья кустов, корявые ветви деревьев, покрытые столетним мхом и снова листья, и снова ветви…
Проводя взглядом по периметру комнаты, я неизменно натыкаюсь на постоянно повторяющийся грязно-зеленый рисунок обоев. Это ж надо было самого себя заточить в этот ужасный настенный лес, до чего же глупо и обидно из-за этой глупости, до чего же неприятно! Осознание того, что это моя вина (даже не вина, а ошибка) сгущает лес, делает кроны деревьев более густыми, листья еще большими , почву под ногами еще более влажной и болотистой, возможность увидеть солнце между макушками еще более нереальной.
Переполненный мрачными мыслями, я срываюсь и, чуть ли не бегом несусь мимо больного интерьера комнаты, где еще несколько минут назад я мирно спал, а теперь не в силах находиться; и оказываюсь в холе, что немного успокаивает меня – здесь другие обои…Этот побег не вылечит от болезни , ведь я прекрасно знаю то, что большая часть меня все равно осталась в этом густом лесу, блуждает безнадежно по цикличному рисунку обоев и не ясно когда выберется, да и выберется ли вообще. Мое тело здесь, но весь от начала и до конца я остаюсь там.
Утренняя болезнь так незаметно переросла в дневную, но симптомы были все те же. Где бы я не был и что бы я не делал, мне казалось ,что я лежу в деревянной как гроб кровати и что-то во мне на столько мертво, что я не в силах покинуть эту крохотную комнату со всех сторон засаженную деревьями. Лишь к вечеру это ощущение начало медленно исчезать, когда солнце уползло куда-то за край земли , и я начал ощущать потребность во сне.
Наступившая темнота выкрасила все в комнате и обои в черный цвет и даже согрела землю вокруг моей кровати, глубоко и надежно спрятала все воспоминания об утре. Трудно было даже представить себе, что оно вообще может когда-то наступить. Темнота мягко дышала мне в лицо спокойствием, навевая на меня дремоту, с каждой минутой сгущая ее вокруг меня и превращая ее…
…Раскрыв глаза , согретые теплом утреннего солнца, меня обрадовали своей изысканностью алые розы на обоях моей комнаты.
УМЕНИЕ ВИДЕТЬ BY LOST 2003
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22729
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.03.2007
006
...Было душно и воздух казался настолько спертым и лишенным кислорода, что периодически на голову наворачивался тяжелый туман, который как бы пытался создать иллюзию сна и сделать происходящее нереальным; но глубокий вдох не подводил и, как обычно, приводил меня в чувства. Благодаря дышащим людям и температуре окружающей среды, воздух был спертым до такой степени, что иногда мне приходилось опираться на что-то твердое, чтоб не упасть. Потеря сознания была неприятно реальной из-за фиолетового тумана, который уже несколько раз угрожающе наплывал мне на глаза, заставляя концентрировать все мое внимание и силу воли , чтоб он не заволок меня в яму , из которой выбираться еще сложней и неприятней, при этом отобрав у меня много силы.
Очень не хотелось вступать с кем либо в контакт, а если бы я все таки упал в обморок, то уже никак бы не избежал активного пошлёпывания чьей-то руки по моим щекам и возможно глупой бормотни прямо перед моим носом , несущей вместе со словами еще и запах спиртного или, и того хуже, перегара, от которого явно стало бы только хуже; и не дай Бог , после всего этого все еще и увидят на моей одежде то , что я ел сегодня на завтрак.
Кто-то из этих людей , а может даже большая их половина явно хотели узнать чем же я питаюсь , поскольку, сидя с усталыми лицами и безразличными ( настолько, что это даже обижало) глазами, спокойно вдыхали запах соленых огурцов, который , смешиваясь с потом немытой старческой плоти и еще Бог знает чем, казался до ужаса невыносимым, а то, что люди занимались каждый своим делом как ни в чем не бывало, казалось усиливал этот запах в несколько раз. Этот едко гнилой запах мимо воли рисовал в моем уже изрядно поношенном воображении то, что несомненно могло источать такое зловоние: огромная , надутая, грязная бочка, покрытая с многих сторон кучерявым туманом плесени; до самого верха забитая бородавочными огурцами и липкими, мокрыми приправами…
Я поймал себя на мысли , что духота и тот факт, что мое Я явно отвергало окружающую среду и , как могло, боролось с ней, способствовали тому , что мое воображение явно утрировало размеры источника запаха. Причиной очередного фиолетового тумана перед моими глазами была не огромная бочка а всего-навсего трех литровый бутыль, а точнее его осколки и содержимое. Огурцы были не менее скрюченными и бородавочными , а некоторые из них превратились в зеленоватую рваную лепешку, навсегда попрощавшись со своей формой под давлением чьего-то ботинка. В еще не выветрившемся рассоле можно было с легкостью заметить полурастворившиеся кубики грязи , возможно отделившися от полуразорваного, потертого ботинка, который стоя во все том же рассоле и выстукивал ритм , одному своему владельцу известной, песни; через некоторые три или четыре удара задевая осколок, который раньше был горлышком. Весь этот своеобразный натюрморт венчали лузга семечек, лежащие как белой так и черной стороной вверх, а также довольно симметричные круги слюны, падающие от куда-то сверху, обгоняя неспешное падение лузги. Даже больше запахов и брутально-авантгардной ( но до ужаса банальной ) картины выводил из равновесия шум, который десятками женских и мужских, детских и старческих червей заползал ко мне в голову и рыл там себе норы, всасывая в свое покрытое грязной слизью тело кусочки моего мозга. Среди едких человеческих пил отчетливо выделялся визг крохотного поросенка, бессердечно заточенного в мешок и помещенного между парой изрядно запачканных кирзовых сапог. Кроме грязи на сапогах были следы, которые явно говорили о том, что поросенка брали том месте, где живет не один его душистый сородич. Очень сложно было определить в какой же части мешка находилась голова несчастного заключенного, которого заводят не для того, чтоб он нежился у хозяина на коленках, а для того, чтоб одним прекрасным днем вспороть ему брюхо …
Я наконец-то уселся и мог быть уверенным ,по крайней мере в том, что даже если придется падать без чувств, то я не разобью голову о что-то твердое, а может ( это было бы еще лучше) никто даже не обратит на это внимания , и эта противная толстая тетка, что сидит рядом со мной решит , что я уснул – как большая половина людей – и вижу нереальный сон без поросят, соленых огурцов и спертого воздуха, и, воспользовавшись этим моментом, попытается отвоевать еще больше места для своего габаритного тела , переложив часть желеобразного жирка на мое тело, а , когда я проснусь, все будет выглядеть вполне натурально.
