\"Новый завет — это евангелие людей абсолютно неблагородного сорта; в их притязаниях на собственную значимость,
притом значимость единственно истинную, и вправду есть
что то возмутительное,— даже сегодня.\"
\"Христиане никогда не практиковали того, что им
предписывал Иисус: вся их бесстыжая болтовня об «оправдании верой» и о высшем и первейшем значении веры есть
только следствие того, что церковь никогда не имела в себе
ни мужества, ни воли присягнуть делам, которых требовал
Иисус.
Буддист действует иначе, чем не-буддист; христианин
действует как все люди, а христианство у него лишь для церемоний и настроений.\"
\"Их заклятый, смертный враг — это: 1. сила в характере,
уме и вкусе; «мирское»; 2. классическое «счастье», благородная легкость и скепсис, несгибаемая гордость, эксцентрическое распутство и холодная самодостаточность мудреца,
греческая утонченность в жесте, слове и форме; и римлянин,
и грек им в равной мере — смертельный враг.\"
\"Психологическая предпосылка: незнание и бескультурье, невежество, напрочь забывшее всякий стыд — достаточно представить себе этих бесстыдных святых, и где — в Афинах:
— иудейский инстинкт «избранничества» (они без всяких церемоний присваивают себе все добродетели, а остальной мир считают своей противоположностью — верный знак
низости души);
— совершенное отсутствие действительных целей, действительных задач, для решения которых требуются иные добродетели, кроме ханжества,— от этой работы их избавило государство; бесстыдный народец все равно делал вид, будто
государство здесь совершенно не причем.
«Если не станете как дети» — о, как же далеки мы ныне
от этой психологической наивности!\"
\"Это, кстати, вернейший способ узнать, есть ли у человека хоть толика классического вкуса — проверить, как он относится к Новому Завету (сравни Тацита): кого это чтение не возмутит, кто не испытает при этомискренне и глубоко нечто вроде foede superstitio, словно от соприкосновения с чем то, от чего немедленно хочется отдернуть руку из боязни запачкаться — тому не ведомо, чтоесть классическое. «Крест» надо воспринимать, как Гете.\"
\"Основателю христианства пришлось горько поплатиться за то, что он обращался к самым низким слоям иудейского общества и иудейского ума — ибо в итоге они перевоссоздали его по тому образу и подобию, который был доступен их разумению; это же настоящий позор — сфабриковать историю искупительного подвига, персонифицированного бога, персонифицированного спасителя, личное бессмертие и вдобавок сохранить все убожества «личности» и «истории» — из учения, которое отказывает всему личному и историческому в праве на реальность...\"
Когда иудеи выступают в тоге невинности, значит, опасность и вправду велика: так что рекомендуется всегда иметь
под рукой свой маленький запас рассудка, недоверия, злости, когда читаешь «Новый Завет».
Люди самого низкого происхождения, порою просто
сброд, изгои не только хорошего, но вообще всякого общества, достойного так называться, выросшие, не изведав да
же запаха культуры, без воспитания, без знаний, не имея
даже отдаленного понятия о том, что в духовной сфере
может существовать совесть, но — иудеи: инстинктивно ум
ные, со всеми суеверными предпосылками даже из невежества своего создать преимущество и извлечь соблазн.
Даже при самых скромных притязаниях на интеллектуальную чистоту невозможно, читая «Новый Завет», подавить позывы чего то вроде невыразимого отвращения: ибо необузданная наглость этого желания самых непосвященных говорить наравне с другими о великих вопросах, настырность их притязаний не только говорить, но и судить об этих вещах превосходит всякую меру. И эта беспардонная легкость, с которой здесь болтают о самых недоступных проблемах (жизнь, мир, бог, смысл жизни) — так, словно это никакие и не проблемы вовсе, а просто обычные вещи, о которых этой мелкой швали все известно!
Это была самая роковая разновидность мании величия из всех, какие дотоле встречались на земле: когда это лживое, мелкое, неказистое отродье стало заявлять о своих исключительных притязаниях на слова «Бог», «страшный суд», «истина», «любовь», «мудрость», «дух святой» и с их помощью отмежевываться от остального «мира»; когда такого разбора людишки начинают переиначивать все ценности под себя, словно это они смысл, соль, мерило и значение всего прочего,— тогда остается только одно: понастроить для них сумасшедших домов, и больше ничего не предпринимать. То, что их стали преследовать, было величайшей из античных глупостей: тем самым их приняли слишком всерьез, а значит, и сделали из них нечто серьезное.
Исконное христианство — это ликвидация государства:
христианство возбраняет присягу, военную службу, суды,
самооборону и оборону какой бы то ни было целокупности,
различия между соплеменниками и чужеземцами; запрещает и иерархию сословий.
Пример Христа: он не противится тем, кто причиняет
ему зло; он не защищается; больше того — «подставьте левую
щеку». (На вопрос «Ты ли Христос?» он отвечает: «Отныне
узрите [Сына Человеческого, сидящего одесную силы и гря
дущего на облаках небесных]»). Он запрещает ученикам
своим оборонять его; он специально подчеркивает, что мог
бы получить помощь, но не хочет.
Христианство — это также и ликвидация общества: оно
отдает предпочтение всему, что обществом отторгнуто, оно
взрастает из среды изгоев и преступников, отверженных
и прокаженных всех мастей, «грешников», «мытарей» и
проституток, из самого темного люда («рыбаки»); оно злобно чурается богатых, ученых, благородных, добродетельных, «корректных»...
Христианин становится гражданином, солдатом, субъектом и объектом судопроизводства, рабочим, торговцем,
ученым, теологом, священником, философом, помещиком,
художником, патриотом, политиком, «правителем»... он
возобновляет все те деяния, которые отвергал и порицал
(самооборона, признание судов, наказания, клятвы, различение между разными народами, высокомерие, гнев...). Вся
жизнь христианина в конечном счете превратилась именно в ту жизнь, от которой Христос в своих проповедях призы
вал отрешиться...
Церковь в той же мере воплощает собой триумф антихристианства, что и современное государство, современный национализм... Церковь — это варварское поругание
христианства.
Христианство как разъестествление стадной морали —
результат абсолютного непонимания и самоослепления.
Демократизация есть более естественное проявление этой мора
ли, гораздо менее лживое.
Факт: угнетенные, низшие, вся эта огромная масса рабов и полурабов хотят получить власть.
Первая ступень: они освобождаются,— они вызволяются, сперва мысленно, они распознают друг друга среди себе подобных, они начинают верховодить.
Вторая ступень: они вступают в борьбу, они хотят при
знания, равных прав, «справедливости».
Третья ступень: они хотят преимуществ (они перетягивают на свою сторону представителей власти).
Четвертая ступень: они хотят иметь власть только для
себя, и они ее заполучают...
|
|