Я сидел у окна, и это давало мне возможность хотя бы с одной стороны наслаждаться чем-то приятным, но пока не доступным моим ощущениям. Чистый воздух и возможность свободно двигать своими конечностями были надежно спрятаны от меня за толстым и грязным стеклом. Я наслаждался чистотой облаков , плывущих высоко над землей, потом падающих на землю в виде дождя и вновь поднимающихся на небо с помощью солнца. Я уже почти мысленно перенес себя туда, когда толстуха рядом со мной нереально сильно наклонилась в мою сторону, прижав меня к стенке. Облака на небе сразу же стали походить на плевки в рассоле и меня чуть не вырвало. Решив, что такое состояние вещей меня не устраивает, я раздраженно засуетился, и толстуха, проснувшись, возвратилась на предыдущую позицию. К моей радости, за окном опять появились облака. Теперь я уже был на чеку: как только дремлющая тетка начинала опять давить на меня своим , превышающим мой раза в два, объемом; я тут же напрягал свою левую руку , погружая ее в надвигающиеся жировые складки. Когда мой локоть , проделав липкий от пота , вибрирующий путь , наконец-то достигал ребер, тетка просыпалась и , обретя контроль над своим массивным телом, вновь помещала его на предыдущее место. Похоже, ей не нравилось то, что у меня хватает наглости как бы невзначай указывать ей на ее место и она отомстила мне за это глубоким наигранно-виноватым выдохом, который через мгновение принес странный и до ужаса неприятный запах, по-видимому, отображавший удивительный рацион толстухи. Из всего разнообразия зловонных сочетаний , я мог без труда различить лишь запах чеснока и , кажется , сала. Я не стал включать воображение и пытаться представить себе, что еще ела эта женщина по все той же причине - это дало бы ей возможность сравнить наши завтраки. Я не знал почему( и это меня немного раздражало) я был так восприимчив к тому, что происходило вокруг и по этому старался не дышать до тех пор, пока запах не развеется в воздухе и в нем останется лишь привычная духота потных тел.
Как все же трудно бороться со всем этим, когда окружающая обстановка, люди , даже запахи, кажется делают все, чтоб высосать из тебя все соки, откопать что-то , что ты так ревностно охраняешь от посягательств посторонних, что сидит где-то у тебя внутри, ему там уютно и спокойно, и оно ни чуть не хочет, чтоб эго доставали от туда и разглядывали, обдавая запахом переваренного желудочным соком чеснока.
Тетка, кажется, угомонилась: ей просто не давали уснуть громкие булькающие звуки в собственном желудке. Это , наконец-то дало мне возможность сконцентрироваться на своих мыслях . мне вдруг стало интересно: сколько же людей , находящихся здесь, так здесь и останутся, а кто , как я , дождутся своей остановки и выйдут на перрон?
ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ lost 2003
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22728
рубрика: Поезія, Вірші, що не увійшли до рубрики
дата поступления 07.03.2007
004
[Понедельник]
Никогда не думал, что когда-нибудь сделаю это и стану уверенным, что почувствую вскоре облегчение, хотя может это и не облегчение, а закономерное развитие того, что творится сейчас у меня внутри, обыкновенный процесс который, наверняка, знаком каждому, кто бывал хотя бы в приблизительно такой ситуации, как я сейчас. Перенося на посторонние предметы, это можно сравнить с крохотным деревцом, которое когда-то посадили в маленький глиняный горшочек с родющим черноземом. Это деревце росло, росло, его корни становились все больше и крепче, пока они не разрослись на столько, что им стало тесно в крохотном горшочке и, чтоб он не разломался, деревцо нужно пересадить в горшочек побольше, чтоб дать корням развиваться дальше. А будут развиваться корни, тогда и ветки порадуют зеленой листвой, а может даже и плодами…
Я завел дневник. Раньше, эта идея мне казалась невыносимо глупой: зачем доверять свои мысли чему-то, зачем дарить частицу самого себя жалкому листу бумаги в клетку? Зачем выпускать сокровенное из уютного убежища своей головы, зачем заточать эти безграничные просторы в банальную совокупность букв и слов - это же все равно, что выпустить аквариумную рыбку в речку и надеяться, что она даст потомство.
Сейчас я думаю по-другому. Мой дневник- это дверь, которая показывает моим мыслям путь в бесконечную неизвестную даль, которой нет конца. Мои мысли - это птица, и, записывая их, я как бы учу её летать. Конечно же, сейчас она летает очень плохо, но я уверен, что настанет тот радостный день, когда она долетит до звезд и останется там навечно.
Я люблю звезды, они прекрасны, они- то единственное идеальное, что имеют люди. К сожалению, они этого не знают, хотя, конечно же, каждый видел звезды, и почти каждый устремлял свой долгий взгляд вверх и наслаждался их красотой, но этого мало: они видят красоту- это легко, а вот понять то, о чем они тебе хотят сказать им представляется мало возможным.
Звезды знают о нас все, ведь они постоянно наблюдают за нами. Они радуются нашим успехам и горче нас плачут из-за наших неудач. Они никогда не устают переживать за нас даже днем…Мы их не видим, но они все равно рядом с нами, где бы мы не были, чтобы мы не делали. Люди не ощущают их присутствия, а я ощущаю, более того я общаюсь с ними на одном нам известном языке. Я хотел бы, но не могу описать этот дивный язык - чтоб это понять нужно самому любить звезды так сильно как люблю их я.
[Вторник]
Вчера я опять разглядывал звезды почти всю ночь пока не заснул прямо на крыше своего дома: впрочем, уже как и несколько последних блаженных лет с тех пор как звезды заговорили ко мне и я влюбился в них без памяти. Вчера они сделали мне подарок, неожиданный, но неописуемо приятный: в небе летала птица. Это была моя птица и она умела летать (это я научил её), а в ту ночь звезды светили ещё ярче - им понравилась моя идея: подарить птице небо, завести дневник. Птице, похоже, тоже понравилось летать. Она грациозно рассекала ночное небо своими крыльями, опускаясь то до самой земли, то, поднимаясь так высоко вверх, что я совсем её не видел и тогда беспокоился: а не улетела ли она прочь, оставив меня навсегда одного. Но проходили бесконечные минуты ожидания и птица вновь появлялась у меня перед глазами размахивая крыльями. Ей нравиться летать и она благодарна мне за то, что я подарил ей небо.
Я сидел, смотрел на звезды, любовался ими и мне в голову пришла одна светлая мысль. Я подумал, что эгоистично и не правильно с моей стороны иметь все это одному, да и к тому же во мне уже не хватает места для всего этого разнообразия позитивных чувств и эмоций, даже дневника тоже кажется недостаточно, и я решил показать свои звезды кому-то еще, кто будет в состоянии вложить в них столько себя, чтоб звезды заговорили и с ним.
[Среда]
Прошлой ночью я долго не мог заснуть. Несколько часов черные мысли изо всех сил стучались ко мне в душу и те, что все-таки смогли добраться разъедали ее, словно не ели целую вечность. Я как мог откидал их от себя, но все тщетно- они были сильнее меня, все заставляли меня _______, переворачиваться с бока набок, закрывать голову подушкой, пока смертельная усталость не взяла гору и я не уснул. Сон избавил меня от этой неприятности всего на несколько часов, пока утром проснувшись сразу же не понял - что-то я сделал не так…
Я решил научить разговаривать со звездами своего соседа. Я ему доверял. Мне казалось - он хороший человек и по достоинству оценит мой подарок, а он… Я же хотел как лучше и делал (как мне казалось) все, чтоб он это понял.
Чтобы сделать вечер более приятным, я купил самого дорого виноградного вина. Я же знаю, как он любит вино, какой он тонкий ценитель этого напитка, ведь у самого же дома виноградник, которого он любит как собственного ребенка и которого лелеет с особой нежностью. Очень часто я вижу из своего окна как он ходит вдоль виноградных стен, нежно берет листья, чтоб проверить нет ли на них вредителей и с такой же нежностью отпускает их…
Я так надеялся, что он сможет подарить частицу своей любви к винограду и звездам, надеялся, что в его душе хватит места для ещё одного прекрасного, но, похоже оно настолько необъятно, что кажется слишком большим, чтоб поместиться в ком-нибудь и тем самым отпугивает от себя открытые души. Я надеялся, что долгими красивыми ночами мы будем вглядываться в бесконечную глубину ночного неба, наблюдать за звездами и, если одна из них упадет, будем знать, что кто-то умер, начнем грустить и нашу тоску развеет по теплому воздуху песня той птицы, что научилась летать, когда я завел дневник.
Еще один цветок, который я попытался вырастить завял, так и не успев приняться, после долгих мучений и решил попытаться ещё раз. Я долго думал и решил, что больше всех на свете звезды любят дети. Если не они так никто.
[Четверг]
Я так надеялся!… Я подарил ей куклу, красивую куклу с длинными, пепельно-белыми волосами в шикарном красном вечернем платье, усыпанном сотнями крошечных, похожих на звезды, блесточками которые даже в темноте, отбивая самый маленький свет, светились.
Я купил мороженого, дети любят мороженое. Я показал ей звезды и сказал, что скоро прилетит птица и споет чудесную песню…Она ела мороженое, а птица все не прилетала и не прилетала…Дети не любят долго ждать, доев, она убежала, обозвав меня обманщиком, а я остался сидеть и ждать, когда же, наконец, прилетит моя птица…Я ждал еще несколько часов, ни на секунду не теряя уверенности, что она прилетит. Она не могла меня оставить одного, ведь это я научил её летать, я показал ей, где летать, я хотел, чтобы она радовала меня красотой своего полета, грациозностью расправленных крыльев и неповторимыми мелодиями щебетания.
Фиолетовая глубина неба сменилась голубой мелью, звезды спрятались от меня, даже не попрощавшись - ночь закончилась, сменившись холодящим сердце утром, птица так и не прилетела. Где же она сейчас, неужели поет в винограднике моего соседа или веселит девочку с куклой, которой даже не хватило терпения её дождаться…
Зачем? Зачем мне все это нужно было? Почему я был так наивен полагая, что девочка, не понимая того языка, на котором говорю я со звездами, полюбит их за красоту, а потом - когда подрастет, привыкнет к ним, научится разговаривать с ними, как я. Кого я обманывал, думая, что научу её тому дивному языку, который доступен только нам двоим - мне и звездам. Этого никогда бы не случилось, теперь я это понимаю, как понимаю и то, что слепому ни за что не нарисовать картину, как бы он не хотел и с каким бы чистым сердцем не собирался это сделать, немому никогда не спеть песни, а глухому её не услышать.… Вот так и я, будучи немым, пытался спеть свою самую лучшую песню глухому, пока совсем не забыл её мотив и, самое главное, смысл, а можно ведь было попробовать взять и нарисовать её, может тогда глухой спел бы мне немому…!
Теперь уже поздно: кисти сломаны, а краски разлились по земле и все до одной приобрели черный цвет, оставив лишь слабый оттенок цвета, которым когда-то обладали и который им никогда уже не вернуть. Единственное что осталось-это __________картиной, которую мне уже никогда не закончить. Остается только надеяться, что придет сюда другой художник и дорисует ее, да так искусно, что всем станет понятен мотив песни. Жаль, конечно же, что это буду не я, все, что мог делать, я уже сделал. Остается только одно - пойти и попросить соседа и девочку в эту ночь наблюдать за небом и обязательно дождаться пока не упадут две звезды.
«РАЗРУШЕННЫЙ МИР» LOST
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22727
рубрика: Поезія, Вірші, що не увійшли до рубрики
дата поступления 07.03.2007
-Привет, Рад видеть тебя. Ты сегодня неплохо выглядишь. Наверное, вчера был хороший день?.. Да и спал ты, кажется, как младенец - в глазах здоровый блеск и синих кругов нет под глазами, улыбаешься… Вот мы видимся с тобой каждый день, я знаю о тебе все: видел каждый шаг , который ты делал, слушал каждую мысль, которая появлялась у тебя в голове, но иногда я тебя совсем не могу понять: твои поступки мне кажутся бессмысленными, а переживания- беспочвенными; а иногда мне кажется, что я тебя понимаю, и что я сами бы думал и делал как ты в такой ситуации… А потом меня опять будут мучить сомнения. И уже даже не знаю нуждаешься ли ты в моих советах или я тебе всего-навсего мешаю и засоряю твои мысли разным мусором, а ты как сито оставляешь только то , что тебе кажется нужным. И вообще, зачем я тебе понадобился со своими советами, если они могут быть разными по одному и тому же поводу( все зависит от настроения)?! В любом случае, я хочу лишь одного- чтоб ты принимал правильные решения и не важно: совпадают они с моими пропозициями или нет, последнее слово должно быть(да в принципе оно так и есть) всегда за тобой(а может и нет), ведь не я и не ты несешь за все ответственность , а мы вместе.
Знаешь, есть моменты , которые меня всегда расстраивают- это когда ты что-то говоришь или делаешь , не послушав меня, хотя, к счастью , второе случается реже. Я знаю как это, когда эмоции через край льются как кипящее молоко, а потом запекаются горькой коркой: жалеешь , что не доглядел , не был достаточно внимательным… Потом, вернувшись мысленно назад, частенько приходишь к мысли , что, будь у тебя больше времени на принятие решения, то никогда бы так не поступил. Конечно же , иногда ты поступаешь даже не спрашивая меня; это происходит импульсивно, ты наверно даже не задумываешься, а когда спрашиваешь у меня правильно ли ты сделал, я говорю «да». Хотя последствия конечно же чаще всего бывают самым справедливым судьей ; но последствия это всего-навсего последствия, и не всегда можно точно сказать какими они будут…
-…Да, как всегда твои доводы мне кажутся на первый взгляд правильными, но ты же сам знаешь как часто я их игнорирую их, как часто я выслушиваю тебя, как часто ты меня убеждаешь в одном, четко рисуя картину перед моими глазами, а я все равно делаю по-другому, хотя от тебя же знаю о том, что это не правильно ,и я пожалею… Наверно в моей природе есть что-то такое, что ты не в силах подчинить даже очевидным и верным без сомнений, хотя не только ты , а я тоже ничего поделать с этим не могу…
А сколько раз мы с тобой ссорились из-за того, что наши мнения кардинально расходились: у тебя было свое мнение, и ты был в нем уверен, а у меня было свое, и я тоже не хотел его менять. Конечно же это мучительно для нас обоих, ведь в наших общих интересах принятие верного решения… Это , наверное , и не дает нам права полностью игнорировать друг -друга. Под словом «это» я имею в виду «то» , что-то общее, что у нас есть на двоих, чего нельзя выкинуть куда подальше , от чего нельзя избавится также легко как от ненужного клочка бумаги в кармане. Эти невидимые узы и не дают нам терять самоконтроль и заставляют периодически смотреть с интересом в глаза друг –другу, искать компромисс, понимание и хоть какую ни будь согласованность.
Я знаю одно в чем мы с тобой всегда сходились и по поводу чего у нас всегда было одно мнение: это то , что мы очень разные, ты одно, а я – другое. Хотя конечно же нельзя сказать, что мы так отличаемся друг от друга как черный цвет от белого; как лед и огонь; большая часть меня есть в тебе и , наверное, не меньшая тебя во мне. Иногда мы с тобой лучшие друзья, потому что ты единственный человек с которым я так много общаюсь, ты единственный человек, который знает столько же обо мне, сколько я о тебе; знает все тайны, все самые светлые и все самые темные уголки моей души; а иногда мы с тобой злейшие враги и , как не странно, все по той же причине – мы вынуждены считаться друг с другом как бы порой нам обоим было не в тягость…
-Посмотри - ка в окно: сегодня ты посмотришь на вид из него совсем другими глазами, я очень надеюсь, что посмотришь, Ту , обычную картину, которую ты привык наблюдать ,я сегодня попытаюсь преобразить…Я хочу чтоб сегодня ты посмотрел на нее совсем по- иному, не так , совсем не так как ты привык смотреть, и воспринимать…
Это – обыкновенная улица, на ней все до ужаса обыкновенное: обыкновенная дорога, обыкновенный тротуар, камни , листья , грязь . На ней стоит всего один дом, а в доме живет всего один человек.
Он дворник.
Каждое утро, в определенное время , в дождь или в снег , в жару или в холод он одевает плащ, резиновые сапоги, темную шляпу с широкими полями, натягивает ее на самые глаза, почти полностью закрывая их так, что видно только то, что находиться под ногами, берет пышную березовую метлу с длинным держаком и начинает мести всю улицу от начала до конца. Иногда он метет очень медленно, тщательно выметая каждый листик , упавший с дерева, каждую соринку; аккуратно собирает все что смел в кучу, поджигает ее и сидит возле нее так долго, как долго будет гореть костер, постоянно подкладывая в костер тот мусор ,который еще не сгорел ; и так пока последняя даже самая маленькая искра не погаснет. Потом он медленной , уверенной походкой отправляется в свой обыкновенный дом… А иногда он метет очень быстро, наверно, старается домести как можно быстрее. Тогда это получается у него очень плохо , и в спешке он не выметает много мусора, и он так и остается лежать на земле. В такие дни он не дожидается пока костер догорит полностью, а пытается быстро затушить его ногами, когда тот уже достаточно маленький; после чего поспешно направляется в дом, иногда даже забывая метлу на улице…
…И каждый вечер этот человек выходит опять на улицу, но одет уже совсем по- другому, что бы разбрасывать мусор по своей улице в один дом. Он держит в руках большую корзину, в которой полно всякого мусора одной рукой, а другой рукой достает содержимое корзины и разбрасывает по земле, что бы на следующее утро взять метлу и начать опять мести. Понимаешь , такой вот он человек…
…С этими словами он отошел от зеркала …Посмотрел на часы и понял- пришло время браться за метлу.
“КАЖДЫЙ ИЗ НАС”
By Lost 2002
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22725
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.03.2007
002
На моем лице улыбка, потому что Это должно произойти очень скоро. Я бы мог сказать когда, если бы у меня были часы, но у меня их нет, и мне ничего другого не остается, как с нетерпением ждать, слушая все учащающееся биение сердца. Это единственный звук, который я могу слышать, совсем не двигаясь, потому как двигаться в этой комнате больше нечему. Я здесь один, но мне совсем не плохо, даже, можно сказать, хорошо, ведь мне есть, чем заниматься: я жду.
Я улыбаюсь, потому что мне нравится ждать. Этого – Оно обязательно произойдет, я уверен, ведь оно никогда не подводит, Оно постоянно. Даже мое родное сердце изменчиво: то быстрей стучит, то медленней, а Оно всегда приходит и радует меня до такой степени, что я не в силах описать те светлые чувства, которые меня переполняют…
Там, за зарешеченным окном, каждую ночь проезжает машина по одному и тому же маршруту, освещая фарами один и тот же участок улицы, одни и те же дома, один и тот же тротуар. И так каждый день. Куда она едет и откуда – не знаю, но я люблю ее за те несколько секунд, которые она дарит мне один раз в день, я люблю ее за то, что я вновь и вновь вижу мир в свете ее фар. Иногда я вижу людей, очень редко, но вижу; для меня они безлики, потому что находятся слишком далеко, чтобы я мог взглянуть им в глаза, да и мое окно для них (если они вообще его замечают) – это черный спичечный коробок на расстоянии вытянутой руки. Меня не расстраивает то, что людям нет дела до меня. Я просто счастлив смотреть на то, как свет фар освещает их, а потом быстро убегает куда-то вдаль по улице, заставляя тени расти, а потом лопаться и исчезать во тьме. Это доставляет мне радость, и я, довольный, опять жду следующего раза, когда при первом же появлении света я подойду к окну, стану на цыпочки и завороженно буду смотреть все на тот же пробегающий свет. Мои глаза будут лихорадочно искать в привычных очертаниях улицы малейшие изменения, будут светиться от счастливого нетерпения, бегая с невероятной скоростью то вправо, то влево, то вниз, то вверх, то опять вправо или влево, пока они уже ничего не смогут вихватить из сгустившейся тьмы. . .
Потом я вновь сяду на свою жесткую, но такую удобную, кушетку, обопрусь о холодную кирпичную стену и, подобрав ноги, буду смотреть на тусклый, почти исчезающий свет, который мне дарит грязная лампочка, висящая у самого потолка на коротком черном шнуре. С моего лица еще долго не будет сходить детская улыбка, обнажающая почти все зубы. Я, довольный, буду сидеть, радостно смотря на мозаику кирпичей и наслаждаться существованием, в моем мозгу еще сотни раз будет прокручиваться пятисекундный ролик проезжающей мимо черного квадрата моего окна машины.
Вот и сейчас сижу в своей любимой позе – с поджатыми ногами к груди – и ковыряю ногтем дерево кушетки. На моем лице улыбка, она, как зеркало, отображает мое душевное состояние. Я думаю, если бы я был землей, то сейчас же весь порос цветами, настолько я доволен жизнью. Периодически я нерешительно, как бы стесняясь, поглядываю на черную дыру в стене. Она совсем черная, но я знаю, что уже совсем скоро произойдет чудо: приедет машина, и свет ее фар подарит мне непревзойденные ощущения.
Я поднимаю глаза, смотрю в окно – оно черное, и, как будто извиняясь, я опускаю свой взгляд на собственный большой палец, нервно ковыряющий кушетку. Иногда мне кажется, что я обижаю окно, заглядывая в него слишком рано. Оно, наверное, думает, что я хочу, чтоб оно быстрей заполнилось светом, но окно этого не может. Вот и чувствует себя неловко и заставляет меня тоже чувствовать смущение. А я ведь всего-навсего жду этого и смотрю туда только потому, что украдкой надеюсь на то, что Это случится раньше. . . Но раньше Это никогда не случается, хотя на меня это плохо не влияет – мне и так хорошо, - ведь я знаю, что чудо случится в назначенное время и опять принесет мне доказательство того, что я счастлив, может, я даже самый счастливый человек на земле. Как мне жаль их, остальных: они не имеют того, что имею я, они не испытывают того сладкого чувства ожидания, которое испытываю я. Сомневаюсь, смог ли я бы жить в таком несчастье, в каком живут они. . . Хотя, может, и смог бы, когда привык, ведь люди ко всему привыкают, даже к самому плохому и неприятному. Ах, если бы они хоть на минуту познали мое счастье, они бы уже никогда не смогли бы жить своей серой, монотонной жизнью, они или сошли бы с ума, или покончили бы с собой. Я, наверное, сделал бы то же самое, если бы меня лишили такого прекрасного существования. Каждый человек должен иметь что-то такое, ради чего можно было бы жить. Я безгранично благодарен судьбе за то, что она мне дала причину для существования. Я уверен, что нет ничего прекрасней того, что имею я – это прекрасное чувство ожидания и уверенность в том, что ожидание не напрасно. Больше человеку от жизни и не нужно – лишь бы его желания сбывались; я счастлив - мои ведь сбываются. Я имею так много, иногда, кажется, – слишком много, и тогда я спрашиваю удивленно у Бога: “ А достоин ли я этого, серый, обыкновенный человек, что я сделал великого в своей жизни, чем заслужил эту неземную благодать? ” Вскоре я успокаиваюсь – мне все равно не понять Божьих помыслов – как я даже смею пытаться понять то, что даже не предназначено для моего примитивного мозга; тогда сомнения покидают меня, и я продолжаю спокойно наслаждаться подаренным мне свыше великим даром, и не думать ни о чем другом, как о тех радостных мгновеньях, которые я переживаю...
... Вот, наконец, мое сердце начинает стучать чуть быстрее. Я знаю, что это означает. Осталось уже совсем немного, совсем чуть-чуть, совсем ничего. Мое нетерпение стремительно возрастает, и вместе с ним возрастает частота ударов у меня в груди. Я уже не могу, да и не хочу, контролировать всевозрастающее возбуждение внутри, все растущую ширину улыбки и глубину вдохов и выдохов. Еще мгновенье и я не могу спокойно сидеть на кушетке, начинаю ерзать из стороны в сторону, нервно потирать руки, мое тело уже давно готово молнией броситься к черному окну (как же все-таки приятно осознавать, что скоро оно озарится светом, ради которого я живу), припасть к нему, как ребенок к маминой груди, пить из него свое счастье, а, насытившись, вновь наслаждаться жизнью, зная, что мне больше ничего не нужно, у меня уже все есть... И так уже все есть.
И вот, наконец, - я чувствую радостную нехватку кислорода в легких,и то как сердце неистово рвется наружу из горячей груди. Какой-то невидимый будильник у меня внутри кричит мне: “ Иди! ” И я срываюсь с места и, как сумасшедший, бросаюсь к окну. Как всегда мое счастье меня не подводит, и уже через секунду я слышу слабый шум мотора, а еще через полсекунды – первые лучи света фар. Мое сердце изо всех сил стучит по ребрам, легкие готовы лопнуть в любой момент, но я этого не замечаю; как можно шире раскрыв глаза, я наблюдаю за тем, как волна света миллиметр за миллиметром поедает темноту, показывая мне все те же дома и улицы, которые уже давно отложились в моей памяти. Я помню каждое мгновенье из этого ролика, каждая новая освещенная часть улицы мне знакома, как будто я сам там ходил и щупал каждую стену домов кирпич за кирпичом, щупал каждый камень, лежащий на асфальте, нюхал каждый цветок и лежал на каждом газоне. Каждый день в своих мыслях я там живу, 24 часа в сутки, каждую секунду своей жизни я посвящаю мыслям о том месте и о том, как я счастлив жить такой жизнью и иметь то, что имею я, и остаюсь вечно благодарен судьбе…
Машина, как всегда, свернула в тот же поворот, что и миллионы раз до этого, оставив после себя темноту там, снаружи, и свет счастья здесь, у меня внутри, в моей душе. Все еще улыбаясь, я возвращаюсь на кушетку, сажусь в свою любимую позу, слушаю, как затихают удары сердца, и смотрю на еще недавно заполненное красками, а теперь черное, как земля, окно. Где-то я слышал, что есть какой-то другой, гораздо более яркий свет, но я никогда его не видел. Может, я и увидел бы его, если бы каждый день мое окно наглухо не закрывали санитары.
СЧАСТЬЕ lost 2002
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22724
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.03.2007
ПРЕМЬЕРА
действующие и недействующие лица
1. кто-то (коих неизвестное количество)
2. некто
действие первое и единственное
сцена первая и тоже единственная
в театре все кто-то и некто
- восхитительно! Как прекрасно здесь все устроено! Как со вкусом выполнено! Какой шикарный интерьер!
- А вы обратите внимание на мягкость сидений! Да в них можно любую пьесу высидеть до конца – сидишь как будто на облаках! прелесть!
- Вот вандалы, сукины дети! Оборвали весь дермонтин, так ведь можно последние штаны протереть! Нелюди!
- Да это же бархат! С таких сидений и вставать не захочется! Можно все внимание отдать пьесе и ни о чем не думать.
- Я какой заказывал диван – черный, а эти идиоты что поставили.?!
НЕКТО (немного задумавшись) Гм...
- Красота! Люблю когда все аккуратно, когда все не абы как, а по делу. Да тут только разглядывать все вокруг уже интересно, не то что еще и премьеру смотреть...
- Да как такое можно терпеть – мы же люди все таки!
- А это премьера разве, любезный? Слышал я сплетню, что никакая это не премьера, стало быть глаза нам замыливают, одурачить хотят.
- Одним разом больше, одним меньше – какая разница. Главное – это чтоб интересно было, а премьера это или нет – неважно, я вам так скажу.
- ...а отсюда, с балкона, люди кажутся такими, какие они есть на самом деле – маленькие, ничтожные жучки. Да разве можно каждому такому пятну угодить! А может сапогом их..? Может проще было бы..?
- Неужели нельзя всем одинаковые сиденья поставить!? Чего мы должны на этих бревнах мучаться!? Я тоже хочу как нормальный человек...
- А ты знаешь, дружище, сколько твой билет стоит, а сколько их? То-то же! Скажи “спасибо”, что хоть не стоишь как некоторые. Сидишь – радуйся!
НЕКТО – Да...
- Я за что деньги плачу!? Ничего не могут сделать нормально! Идиоты!
- Черт, а сцена тут где? Где сцена – не вижу!!! Эй ты, где тут сцена, а?
- А я от куда знаю, сам ничегшо понять не иогу. Ты глянь сколько народу...
- Быдло...
- Эй ты, урод, следи за своими руками! Извращенец!
- Милейший, взгляните ка сюда. Не могу в это поверить: вышивка-то – раритет, средневековье это. Вот так молодци – не пожалели финансов.
- И правда – французская или английская – точно не уверен, а вы как думаете любезный?
- Нет-нет, это однозначно немецкая.
- Когда же все начнется? И где сцена? И встать нельзя – место потеряешь. Скорей бы все началось.
- Что-то мне подсказывает, что всех нас тут за дураков имеют. Шуллеры, деньги забрали и деру, а вы тут ждите, ждите... тоже мне Остапы Бендеры!
- Да чего ты, сейчас все начнется, у них же там грим, костюмы...
- Да где же сцена здесь!?
НЕКТО (Безразлично) и я о том же...
- Друг мой, куда же вы изволили направиться, это же сама, что нинаесть сцена? Покорнейше прошу вернуться в партер.
- Но, извольте, это же вы наглым образом залезли на сцену, а не я. Дурачить меня вздумали, не к лицу образованым людям так себя вести.
- Черт! Есть деньги?
- На бутылку хватит, а вот закуска...
- А ну ее! Идем!
- Мечутся туда-сюда, столько шума создают, решают проблемы, как насекомые...
- Человек – натура тонкая и многогранная! Заявляю это со всей ответственностью!!!
- Вынужден признать, что вы кретин, ежели из ваших уст звучат столь глупые изречения.
- Еще не известно, кто из нас кретином окажется, когда начнется представление.
- Эй, куда ты, а если места потеряем. Неплохие ведь достали, почти напротив сцены...
- Да ты пойди еще разберись, где тут сцена, где тут что! Идем!
- Ну, выпьем, чтоб не последний раз...
- ...за премьеру!
- Взгляните ка как искустно выполнена резьба по дереву, загляденье!
- Несомненно ручная работа.
- А я другого и не ожидал. Кстати, что-то я не вижу сцены – интересная концепция проведения мероприятия.
- А ты чего сюда лезешь, А ну на место! Где твое место? Тут актеры ходить будут.
- Ну, что – еще по одной и идем?
- А знаешь что мне кажется – собрали нас тут всех и смотрят как мы себя вести будем, а премьеры – шиш тебе с маслом.
- А лампы, лампы то какие – хрусталь, чистый хрусталь!
- Извините, вы не знаете, кто автор пьесы?
- Нет, не знаю.
- Какой идиот до такого мог додуматься!? одно из двух: или псих из дурдома или дурашка в розовых лосинах – сейчас же это модно.
- Здается мне автор необычайно талантлив. Замысел превосходный, не так ли mon ami? Но зачем же так томить публику!?
- Я надеюсь вы не называете публикой этих неучей с серьгами и татуировками?
- Это новый подход к музыке и не обязательно единственный правильный. правильных подходов не бывает, ну разве что одного – подхода с душей.
- О нет, нет и еще сто раз нет! Их в самую последнюю очередь я бы назвал публикой! Сброд это, шантропа!
- А где сцена?
- Оно тебе надо? Расслабся! Жизнь прекрасна, если не забивать голову разными глупыми мелочами.
НЕКТО: О! (не предавая этому “o” слишком большого значения).
- Люди, чего мы ждем? Давайте похлопаем, поторопим актеров! Ударим же в ладоши!!!
- Давайте!!!
- О! Расшумелись и чего спрашивается?! Не мешайте смотреть – главный герой говорит, все-таки! еще успеете нахлопаться!
- Покорнейше прошу – тише, тише! неправда ли дивный монолог: сколько экспрессии, сколько страсти, просто бон аппетит какой-то!
- Смотрит он на нас как-то не так, что мы, на витрине стоим?
- А как реалистичны декорации!
- Да это не пьеса, это – жизнь!
- И чего мы сюда пришли!? Все равно никакой пьесы не будет. Лучше бы дома остались.
- А давно пьеса то началась, не подскажите?
- Нет сами только что зашли...
- А персонажи – колоритные, все до одного! Вот это я понимаю настоящее искусство, а не какое то аматорское подражание!
- Может, сцены то и нет вовсе здесь?
- Чудесная премьера!
- А где же мое место?
- И это они называют КОМФОРТ!?
- Чего вы там делаете? Уйдите со сцены, я кому говорю!
- А может сапогом их…?
- Ну пьеса, ну премьера – а что толку?! Чего орать то?
НЕКТО: Все, хватит.
ЗАНАВЕС
LOST 2004
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22521
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 03.03.2007
009
…двери немо скрипнули, оставив после себя кривую, как жизнь, тень, что неуловимо сгибалась, а потом выравнивалась, оставляя после себя бегущее за спиной дни. Те дни напоминали столбы и ветки грустных деревьев; иногда они походили на смех старых сапог, иногда просто на их зубы, и, конечно же, были такие времена, когда они ничего не напоминали. На что они похожи сейчас, сказать трудно. Они висят гирляндами у окон и раскачивают ветер в разные стороны, подмигивая друг другу так, словно затеяли что-то соленое.
Дверь сыграла коду и растворилась в строгом порядке, метавшимся в разные стороны, пока не ударялся о что-то твердое и не рассыпался бесформенным песком повсюду. Потом он все же собирался и становился еще строже, не допуская появления разломов, смело торчавших из идеально неровной поверхности и разводящих гладь в разные стороны. Твердые же вещи виновато покрывались пузырями, безвольно обмякая, обдуваемые тишиной всяческих голосов и событий. Чаще всего они безвольно смотрят друг на друга в надежде хоть за что-то ухватиться, но обыкновенно расползаются, хотя со стороны все кажется по-другому.
Вот с этой то стороны и, конечно же, с других тоже, бегали друг за другом глаза, закрывая шторы. Они потели из-за тяжелого труда и шторы рушились, громко звеня и ударяясь, и дорога казалась длинной, пачкающей горизонт.
Плохо выглаженные стены были ни чем иным как эскортом, слабо моргавшим от поношенности. Связи уже сидели мягким мхом, который деревянно поддавался каким-либо отделкам.
Воздух посыпался полосатыми каплями из и в разные желобки и отверстия, порос лепестками, вымазался в воду и все это под сверлящий смех и безсмысленно-задумавшиеся глаза. Все говорило о слабости. Она танцевала, оглядываясь по сторонам, как будто банты куда-то унесло, а рядом ее держали, цепляя на нее внутренний блеск, откопанный в ней же самой. Она шаталась, раскачиваясь в разные стороны, как люстра, пока не исчезала в острых волнах, и вновь раздавался сверлящий смех, и поворачивалось на сто восемьдесят градусов.
Все было до банальности как во сне: стены лениво подали на потолок, а тот, выжидая, лез, как ни в чем не бывало, на выбритый пол, а до этого на страницах были нацарапаны те же формулы и шаги, но немного другими руками. Все это мало чем помогало, и руки, как голодные, вязались в узлы и карманы, снимали с себя почти все и закапывали все, что снимали, но потом выносили или собирали…
Нищий диван, ничего не знающий, предлагал себя, как печенье в коробках; с ножом смотрел на мертвый ковер, и его крик был почти ощутим на ладонях. Пружины сладко сжались, помогая перемешивать хаос, которому только того и нужно было, чтоб причесаться.
Книги ложились друг на друга, но потом сыпались, набивая синяки, набирались сил, опять лезли, падали и ломали себе кости, а потом вновь ложились где-то спать, и их уже редко кто пытался разбудить, но где-то рядом опять слышались крики, тяжелое дыхание и хруст от которого болело; а кто-то его не слышал и по этому показывал песочные зубы.
Узоры, не стесняясь, бежали из окон, лились во все щели, котились по улицам, ныряли в речки, озера, выпивали океаны, съедали все, что есть и к чему так и не дотронулись, но остались все такими же; они мяли себя камнями, собирали по запчастям или нарочно бросались ими туда, а потом туда летело тоже. Сколько не вари, а подумать о том, о чем подумать нельзя, невозможно.
Искало много охотников, но проходило много дней и большинство из них засыпали песком, впрочем, тех, кто засыпал, засыпали другие, и, несомненно, других тоже когда-нибудь засыплют. Стена, надувшись, козыряла портьерами, которые строили порядок. Каждый где-то падал и разбивал себе нос, пожалуй, кроме одного – который ничего не строил. Портьеры же дулись на диван, который нес на пружинах фрагменты прошлого, копии настоящего и пытался придумать будущее. Копии были самыми липкими и по этому собирали на себя пыль, потом комкались и бежали в угол, где стояла корзина для мусора, которую освещала апельсиновым соком лампа.
Придуманное будущее рассказывало о пружинах и узорах, порядке и песке, о гирляндах, окнах, слабости, портретах, оно выдумывало то, как будет выдумывать само себя; немного горевало о том, как станет липким и полезет в мусорную корзину, как разобьет нос… Оно еще много о чем рассказывало и много чего выдумывало, а за спиной сотнями скомканных бумажек шагало куда-то прошлое.
LOST 2005 «думая о Синемен Гаме и прочем или смысл смысла»
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=22518
рубрика: Поезія, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 03.03.2007